Одна из этих глав была посвящена сиренам. Дюгони и ламантины, особенно последние, уже долгое время восхищали меня своей несомненной связью с русалками и сиренами из старых легенд, по которым их биологический род и получил свое название. Однако не только одно лишь это стало для меня поводом отправиться в «Экспедицию за ламантинами», как я назвал это путешествие. Хотя в то время я даже не догадывался о том, насколько важным для меня оно окажется. Так получилось, что мои исследования впервые по-настоящему указали мне на мое будущее, дав пугающий намек на мою судьбу, хотя, конечно, я тогда этого не понимал.
Он немного помолчал.
– Судьбу? – наконец осмелился я нарушить тишину. – Литературную или научную?
– Мою окончательную судьбу!
– О!
Я сидел и ждал, не зная, что сказать – странная ситуация для журналиста! Несколько секунд спустя Хаггопян заговорил снова, и я чувствовал, что он пристально смотрит на меня через непрозрачные линзы своих очков.
– Возможно, вы знакомы с теорией континентального смещения – первоначально разработанной Вегенером и Линцем, а затем дополненной Вайном, Мэтьюзом и другими, – суть которой состоит в том, что континенты постепенно «расплываются» в стороны и что когда-то они были намного ближе друг к другу? Уверяю вас, подобные теории вполне логичны; древняя Пангея действительно существовала, и те, кто ступал по ней, не имели ничего общего с людьми. Да, на этом первом огромном континенте имелась жизнь, еще до того, как обезьяна спустилась с деревьев, чтобы стать человеком!
Но, так или иначе, я отправился в свою «Экспедицию за ламантинами» отчасти для того, чтобы продолжить работу Вегенера и других, сравнив ламантинов Либерии, Сенегала и Гвинейского залива с ламантинами Карибского моря и Мексиканского залива. Видите ли, мистер Белтон, из всех побережий Земли эти два – единственные, где ламантины встречаются в своем естественном состоянии. Наверняка вы согласитесь, что это прекрасное зоологическое доказательство смещения континентов?
В итоге, движимый научными интересами, я оказался в Джексонвиле на Восточном побережье Северной Америки – самой северной точке, где можно обнаружить ламантинов в любом количестве. В Джексонвиле я случайно услышал о неких странных, найденных в море камнях, камнях со следами невероятно древних иероглифов, вероятно, выброшенных на берег обратным течением Гольфстрима. Не забывайте, что моей любимой темой давно были Му, Атлантида и прочие мифические затонувшие земли и города. Мой интерес к этим камням и их возможному происхождению был столь велик, что я быстро завершил свою «Экспедицию за ламантинами» и отправился в Бостон, штат Массачусетс, где, как я слышал, один собиратель подобных диковинок содержал частный музей. Как оказалось, океан тоже был его любовью, и в его коллекции имелось множество добытых в море экземпляров, в особенности из Северной Атлантики, лежавшей почти у самого его порога. Меня поразила его эрудиция в отношении всего, что было связано с Восточным побережьем. И он рассказал мне множество фантастических историй о берегах Новой Англии – том самом побережье Новой Англии, откуда, как он меня заверял, происходили те самые древние камни, несшие на себе доказательство существования древнего разума – разума, следы которого я видел в столь отдаленных местах, как Берег Слоновой Кости и острова Полинезии!
В поведении Хаггопяна чувствовалось некое странное, все нараставшее возбуждение; он сидел, заламывая руки и беспокойно ерзая в кресле.
– О да, мистер Белтон, это было самое настоящее открытие! Ибо, как только я увидел американские обломки базальта, я тут же их узнал. Да, они были невелики, но надписи на них были точно такими же, какие я видел на огромных черных колоннах в прибрежных джунглях Либерии – колоннах, давным-давно выброшенных морем на берег, вокруг которых лунными ночами плясали и пели туземцы, совершая древние обряды! И я помнил эти песнопения, Белтон, еще со времен моего детства на островах Кука: Иа Р’Льех! Ктулху фхтагн!
