Что же касается общей обстановки кабинета – широкие окна были задернуты шелковыми занавесками, пол устилали дорогие бухарские ковры, на стенах висело множество оригиналов Обри Бердслея – некоторые весьма эротического содержания – в не менее дорогих рамах из палисандрового дерева. В кабинете чувствовалась смешанная странным образом атмосфера – мягкое спокойное тепло Старого Мира, и, вместе с тем, чужой холод внеземных сфер.
Надеюсь, я сумел в достаточной степени передать некоторые черты натуры Титуса Кроу и его кабинета в расположившемся на вересковой пустоши Леонардс-Хит бунгало, известном как Блоун-хаус… Что же касается того, почему я там оказался…
– Полагаю, тебе интересно знать, – помолчав, начал Кроу, – почему я пригласил тебя приехать, притом в такой час и столь холодной ночью, когда, несомненно, у тебя хватает и других дел? Что ж, не стану держать тебя в неведении. Но сначала мне очень хотелось бы знать твое мнение кое о чем.
Встав, он подошел к столу и вернулся с толстой папкой газетных вырезок, открыв ее на заранее отмеченной странице. Большинство вырезок пожелтели и выцвели, но той, которую показал мне Кроу, было всего несколько недель. На ней виднелась фотография, сопровождавшаяся следующим текстом:
Мистер Штурм Магрусер, глава «Магрусер Системс», всемирно известной британской оружейной компании, в одном шаге от получения заказа на два миллиона фунтов от Министерства обороны, связанного с секретной на данный момент системой национальной обороны. Мистер Магрусер, который сам разработал новую систему, не стал давать комментариев в ответ на вопрос нашего репортера, покидая загородный дом одного из официальных лиц Министерства обороны, но, по слухам, его компания близка к созданию оборонной системы, после которой атомную бомбу можно будет считать полностью устаревшей. Утверждается, что испытания запланированы на ближайшее будущее, после чего ожидается, что Министерство обороны примет окончательное решение…
* * *
– Ну? – спросил Кроу, когда я еще раз перечитал заметку.
Я пожал плечами.
– К чему ты клонишь?
– Не впечатляет?
– Конечно, я слышал о нем и о его компании, – ответил я, – хотя, кажется, впервые увидел его фотографию, но за исключением этого…
– Ага! – прервал меня Кроу. – Отлично! Ты впервые увидел его фотографию, и при этом он весьма известная фигура, о его фирме постоянно говорят в новостях, и так далее. Я тоже впервые ее увидел.
– Вот как? – озадаченно сказал я.
– Да, это очень важно, Анри. Могу даже рискнуть предположить, что фотографии мистера Магрусера появляются крайне редко.
– И что? Возможно, он стесняется камеры.
– Так оно и есть, и на то имеются весьма серьезные причины. К этому мы тоже перейдем, а пока давай поужинаем!
Именно эта черта характера Кроу всегда меня раздражала – его склонность перескакивать с одной темы на другую, как бы между делом, ничего не объясняя и вынуждая постоянно блуждать в потемках. Конечно, он поступал так лишь тогда, когда знал, что его слушателям никуда не деться. Но в данном случае вряд ли он собирался меня помучить, просто дал возможность подумать немного самому – чем я и занялся, пока он нес с кухни холодного жареного цыпленка.
II
Штурм Магрусер… В самом деле, необычное имя. Естественно, иностранное. Может, венгр? Маг… мадьяр? Впрочем, я в этом сомневался; несмотря на явно восточные черты, кожа его отличалась бледностью. А его имя, Штурм? Если бы я чуть лучше владел языками, возможно, я до чего-нибудь и додумался бы. И еще его странная скрытность, плюс замечание Кроу, что его фотографии появляются крайне редко?
Когда мы поели, Кроу спросил:
– Что скажешь насчет V после его фамилии?
– Гм? Ну, сейчас это довольно распространенная мода, – ответил я, – особенно в Америке. Это означает, что он пятый в своем роду, пятый Штурм Магрусер.
Кроу кивнул и нахмурился.
– Ты так думаешь? В данном случае вряд ли, поскольку он поменял имя после смерти родителей. – В голосе его вдруг почувствовалось напряжение, но прежде чем я успел спросить его, в чем дело, он снова расслабился. – А что скажешь насчет его национальности или, вернее, происхождения?
