– Олечка, звонила Инесса. – Он замолчал на несколько секунд. – Нет, я лучше начну с другого, Олечка, произнес он мое имя вдохновенно.
«Чего он тянет кота за хвост, – раздраженно подумала я про себя, – я не такая уж маленькая, чтобы услышать, что меня увольняют с работы и ударится в плач. И без того понимаю, что с завтрашнего дня, мне здесь делать будет нечего, – но услышанное мною, меня шокировало».
– Не хотела бы ты работать у нас постоянно?
В ответ на его вопрос, я открыла в удивлении рот.
– Я знаю, что ты начала поиск новой работы, и надеюсь, ты еще не определилась с ней. Понимаю, что ты после того случая с Олегом, не горишь желанием остаться под его началом. Я прошу прощения за его поведение, хотя до сих пор не знаю, что Вы не смогли поделить, из-за чего возникло у вас с ним непонимание друг друга. От него я ничего не добился, может, ты расскажешь?
Я представила, как он себя будет чувствовать неудобно в моем обществе, когда я расскажу, в чем нас подозревает его сын. Поэтому тоже решила отмолчаться, и решительно покачала головой.
– Ну, вот, и ты туда же, – вздохнул он. – Но я прошу забыть тебя эту размолвку между вами, и начать работать у нас постоянно. Олег, хорошо отозвался о твоей проделанной работе, – подлил он меда в свою речь.
Я засмеялась.
– Лесть Вам не к лицу, – смеясь, сказала я, но в голове у меня шла серьезная борьба между «за» и «против» работе в фирме Шубиных.
Я мгновенно представила, как мы вновь встретимся с Олегом Петровичем, и, скорее всего, поубиваем друг друга. Нет, не пистолетами, а взглядами. Но какая это будет жизнь. Она будет полна энергии. А что меня ожидает, если я уйду на другое место работы? Скучное прозябание. Но тут мне опять вспомнился он. Его красивое лицо, крепкое высокое тело. В душе я с первого взгляда влюбилась в него. Как он мне нравится! Я чуть не простонала эти слова вслух. Вот этого я и боялась. В конце концов, я выдам себя однажды своим взглядом, свое преклонение перед ним, и в итоге получу в ответ его презрительный взгляд. Он, точно, жил не для того, чтобы однажды достаться мне. Романтичной невезучей провинциалке. Нет, оставаться нельзя.
– Не могу, Петр Григорьевич, – выдавила я из себя, потому что мое желание в душе было прямо противоположное сказанному.
– А может, стоит хорошенько подумать? Мы платим тебе здесь зарплату больше, чем где бы ты ни было.
– Но общение с вашим сыном обходиться мне дороже, – неожиданно вырвалось из меня. Я понимала, что это откровенная грубость, но, кроме извинения, простите, – не смогла больше ничего сказать.
Минуты две мы молчали, как два нахохлившихся попугая. Петр Григорьевич, сильно нервничал, судя по его резким движениям, он то перекладывал книгу с одного края стола на другой край, то, не знай зачем поднял телефонную трубку, и, услышав резкий гудок, тут же ее бросил, то принялся листать городской телефонный справочник. Я уже собралась подняться с кресла и уйти, когда он с жалобной гримасой сказал:
– Неужели тебе, не жаль меня, такого мягкотелого и снисходительного. И где мне теперь искать секретаршу, которая не будет ездить на мне?
Это было правдой. Петр Григорьевич знал свои слабости, знал, что это знаю и я, поэтому теперь открыто играл на моем одном неплохом качестве для него. Я не была врединой по отношению к нему. Этот факт очень хорошо сыграл на моей струне жалости, и я пошла на попятный шаг. Но без условий это была бы не я, и потому сделала первое заявление на постоянном месте работы.
– А Вы оградите меня от посещений вашего сына?
Петр Григорьевич посмотрел с недоумением на меня. Потом громко рассмеялся.
– Тебе не кажется, что ты уж слишком овечкой прикидываешься? Я знаю, что в последнюю вашу встречу с Олегом, ты настолько вывела его из себя, что он только и мог бормотать в явном бешенстве: « Во, нахалка!».
– Значит, он будет недоволен, увидев меня вновь здесь, – прикусив нижнюю губу, резюмировала я.