Едва с его губ сорвались эти чуждые, бессвязные слова, армянин неожиданно вскочил на ноги, резко наклонившись вперед, так что побелели его опиравшиеся о стол костяшки пальцев. Затем, увидев выражение моего лица, когда я поспешно попытался от него отстраниться, он медленно расслабился и, в конце концов, обессиленно упал обратно в кресло, безвольно опустив руки и отвернувшись.
Хаггопян сидел так минуты три, после чего повернулся ко мне и небрежно пожал плечами.
– Прошу меня извинить, сэр. В последнее время я слишком легко перевозбуждаюсь.
Взяв со стола стакан, он сделал несколько глотков, затем снова вытер стекающие из глаз ручейки влаги и продолжил:
– Но я отвлекаюсь. Главное, что я хотел сказать – когда-то, очень давно, Америка и Африка были сиамскими близнецами, соединенными посередине полосой равнинной суши, которая погрузилась в море, когда началось смещение континентов. На этой равнине были города, понимаете? И доказательства их существования до сих пор можно найти в тех местах, где когда-то соединялись два материка. Что же касается Полинезии, достаточно сказать, что существа, построившие древние города, – существа, сошедшие со звезд в незапамятные времена, – когда-то владели всем миром. Но они оставили и другие следы, в виде странных богов и верований и, что еще более удивительно, своих творений!
Однако, кроме этих весьма занимательных геологических открытий, у меня имелись в Новой Англии и другие интересы, связанные с моей родословной. Как вам наверняка известно, моя мать была полинезийкой, но в ее жилах текла кровь и уроженцев Новой Англии. Мою прапрабабку привез с островов в Новую Англию матрос с одного из ходивших в Восточную Индию парусников в конце 1820-х годов, а два поколения спустя моя бабка вернулась в Полинезию, когда ее муж-американец погиб при пожаре. До этого наш род жил в Иннсмуте, морском порту, пользовавшемся дурной славой в Новой Англии, где полинезийские женщины были далеко не редкостью. Когда моя бабка вернулась на острова, она была беременна, и американская кровь в немалой степени проявилась в моей матери, судя по ее внешности; но даже сейчас я помню, что у нее было что-то не так с лицом – что-то с глазами.
Я рассказываю обо всем этом потому, что… меня не оставляет мысль о том, не связано ли как-то мое происхождение с моей нынешней… стадией.
Снова прозвучало это слово, на этот раз преднамеренно подчеркнутое, и снова мне захотелось спросить, что имел в виду Хаггопян – но было уже слишком поздно, поскольку он продолжил свой рассказ:
– Еще в детстве, в Полинезии, я слышал множество странных историй, и не менее странные истории рассказывал мне мой друг-коллекционер из Бостона – о существах, которые выходят из моря, чтобы спариваться с людьми, и об их кошмарном потомстве!
В голосе Хаггопяна вновь послышалось лихорадочное возбуждение; все его тело снова задрожало, словно охваченное едва сдерживаемыми эмоциями.
– Знаете ли вы, – неожиданно выпалил он, – что в тысяча девятьсот двадцать восьмом году агенты ФБР провели в Иннсмуте чистку? Чистку от кого, спрашиваю я вас? И зачем были сброшены глубоководные бомбы с Дьявольского рифа? Именно после этих взрывов и штормов тридцатого года на берега Новой Англии выбросило множество странных золотых предметов; и в то же самое время жители побережья начали находить те самые черные разбитые камни с жуткими иероглифами!
Иа-Р’льех! Какие чудовищные существа таятся даже сейчас в океанских глубинах, Белтон, и какие другие создания возвращаются в колыбель земной жизни?
Внезапно он встал и начал расхаживать по дворику своей покачивающейся неуклюжей походкой, издавая горловое бормотание и то и дело бросая взгляды в мою сторону. Я продолжал сидеть за столом, крайне обеспокоенный состоянием его рассудка.