– Румын? – спросил я наугад.
Он покачал головой.
– Перс.
– Сильно же я ошибся, да? – улыбнулся я.
– Как тебе его лицо? – настаивал Кроу.
Взяв папку с вырезками, я снова взглянул на фотографию.
– В самом деле, странное лицо. Какое-то бледное…
– Он альбинос.
– А! – сказал я. – Ну да. И еще ему, похоже, очень не нравится, что его фотографируют.
Он снова кивнул.
– Верно предполагаешь… Ладно, Анри, хватит пока об этом. Сейчас расскажу тебе, какие я сделал выводы из этой заметки, когда впервые ее увидел. Как ты знаешь, я собираю всевозможные вырезки из тех или иных источников, кусочки фактов и фрагменты информации, которые меня интересуют или кажутся мне необычными. Мне рассказывали, что многие оккультисты заядлые коллекционеры. Тебе самому нравятся древности, старые книги и безделушки, во многом как и мне, но ты не отдаешь им всего себя, как я. И тем не менее, если ты изучишь все мои собрания вырезок, ты, скорее всего, обнаружишь, что эта, пожалуй, самая обыденная из всех них. По крайней мере, внешне. Мне же она показалась весьма пугающей и тревожной.
Он сделал паузу, чтобы налить еще бренди, и я наклонился ближе к нему, желая в точности узнать, что он имеет в виду.
– Да, – наконец продолжил он, – ты считаешь меня странным типом, но я вовсе не эксцентричен, в обычном смысле этого слова. И даже если это так, – поспешно добавил он, – это мой выбор. Так или иначе, я считаю, что с моим душевным здоровьем все в порядке.
– Ты самый здравомыслящий человек из всех, кого я встречал, – сказал я.
– Я бы не стал утверждать столь уверенно, – ответил он, – и, возможно, вскоре у тебя появится повод изменить свое мнение, но на данный момент я в здравом уме. И как в таком случае я могу объяснить то омерзение, то болезненное отвращение, тот ужас, которые охватили меня после того, как я открыл утреннюю газету и наткнулся на ту фотографию Магрусера? Я не мог этого объяснить… – Он снова замолчал.
– Предчувствие? – спросил я. – Предупреждение?
– Конечно! – ответил он. – Но о чем, и откуда? И чем больше я смотрел на эту проклятую фотографию, тем больше убеждался, что столкнулся с чем-то чудовищным! Увидев его рассерженное, застигнутое врасплох камерой лицо, я узнал его – хотя никак не мог его знать.
– Ага! – сказал я. – Ты имеешь в виду, что знал его раньше, под его прежним именем?
Кроу улыбнулся, и его улыбка показалась мне слегка усталой.
– Мир прежде знал его под несколькими именами, – ответил он, и улыбка исчезла с его лица. – Кстати, если уж зашла об этом речь – что ты скажешь о его имени?
– Штурм? Я уже об этом думал. Похоже на немецкое?
– Отлично! Да, немецкое. Его мать была немкой, а отец персом, оба натурализовались в Америке в начале века. Они покинули Америку и приехали сюда во время маккартистской «охоты на ведьм». Штурм Магрусер, кстати, родился первого апреля 1921 года. Это важная дата, Анри, и не просто потому, что это День дурака.
– Он довольно молод, – заметил я, – для того положения, которого успел достичь.
– Верно, – кивнул Кроу. – Через месяц ему исполнилось бы сорок три.
– Исполнилось бы? – меня удивил тон голоса Кроу. – Значит, он умер?
– К счастью, да, – ответил он. – Магрусер, и вместе с ним его проект! Он умер позавчера, четвертого марта тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года – тоже важная дата. Об этом говорили во вчерашних новостях, но я не удивлен, что ты их пропустил. Ему уделили не слишком много места, и после него, насколько я знаю, не осталось никого, кто стал бы его оплакивать. Что же касается его «секретного оружия», – Кроу невольно вздрогнул, – его секрет умер вместе с ним. За что мы тоже должны быть благодарны.
– Значит, кладбище, которое ты упоминал в письме – то самое, где его должны похоронить? – предположил я.
