— В какой университет ты пойдёшь учиться? — спрашивает Коул.
— В Стэнфорд.
— Ничего себе, — тянет удивлённо Коул. — Это круто. Как ты умудрился туда попасть? — он силится вспомнить оценки Шона, но ничего не выходит.
Шон, наверное, понимает его мысли, потому что уголки его губ почти незаметно подрагивают в усмешке:
— Даже если бы я набрал высшие баллы по всем предметам, мне бы вряд ли дали стипендию.
— Тогда как?
— Отец помог. Сказал, что я должен получить престижное образование. Я собирался пойти в Доун, который в нашем штате.
Коул смотрит на него снизу вверх и всё-таки спрашивает:
— Он правда у тебя политик?
— Да.
— И что, решил забрать тебя к себе, потому что его семья погибла?
— Что-то вроде того.
— И тебе не обидно, что о тебе вспомнили только сейчас? Почему вообще?
Шон барабанит пальцами по собственному колену и жмёт плечами:
— Не знаю. Но мне жаль, что обо мне вообще вспомнили. Я жил отлично и без него. И без тех обязательств, которые он сейчас пытается на меня возложить, потому что другого сына у него нет.
— Но ты ведь можешь отказать, верно?
— Могу, — кивает Шон. — Но бабушка говорит, что это хороший шанс, им надо воспользоваться.
Коул закусывает губу и вздыхает. Наверное, эта женщина права. Хорошее образование и потом наверняка престижная работа, он бы не отказался от этого. Но другое дело, что и соглашаться на всё это, когда можешь желать совсем другого, сложно.
— Твоей девушке не пора остановиться? Она так шею себе сломает, — Шон кивает в сторону Джойс, которая снова кувыркается на траве под музыку, вспоминая старые упражнения.
— Её не взяли в группу поддержки в университете, сказали, что параметрами не подходит, поэтому пусть развлекается, — хмыкает Коул. — И мы не встречаемся больше.
Если подумать, у них у каждого есть ряд разочарований. Джойс, королева выпускного бала, одна из самых популярных девушек в школе, не смогла выбиться в ту же касту в университете, Шон меняет жизнь из-за объявившегося родителя и не в восторге от этого, а Коул… Наверное, у него вся жизнь сплошное и унылое разочарование, потому что в ней ничего не происходит — ни в этой дыре, ни за её пределами. Совершенно обычная жизнь ничем не выдающегося человека.
Лето становится ещё более жарким к концу июля, и даже ночью Коул задыхается от раскалённого воздуха. Шон незаметно становится практически неизменным их с Джойс спутником в прогулках. Они даже однажды устраивают битву водными шариками на заднем дворе дома Коула.
Его родители на работе, и они топчут весь газон, едва ли не опрокидывая лежак, на котором загорает мать Коула по выходным, и Шону удаётся увернуться от всех водяных бомб. На удивление, он ловкий и быстрый, и Коул чувствует азарт, преследуя его, потому что сам он уже окончательно промок, как и Джойс, а Шон всё ещё совсем сухой.
Ему удаётся его настичь практически у крыльца дома, опрокинуть на землю, ухватившись за пояс, и засунуть шарик за шиворот. Коул сжимает его, и он лопается, растекаясь мокрым пятном под футболкой Шона. Тот разворачивается с размаху, так что они внезапно оказываются лицом к лицу, и это так неожиданно и очень близко, что Коула обжигает горячим дыханием и запахом шампуня Шона до того, что дыхание перехватывает.
Они смотрят друг на друга немного в замешательстве, пока Джойс не подпрыгивает и не обливает их из шланга с громким смехом, кидая его в сторону, когда оба подскакивают на ноги и бегут за ней, чтобы отомстить.
Потом они сидят на крыльце, мокрые, растрёпанные и уставшие, пьют домашний лимонад, и Коул всё ещё чувствует себя немного неловко, оказываясь совсем рядом с Шоном и ощущая его бедро своим.
В августе они едут на пикник с ночёвкой к озеру и жгут костёр на берегу. Им удаётся достать бутылку виски, и Джойс настаивает на страшных историях, постоянно дёргая Коула за руку и требуя те, что он рассказывал в летнем лагере, ещё учась в школе.
— Тебе сколько лет? — Коул и не помнит их вовсе, проще зайти в интернет и посмотреть, но Джойс это совсем не устраивает.