Думаю, будь у меня возможность, в этот момент я с радостью отдал бы все, лишь бы оказаться подальше от Хаггопианы. Однако возможности такой у меня не было, и я лишь тревожно ждал, пока армянин в достаточной степени успокоится, чтобы снова сесть. Из-под его темных очков снова стекла струйка влаги, и он сделал еще глоток неизвестной жидкости из своего стакана, прежде чем продолжить:
– Еще раз прошу принять мои извинения, мистер Белтон, за то, что столь отклоняюсь от сути дела. Я уже говорил про свою книгу, «Обитатели глубин», и о том, что меня не удовлетворял ряд ее глав. Когда мой интерес к побережьям Новой Англии и их тайнам наконец иссяк, я вернулся к этой книге, в частности, к главе об океанских паразитах. Мне хотелось сравнить эту специфическую разновидность морских существ с их сухопутными аналогами и привести, как я делал в других главах, примеры связанных с ними океанских мифов и легенд.
Конечно, меня ограничивал тот факт, что море не может похвастаться столь большой численностью видов паразитов, как суша. Ведь практически любое сухопутное животное, включая птиц и насекомых, имеет собственного маленького компаньона, живущего в его шерсти или перьях или питающегося за его счет тем или иным паразитическим способом.
И тем не менее, я рассматривал миксин и миног, а также некоторые виды рыбьих пиявок и китовых вшей, сравнивая их с пресноводными пиявками, ленточными червями, грибами и так далее. Может возникнуть искушение считать разницу между водными и сухопутными жителями чересчур большой, и различие, конечно, действительно есть – но если вспомнить о том, что вся известная нам жизнь изначально вышла из моря…
Сейчас, мистер Белтон, когда я думаю о вампирах из легенд, оккультных верований и литературы о сверхъестественном – о том, как монстр вызывает чудовищные изменения и разрушения у своей жертвы, пока жертва не умирает, а затем воскресает в виде такого же вампира, мне кажется безумием все то, через что мне довелось пройти. Но откуда я мог знать, как я мог предвидеть?..
Но… вы все узнаете в свое время. И вы должны быть к этому готовы, несмотря на ваши заверения, что вас не так-то легко напугать.
В 1956 году я занимался глубоководными исследованиями у Соломоновых островов на яхте с экипажем из семи человек. Мы пристали на ночь к прекрасному маленькому необитаемому острову неподалеку от Сан-Кристобаля, а на следующее утро, пока матросы сворачивали лагерь и готовили яхту к выходу в море, я бродил по берегу в поисках раковин. Я увидел застрявшую в образовавшейся после отлива луже большую акулу; жабры ее едва покрывала вода, а шершавая спина и спинной плавник выступали над поверхностью. Естественно, мне стало жаль это создание, а еще больше после того, как я заметил, что к ее брюху прицепился один из тех кровососов, которые столь меня интересовали. Миксина выглядела просто красавицей – длиной в четыре фута, и явно принадлежала к виду, которого я никогда прежде не встречал. К тому времени книга «Обитатели глубин» была почти закончена, и, если бы не та глава, о которой я уже упоминал, она давно бы уже вышла из печати.
У меня не было времени, чтобы отбуксировать акулу на более глубокое место, и все же мне было жаль большую рыбину. Я велел одному из матросов прекратить ее страдания выстрелом из ружья. Одному богу известно, как долго паразит питался ее соками, постепенно ослабляя акулу, пока та не превратилась в игрушку приливов.
Что касается миксины, то ей предстояло отправиться с нами! На моей яхте хватало резервуаров для рыбы и покрупнее, а мне, естественно, хотелось изучить ее и включить упоминание о ней в свою книгу.
Матросам удалось без особых хлопот выловить странную рыбу сеткой и поднять ее на борт, но, похоже, извлечь ее из сетки и поместить в аквариум было не так-то просто. Вам следует понять, мистер Белтон, что эти аквариумы были утоплены в палубу вровень с верхним краем. Я подошел, чтобы помочь, прежде чем рыба погибнет, и, когда уже казалось, что мы распутали сетку, рыба начала отчаянно биться! Одним гибким движением тела она вырвалась из сетки и увлекла меня за собой в аквариум!
Конечно, матросы сначала рассмеялись, и я бы смеялся вместе с ними, если бы эта жуткая рыба в одно мгновение не прицепилась к моему телу, вонзив окаймленную зубами присоску мне в грудь и уставившись своим жутким взглядом прямо мне в глаза!