– Кремировать, – поправил он. – Где его пепел развеют по ветру.
– По ветру! – Я щелкнул пальцами. – Теперь понял! «Штурм» значит «буря» – это немецкое слово, означающее бурю!
– И опять верно, – кивнул Кроу. – Но давай не будем торопиться?
– Торопиться! – фыркнул я. – Друг мой, я вообще ничего не понимаю!
– Не совсем так, – возразил он. – Перед тобой головоломка, для которой нет исходной картинки. Сложить ее нелегко, но как только ты закончишь складывать рамку, постепенно лягут как надо и остальные фрагменты. Итак, я говорил о том, как три недели назад увидел фотографию Магрусера. Помню, я тогда только что встал, и еще в халате принес утреннюю газету, чтобы почитать. Занавески были открыты, и за ними был виден сад. Было довольно прохладно, но вполне терпимо для этого времени года. Утро было сухим, и вереск словно манил меня, так что я решил прогуляться после того, как прочитаю новости и позавтракаю. Потом я открыл газету – и увидел перед собой лицо Штурма Магрусера!
Анри, я выронил газету, словно она была из раскаленного железа! Увиденное настолько потрясло меня, что мне пришлось сесть, чтобы не упасть. Меня довольно трудно вывести из равновесия, и можешь себе представить, какое потрясение требуется моему организму, чтобы настолько на него повлиять. А потом, когда я сел и нагнулся, чтобы поднять газету, случилось еще одно.
В саду неожиданно поднялся сильный ветер. Задрожала живая изгородь, над дорожкой взметнулась прошлогодняя листва. Вспорхнули птицы, словно почувствовав присутствие кого-то или чего-то невидимого. И внезапно возникли маленькие смерчи, пыльные вихри, поднимавшие в воздух листья, гравий и прочий мусор. Пыльные вихри, Анри, в марте, в Англии – полдюжины смерчей, пронесшихся вокруг Блоун-хауса в течение получаса! В любых иных обстоятельствах это был бы удивительный, чудесный феномен.
– Но не для тебя?
– Нет, – покачал он головой. – Тогда – нет. Я скажу тебе, что они значили для меня, Анри. Они говорили мне, что точно так же, как я узнал… нечто, узнали и меня самого! Понимаешь?
– Честно говоря, нет, – на этот раз была моя очередь покачать головой.
– Неважно, – помолчав, сказал он. – Достаточно того, что я воспринял эти странные вихри как знак того, что я действительно почувствовал нечто невыразимо опасное и непристойное в этом Штурме Магрусере. Мое открытие настолько меня напугало, что я сразу же занялся выяснением всего, что мог о нем узнать, чтобы понять, в чем заключается угроза и как лучше всего ее избежать.
– Могу я тебя на секунду прервать? – попросил я.
– Гм? Да, конечно.
– Насчет тех дат, про которые ты говорил, что они важны. Даты рождения и смерти Магрусера. В каком смысле они важны?
– А! До этого мы еще дойдем, Анри, – улыбнулся он. – Может, ты этого и не знал, но я также в каком-то смысле нумеролог.
На этот раз улыбнулся я.
– Ты имеешь в виду – вроде тех, что измеряют Великую пирамиду и находят в ее размерах разгадку тайн вселенной?
– Не будь столь несерьезен, де Мариньи! – отпарировал он и сразу перестал улыбаться. – Я не имел в виду ничего подобного. И в любом случае, не спеши высмеивать пирамидологов. Кто ты такой, чтобы утверждать, что может быть, а чего не может? Пока ты сам чего-то не постиг, относись к этому с уважением.
– О! – только и смог сказать я.
– Что касается дат рождения и смерти – попробуй эти: тысяча восемьсот восемьдесят девять, тысяча девятьсот сорок пять.
Нахмурившись, я пожал плечами.
– Для меня они ничего не значат. Они тоже важны?