— Я помню, тогда ты рассказывал очень страшно. Ну, Коул, — Джойс канючит и не успокаивается, и Коул со вздохом начинает выдумывать прямо на месте.
Костёр обдаёт их жаром, но отпугивает насекомых, а ещё так сладко пахнет ностальгией по школьному прошлому, что и вовсе не хочется, чтобы эти каникулы заканчивались.
— …А потом он схватил её за ногу и потащил в лес! — Коул нагнетает обстановку, а Джойс вдруг визжит и вскакивает, испуганно озираясь.
Шон давится смехом, Коул, понимая, что случилось, тоже, и через минуту они уже в унисон закатываются под ругань Джойс, которая пытается исхитриться и ударить Шона, который взял её за лодыжку и дёрнул во время кульминации страшилки Коула.
— Придурки, — Джойс надувается, делает глоток виски и кидает несколько палок в огонь. — Вам же не четырнадцать, чтобы так прикалываться.
— И тебе не четырнадцать, чтобы просить рассказать страшные истории, — замечает Коул.
— В фильмах, когда кто-то вот так собирается в лесу, к ним обычно приходит маньяк, — Шон тихо усмехается, Джойс насупливается ещё больше, а Коул уже откровенно хохочет и забирает у неё бутылку.
— Не хочу, чтобы это лето заканчивалось, — говорит Шон, когда Джойс уходит спать в машину, отдавая им двоим тесную палатку.
Коул медленно кивает:
— Да, это было хорошее лето.
Они немного молчат, глядя на уже затухающий костёр.
— Почему вы с Джойс расстались? — спрашивает Шон, когда становится почти совсем темно.
— Мы учимся в разных университетах и редко видимся. Это сложно назвать отношениями.
— Вы всегда больше походили на друзей, даже в школе. И сейчас.
— Потому что в первую очередь мы друзья… Что? — Коул вздрагивает, чувствуя тёплую ладонь на своей. Он опускает взгляд и после удивлённо смотрит уже в лицо Шона. — Что? — повторяет он.
— А если серьёзно, почему вы расстались с Джойс? — снова спрашивает тот, и Коул хмурится. Он молчит всего несколько секунд, а когда собирается снова непонимающе переспросить, то ощущает на своих губах чужое дыхание и цепенеет от неожиданности.
Поцелуй не похож на поцелуй вовсе, невинное прикосновение, которое заставляет замереть и вовсе перестать дышать.
— Что… Какого… Ты с ума сошёл?
Даже на полноценное восклицание не хватает голоса. Коул таращится, как ненормальный, но наконец обретает способность дышать.
— Ты… Ты… Что ли…
Он не видит лица Шона, и всё это сильно сбивает с толку. И в то же время сердце бьётся слишком быстро. Вовсе не из-за поцелуя, а из-за того, что Шон догадался. Как могут догадаться и остальные.
— Как ты узнал? — у него получается сформировать хоть что-то членораздельное, но не успокоиться.
— Ты не смотришь на девушек, как на девушек. Даже в школе не смотрел. Но отчаянно пытаешься это скрывать. Я сначала подумал, что ты наконец рассказал всё Джойс, но теперь понимаю, что ты даже себе ещё до конца не всё рассказал, — Шон говорит так безэмоционально, будто бы они обсуждают погоду.
— А ты? — тихо спрашивает Коул.
— А я теперь сын политика, который часто появляется на публике. И мне следует поддерживать его статус.
— А если бы было не так, то рассказал бы кому-нибудь?
— Бабушка знает. А больше и некому. В этой глуши такие вещи лучше никому не знать, поэтому я отчасти тебя понимаю, — Шон снова накрывает своей ладонью чужую и слегка сжимает. — Но лучше бы тебе рассказать родителям и Джойс.
— Они не поймут, — Коул качает головой. — Не хочу их разочаровывать.
— Лучше обманывать?
Коул молчит и кусает губы. Он и сам-то до конца не смирился, как о таком можно кому-то рассказать?
Они ложатся спать в палатке, но она такая тесная, что им приходится находиться практически вплотную друг к другу. Сейчас это смущает и одновременно волнует.
— А ты пробовал… ну… с парнем? — шёпотом спрашивает Коул.
— Да, — Шон лежит к нему спиной, и потому его голос звучит глухо.
— И как?
— Не знаю, нормально. Я не спал с девушками, чтобы сравнивать.
— А с кем?
— Он не отсюда. Иначе об этом уже бы все вокруг знали.