III
После короткой паузы, за время которой блестящее лицо армянина несколько раз исказила жуткая гримаса, он продолжил:
– После того как меня вытащили из аквариума, я три недели провалялся в лихорадке. Шок? Яд? Тогда я этого не знал. Теперь знаю, но уже слишком поздно, возможно, слишком поздно было уже тогда.
Моя жена была на яхте вместе с нами, в должности кока, и во время моей болезни, пока я метался в бреду на койке в своей каюте, она ухаживала за мной. Тем временем матросы поддерживали жизнь миксины, принадлежавшей к неизвестному ранее виду, снабжая ее мелкими акулами и другой рыбой. Как вы понимаете, они никогда не позволяли ей полностью высосать свою жертву, но им хватало ума сохранять ее живой и здоровой для меня, сколь бы отвратительным ни выглядел способ ее питания.
Я помню, что пока я выздоравливал, меня осаждали повторяющиеся видения каменных подводных городов, циклопических сооружений из базальта, населенных странными существами – отчасти людьми, отчасти рыбами и отчасти амфибиями, глубоководными созданиями Дагона и последователями культа спящего Ктулху. В этих видениях меня звали к себе странные голоса, нашептывая мне разные слова о моих предках – слова, от которых я кричал в бреду во весь голос!
Придя в себя, я не раз спускался под палубу, разглядывая миксину сквозь стеклянные стенки аквариума. Вы видели когда-либо вблизи миксину или миногу, мистер Белтон? Нет? Тогда считайте, что вам повезло. Это уродливые создания, внешность которых вполне соответствует их природе, похожие на угрей и крайне примитивные. А их пасти, Белтон – ужасные, зубастые, сосущие пасти!
Два месяца спустя, под конец путешествия, начался настоящий кошмар. К тому времени мои раны на груди в том месте, где в меня вцепилась эта тварь, полностью зажили; но воспоминание о той первой встрече до сих пор было свежо в моей памяти, и…
Я вижу, что вы хотите о чем-то спросить, мистер Белтон, но вы действительно правильно меня расслышали – я на самом деле сказал о первой встрече! О да! Впереди были другие встречи, и их было множество!
Хаггопян в очередной раз прервал свой удивительный рассказ, чтобы промокнуть стекающие из-под темных очков струйки и снова отхлебнуть мутной жидкости из стакана. Мне представился шанс оглядеться; возможно, я все еще искал путь к бегству на случай, если возникнет такая необходимость.
Армянин сидел спиной к большому бунгало, и, бросив нервный взгляд в ту сторону, я увидел чье-то лицо, мелькнувшее за одним из небольших, похожих на иллюминаторы окон. Позже, когда хозяин дома продолжил свое повествование, я смог разглядеть, что лицо в окне принадлежит старой служанке, и ее полный странного восхищения взгляд был устремлен прямо на него. Заметив, что я смотрю на нее, она скрылась.
– Нет, – наконец продолжил Хаггопян, – с этой рыбой для меня далеко не все было покончено, далеко нет! С каждой неделей мой интерес к этому созданию перерастал в навязчивую страсть; каждую свободную минуту я проводил возле аквариума, разглядывая странные отметины и шрамы, которые она оставляла на телах своих невольных жертв. А потом я обнаружил, что жертвы эти вовсе не невольные! Удивительно, и тем не менее…
Да, я обнаружил, что, став однажды жертвой миксины, рыбы, которыми она питалась, стремились восстановить подобную связь, даже под угрозой смерти! Впервые узнав об этом странном обстоятельстве, я, естественно, провел ряд экспериментов и впоследствии точно установил, что после первого насильственного контакта жертвы миксины сами отдавались ей с неким извращенным удовольствием!
Судя по всему, мистер Белтон, я нашел в море точную параллель с вампирами из сухопутной легенды. Но я не понимал, что означает для меня это открытие, пока… пока…
Перед тем, как вернуться назад на Хаггопиану, мы причалили в Лимасоле на Кипре. Я позволил команде – за исключением одного человека, Костаса, который не захотел покидать яхту, – провести ночь на берегу. Все они тяжко трудились достаточно долгое время. Моя жена тоже отправилась навестить друзей в Лимасоле. Я предпочел остаться на борту; общество друзей моей жены меня утомляло, к тому же я уже несколько дней ощущал странное оцепенение, похожее на летаргию.