– Это даты жизни Адольфа Гитлера, – сказал он, – и если ты сложишь отдельные цифры, ты обнаружишь, что они образуют пять девяток. Девять – важное число в оккультизме, означающее смерть. Число Гитлера девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять показывает, что он был настоящим Ангелом Смерти, и никто не мог бы в том усомниться! Кстати, если умножить пять на девять, получится сорок пять, последние две цифры числа тысяча девятьсот сорок пять – года его смерти. Это всего лишь один пример из древней науки. Так что, прошу тебя, Анри, не смейся больше над нумерологией…
Несмотря на замешательство, до меня все же начала доходить суть рассуждений Кроу.
– Ага! – снова сказал я. – У Штурма Магрусера, как и у Гитлера, даты жизни тоже складываются в сорок пять? Я прав? Посмотрим… первое число четвертого месяца тысяча девятьсот двадцать первого года… это будет восемнадцать… и четвертое число третьего месяца тысяча девятьсот шестьдесят четвертого… получается сорок пять!
Кроу кивнул и вновь улыбнулся.
– Да, ума тебе не занимать, Анри, – но ты упустил самое важное. Но сейчас это не имеет значения, продолжу свой рассказ…
Я уже говорил, что решил выяснить все возможное об этом человеке со странным именем, который сторонился камеры, владел крупным международным концерном и был способен напугать меня так, как никто прежде. Не спрашивай меня почему, но я знал, что действовать нужно быстро. Оставалось слишком мало времени до того… до того, как что-то произойдет.
Сначала, однако, я связался с моим другом в Британском музее, куратором Отдела особых изданий, и попросил его найти кое-что для меня в «Некрономиконе». Когда-нибудь я тебя с ним познакомлю, Анри. Он прекрасный человек. Похоже, немного не от мира сего – иначе и быть не может, если работаешь в таком месте, – но он столь свободен от злобы и греха, столь наивен и невинен, что я уверен – даже самое великое зло попросту не пристанет к нему. Что, впрочем, и к лучшему. Я никогда бы не попросил чересчур любопытного или подозрительного человека проникнуть в зловещие тайны книги Альхазреда.
Наконец я смог полностью сосредоточиться на Магрусере. Был полдень, и мой разум лихорадочно работал уже несколько часов, так что я начал чувствовать усталость, не столько физическую, сколько душевную. У меня также возникло странное ощущение, будто за мной наблюдают и наблюдатель таится где-то в моем саду!
Стараясь об этом не думать, я начал осторожно расспрашивать по телефону насчет Магрусера, но едва я произнес его имя, меня вновь охватило то же чувство, на этот раз более сильное, словно на весь дом опустилось невыразимое зло. А подняв взгляд от телефона, я снова увидел тень покачивающегося пыльного вихря, игравшего с листьями и ветками посреди дорожки.
III
– Страх мой сменился злостью. Что ж, если это война… то придется мне применить собственное оружие. Или если не оружие, то уж точно средства защиты.
Не буду вдаваться в детали, Анри, но ты знаешь, что я имею в виду. Я давно обладаю необходимыми знаниями, чтобы создавать своеобразные барьеры от сил зла; ни одному оккультисту или изучающему подобные вещи, который хоть чего-то стоит, без них не обойтись. Но недавно мне повезло, и я стал обладателем некоего… следует ли мне назвать его «заклинанием»? – по слухам, куда более действенного, чем все прочие.
О том, как мне в руки попало это «заклинание».
В декабре в Лондон прибыл Тельред Густау из Исландии, где он изучал извержение вулкана Сэртси. Во время извержения Густау выловил из моря некий очень древний предмет – по сути, настоящую капсулу времени из незапамятных эпох. Когда он связался со мной в середине декабря, он все еще не мог скрыть возбуждения. Он сказал, что ему требуется мой опыт, чтобы помочь разгадать тайну «старше самих динозавров» – его слова.
Я работал вместе с ним до середины января, когда он внезапно получил предложение из Америки совершить тур с лекциями. От этого предложения он не мог отказаться – оно давало ему средства для исследований на несколько ближайших лет. Он уехал. К тому времени я настолько был захвачен работой, что едва не поехал вместе с ним. К счастью, этого не случилось.
Кроу сделал паузу, чтобы наполнить бокалы.
– Конечно, – сказал я, воспользовавшись возможностью. – Я знал, что ты чем-то очень занят. С тобой было очень тяжело связаться, а ты, значит, все это время был у Густау в Вулидже. Но над чем именно ты работал?