– Против твоей профессиональности он ничего не имеет против. Тебе бы только твой язычок иногда придерживать в общении с молодыми людьми, – с сарказмом проговорил шеф, намекая под молодыми людьми своего сына, – со мной ты никогда себе такого не позволяешь.
– Так Вы же и не молодой, – ударила я его тем же концом, невинно улыбаясь, – да и не придираетесь по пустякам.
– Значит, тебя все это устраивает?
– Да, как будто бы, – промямлила я, поняв, что мой мягкотелый шеф в своих мягких руках опытного сталевара поставил крест на моих предубеждениях против работы у них.
– Ну все, тогда иди, работай. С сегодняшнего дня ты у нас постоянный работник, секретарь-референт.
Я театрально тяжко вздохнула, показывая всем видом, что до чего я несчастна и замучена, и направилась к двери. Я уже дошла до нее, когда меня посетила гениальная, но в той же мере и бредовая идея.
– Петр Григорьевич, а нельзя мне на время приезда вашего сына брать отгулы?
– Сумасшедшая, – скривив губы и округлив глаза, выдавил он. – Такого чуши за все годы моей работы мне ни разу не доводилось слышать. С тобой не соскучишься. Иди, – тяжко вздохнул он, – работай. Окунись в рабочую атмосферу. Может, твои мозги вновь примут правильное направление, когда ты сядешь за компьютер.
«Благие намерения, но верится с трудом, – пробормотала я про себя, усиленно вдавливая кнопки на клавиатуре, что набрать ответное письмо в далекую страну – солнечную Италию, где говорилось, что визит к ним обсуждается. – Везет же Шубину, не только деньги делает, но и путешествует по странам, о которых я могу лишь мечтать, – уже без всякой театральности вздохнула я, и погрузилась в перевод текста письма».
Моя постоянная работа ничем не отличалась от временной, поэтому переход для меня был безболезненным. Меня лишь преследовали неотступно думы о моем молодом боссе. Я страшилась новой встречи с ним, как черт ладана. Усиленно наделяя его всеми мерзкими качествами новых русских, я старалась его очернить в своих глазах, в своем сердце. Но через несколько дней поняла, что это безуспешно. Молодой Шубин меня притягивал, как магнит, все сильнее и сильнее. Разумом я понимала, что никаких серьезных отношений между ним и мной никогда не будет, разве что, только с его стороны могли быть – несерьезные. Это в том случае, если я сама из-за своей глупой влюбленности в него, преподнесу себя ему на блюдечке. Ни один холостой мужчина в трезвом уме и памяти, никогда не откажется от женского внимания. Но, каково придется мне после окончания легкого романчика? Я буду себя так презирать и ненавидеть, что впору закончить свою жизнь самоубийством, что, конечно, я никогда не сделаю, а значит, придется нести на себе крест отвергнутой, и чувствовать себя униженной, и вывалянной в грязи. Я понимала, что он высокомерен, спесив, но как говорят, «любовь зла полюбишь и козла». Конечно, молодого Шубина с большой натяжкой можно было назвать козлом, но для меня это слово было в самый раз, чтобы мое сердце не тянулось к нему.
Утром следующего дня Петр Григорьевич объявил, что завтра приезжает его сын.
– Постарайся быть вежливой с ним, – попросил он меня.
– Конечно, – коротко и кротко ответила я, мысленно намечая план своего поведения с московским начальством.
Конечно, я буду при нем нема, как рыба, ласкова, как кошка. Но при случае, не откажусь укусить его, как акула, или оцарапать, выпустив коготки, как тигрица.
Как назло, утро следующего дня выдалось хмурым. Мерзкий мокрый снег валил так, что не было видно соседних домов. Но видимость меня мало волновала, сырой снег залепил бы мне лицо и смыл мне макияж, уже при выходе из дома. Это значило, что мне вновь пришлось бы поправлять макияж на работе.
«А может, вообще, не краситься, – мрачно глядя в окно своей спальни, размышляла я, сидя перед зеркальцем, держа тушь в руках. Я тяжко вздохнула, – может снег прекратит валить, когда я соберусь выйти из дома? – мечты наивные, сказала я сама себе, и еще раз вдохнув, стала накладывать тушь на ресницы».
Разглядывая подведенный глаз, я услышала автомобильный гудок за окном.