Коул смотрит в чужой затылок и думает, что сам бы не решился на что-то подобное. Ни в школе, ни сейчас. Он хотел бы найти надёжного человека, который не растреплет об этом, но таких рядом не оказывалось ни в школе, ни в университете.
С утра ему становится ещё более неловко, чем ночью, и всю следующую неделю он избегает Шона всеми способами. Да так, что даже Джойс начинает что-то подозревать. Но вопросов, к счастью, не задаёт.
Лето постепенно катится к финалу, и на горизонте маячит сентябрь. Коул отчаянно хочет побыстрее уехать, чтобы сбежать от неловкости, и в то же время очень хочет ещё поговорить об этом с Шоном, потому что он больше ни с кем не мог это обсудить.
Шанс предоставляется, когда они вновь встречаются на берегу озера ранним утром. Коул даже удочку не берёт, хотя сначала хотел, чтобы был повод оправдать своё появление. Но сам себя называет трусом и приходит с пустыми руками. Шон сидит на том же месте, где они встретились тут впервые, и с точно таким же взглядом рассматривает водную гладь.
— Я думал, ты придёшь раньше, — говорит он, когда Коул садится рядом.
— Шесть утра. Куда уж раньше?
— Раньше на несколько дней, — Шон чуть заметно улыбается и поворачивает лицо к нему.
Коул смотрит на него несколько секунд, а потом сам немного подвигается вперёд и касается чужих губ своими.
— Хочу попробовать. Вдруг мне просто кажется, — бормочет он, но с первых же секунд понимает, что не кажется. И что его отчаянные попытки не признавать очевидного, сплошная глупость.
Шон отвечает на поцелуй, даже перехватывает инициативу, придерживая Коула за затылок. И целуется он так хорошо, что воздух в лёгких кончается слишком быстро. А может, и не из-за этого. Коул понятия не имеет, но когда отстраняется, то едва слышно шепчет:
— Это очень отличается от поцелуев с девушками.
— Потому что они тебя не привлекают, вот и всё, — в уголках губ Шона снова зарождается что-то похожее на улыбку.
— А что насчёт секса? — Коул смелеет, но его лицо такое красное, будто оно вот-вот взорвётся.
— Ты хочешь переспать со мной?
— Почему бы и нет. Я бы хотел попробовать с кем-то, кто…
— Ты хочешь переспать со мной не из-за этого, а потому что я единственный, кто знает, — Шон качает головой. — Не стоит. Лучше попробовать с тем, кто тебе будет нравиться.
— А тебе тот парень нравился? — Коул немного хмурится. Он и не думал, что его отошьют именно так.
— Да, — кивает Шон.
— И почему у вас не срослось?
— Примерно по той же причине, что и у вас с Джойс. Ему всё-таки нравились девушки, а опыт со мной был просто экспериментом.
— Грустная история, — Коул переводит взгляд на воду и шумно вздыхает. — А если я скажу, что ты мне нравишься? Ну, наверное.
Шон усмехается и качает головой:
— Ты мне тоже. И не наверное, но у нас всё равно ничего не выйдет. Лето закончится через две недели.
— Потом будет следующее лето, — замечает Коул, едва ли не впервые в жизни проявляя настоящую инициативу. Ему хочется попробовать, очень хочется. И вовсе не только из-за того, что Шон — единственный, кто знает. И внутри всё отчаянно трясётся от отказа.
— Потом я буду примерным сыном. На той стороне не одобряют подобного, что бы ты ни слышал по телевизору.
— Ты не можешь точно знать, ты ещё там не был, — Коул пододвигается совсем близко, ставит подбородок на чужое плечо и шепчет: — В конце концов, впереди ещё две недели. Иногда этого бывает достаточно.
— Достаточно для чего?
— Чтобы хотя бы на время почувствовать себя полноценным и счастливым.
— А ты не преувеличиваешь? — Шон насмешливо приподнимает брови.
— Нет, — Коул отвечает с улыбкой, потому что, конечно, преувеличивает. Но ведь две недели — это большой срок. Огромный для того, чтобы после многолетней неопределённости ощутить настоящий интерес. Даже если всё закончится с наступлением сентября.
Он садится, скрещивая ноги перед собой, кладёт руки на колени, склоняя голову к плечу, и спрашивает:
— Я подумал, что мне снова надо разучиться дышать. Поцелуешь меня ещё раз?