– Ольга, – заглянул ко мне в спальню отец, – Петр Григорьевич, видимо, решил сегодня обезопасить тебя от своего сыночка. – Увидев удивленное выражение на моем лице, он пояснил, – машина его стоит под окном, так что пошевеливайся.
– О, черт, – вскликнула с досадой в голосе, – мне нужно еще один глаз покрасить, пап, скажи, пожалуйста, пусть он меня подождет.
– Ладно, крикну ему в форточку, что через десять минут выйдешь, – быстро согласился со мной отец. Он был уже в курсе моих перипетий на работе и знал об ожидаемом приезде Шубина–младшего.
Вспоминая впоследствии свои действия, думаю, что торопливость притупила мое сознание, не то, я была бы намного внимательнее. От напутствия отца:
– Веди себя примерно, дочь, – я отмахнулась, подхватывая в одну руку зонт, в другую плащ.
Этот глаз, который пришлось красить второпях, снег, летящий в лицо так, что мне до машины пришлось бежать бегом и в слепую, укрывшись зонтом, и я видела только свои ноги и колеса, ожидающей машины, сделали меня суетливой и бестолковой.
Задняя дверца приоткрылась, я нырнула на заднее сиденье спиной, закрыла зонт и дверцу машины. Развернулась лицом к пассажиру, находящемуся рядом со мной, и поняла, как жестоко ошиблась, предполагая, что это должен быть Петр Григорьевич. Я наткнулась на насмешливый взгляд серых глаз. Мое «Здрасьте», утонуло где–то в желудке, а вслух я смогла только отчетливо чертыхнуться. Молниеносно промелькнуло в мыслях, что я его еще не раз вспомню за эти дни.
– Это что, новое приветствие у девушек? – услышала я голос с язвинкой. – Поехали, Андрей, – приказал он водителю, с интересом разглядывавшего нас в зеркале заднего вида.
Я чувствовала себя полной идиоткой, наверно и лицо мое выражало то же самое, так как я никак не могла себя взять в руки от неожиданной встречи с молодым боссом.
– Я вспомнил, как в последнюю встречу Вы мне выговаривали, что неплохо бы заезжать за вами в дождливую погоду, чтобы не пострадал макияж, нанесенный дома. Надеюсь, за пять шагов, пройденных Вами до машины, он не пострадал?
Я бы этому мистеру Всепомнящему, за его сарказм в голосе, с удовольствием ответила бы едким словечком, но присутствие водителя в машине, заставило меня сдержаться и сохранить остатки моего разума и воспитания. Переварив в себе недовольство моим попутчиком, я вежливо ответила:
– Нет. Благодарю Вас за вашу помощь. А также, желаю Вам доброго утра.
– Я вижу, Вы не такая язва, какой прикидываетесь, – шепотом произнес он, чуть наклонившись ко мне.
Его приглушенный насмешливый голос, запах приятного мужского одеколона, заставил еще энергичнее побежать по моим венам кровь. Она ударила мне в лицо, и чтобы скрыть свое волнение, я отвернулась к окну и не стала продолжать разговор. Не дождавшись от меня ответа, мой оппонент, откинулся на спинку сиденья. Я решила тоже расслабиться, посмотрела вперед, но дорогу заметало так, что кроме снега, я ничего не видела, и потому мои глаза поневоле косили в сторону соседа. На его губах играла сардоническая усмешка. Ну, чем не дьявол во плоти, и он видимо ожидал, что я вступлю с ним в перепалку.
«Я его немного разочаровала», – усмехнулась про себя едко, стараясь вызвать в себе антипатию к нему. Но, увы, его мужская аура была так сильна, что я внутренне млела, сидя рядом с ним и ненавидела себя за это. О! Как же он все-таки хорош в своем дорогом, но с виду очень простом костюме. Да, у богатых есть такие причуды платить огромную, по моему мнению, катастрофически огромную сумму денег, за одежду с виду неброскую. Но мой косящий взгляд выхватывал также, что ширина плеч и грудь не набивные, и не искусство портного. По-моему мнению, я рядом с ним в своем простом черном пальто с рынка, смотрелась, как серая мышка. Вот в эту минуту из-за его богатства у меня и проснулась к нему злость. Я стиснула зубы и стала дожидаться момента, когда он обратиться ко мне, чтобы ему хорошенько наподдать. Вот и отвечу, как он того заслуживает, но, увы, удача всегда на стороне тех, кто богат. Автомобиль подъехал к офису. Я молча, с ретивостью молодого козленка, выбралась из машины, ожидая услышать за собой тяжелые мужские шаги. Мое ожидание не оправдалось даже, когда я входила в офис. Сглотнув свое разочарование, при этом, понимая, что я для него лишь развлечение в его командировке, направилась к своему рабочему месту.
На стук моих каблучков из кабинета вышел Петр Георгиевич.
– Здравствуй, Оленька.
– Здравствуйте, Петр Георгиевич.
– Тебя подвезли?
– Да, спасибо, что побеспокоились.
– Отнюдь.
Я удивленно посмотрела на него. Он, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Это, Олег. Надо же, как запало ему в память твое замечание о женской красоте и превратностях погоды, – посмеиваясь, договорил он.
Я улыбнулась вежливо в ответ, но мне не было до смеха. Значит, я все же была права в своих подозрениях, развлекается большой богатый мальчик.
– Будут новые распоряжения в связи с приездом Олега Петровича? – поинтересовалась я официальным тоном, стерев улыбку с лица.
– Нет, работаем в штатном режиме. Олег, пробудет три дня. Завтра у нас совещание с поставщиками металлолома, а послезавтра он вылетает в Италию.
– Да, Вы что? – воскликнула я. Размах бизнеса молодого Шубина вызывал у меня и раньше восхищение. Но поездка в Италию, в страну моей мечты, это совсем другое дело. Куча вопросов возникло у меня в голове, но задать я их не успела, а Петр Григорьевич похвастаться своим сыночком, так как в приемную ворвался объект нашего разговора, и я решила быстро ретироваться с его глаз в туалетную комнату, чтобы не схлопотать замечания.
День выдался относительно спокойным, если только не считать иронично бросаемых на меня взглядов молодым боссом, которые меня раздражали и нервировали. Нет, по работе не было никаких проблем, лишь личное между нами не давало друг другу покоя. Что он преследовал, пристально глядя мне в глаза с насмешкой на красивых губах, я никак не могла понять? Может, решил пофлиртовать, чтобы скоротать командировочное время? Такая мысль меня привела в бешенство и я, стиснув зубы, сказала сама себе, что ни за что не покажу ему свою симпатию к нему.
В конце рабочего дня Петр Григорьевич сказал, что подвезет меня до дома. Но я была уже стреляным воробьем по части попадания в неприятные ситуации из-за того, что водителем оказывался не тот, которого ожидала. Потому я вежливо отказалась, выдумав, что мне надо пройтись по магазинам.
– Ну, что ж, тогда мы еще встретимся с тобой на ужине у нас дома, – сладко улыбаясь, протянул он.
– Я не могу, – тут же выпалила ответ, зная, что мне нужно быть подальше от молодого Шубина.
– А отец твой согласился. Ты же не можешь отпустить его одного вечером из дома?
– Я доведу его до Вас, а потом встречу.
– Да? Но ты же будешь занята.
Я почувствовала, как загорелась кожа на моем лице. Уличение во лжи любому человеку было бы не приятным. И врать я, конечно, не любила, но иногда приходилось этим заниматься во имя сохранения своего разума.
– Так, дорогая, – взял меня под локоть Петр Григорьевич, – я понимаю, что причиной твоего отказа является мой сын. Но ведь все недоразумения, кажется, улажены? Так в чем же дело? Он не кусается, и обижать тебя вновь я ему, этому балбесу, больше не позволю.
– Так Вы едете? – раздался за нашей спиной звук открывающейся двери, и нетерпеливый вопрос.
Мы дружно и нервно обернулись с Петром Григорьевичем. По лицу Олега Петровича я поняла, что он не слышал данную в его адрес характеристику.
– Нет, Ольга не едет, говорит, что ей нужно пробежаться по магазинам, – с сожалением в голосе, произнес его отец.
– В такую погоду? – с едким сарказмом спросил сын. – А как же макияж?
Я с гордым, презрительным видом промолчала. Взрослой девушке не подобает опускаться до разговора с такими язвящими молодыми мужчинами. Молчание в этой ситуации было показом большого воспитания и выдержки, но мне так хотелось показать ему язык и добавить: « Съел?»