«Ладно, – успокаивал он себя. – Впереди еще есть время, в следующем году я должен прилично вырасти, вроде и аппарат у меня именно тогда подрос капитально, значит, осенью следующего года займусь этим делом вплотную».
Тем не менее он сильно сомневался, что это ему удастся. Надо для начала чем-то выделиться из толпы. Единственный выход – стать хотя бы чемпионом города, а лучше республики, и сделать это в десятом классе, не позже. Женщины любят победителей. А тем более девушка, которая уже в следующем году сама получит звание мастера спорта.
«Вот еще один стимул тренироваться, да и не мешает подумать, если все получится, как отвертеться от женитьбы, папаня-то у нее мент, да еще и с отцом вась-вась», – подумал Саша, заходя домой. Чего-чего, а связывать себя в столь юном возрасте женитьбой не было никакого желания.
Мама еще не пришла с работы, в квартире было темно и тихо. Он включил свет, после уличного декабрьского сумрака показавшийся ослепительно ярким.
Сняв лыжный костюм, направился в ванную комнату. Пока мылся, домой пришла мама. Он понял это по грохоту сумок, кинутых в коридоре.
Когда вышел из ванной комнаты, та уже переоделась и стояла за кухонным столом.
– Тебе помочь? – спросил Саша.
Мама повернулась и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Сынок, что происходит, я тебя просто не узнаю? – спросила она с улыбкой. – Со вчерашнего дня сам на себя не похож. Никак понять не могу, в чем дело. Покажи дневник, может, за сегодняшний день опять двоек нахватал?
Саша достал дневник и подал ей. Брови на мамином лице взлетели вверх, когда она увидела жирную пятерку по истории и пятерку по английскому. Она вдруг села на табуретку и заплакала.
– Неужели за ум взялся? Лодырь ты мой! – между всхлипываниями говорила она.
– Так все-таки, чем помочь? – терпеливо повторил Саша.
Мать перестала плакать и, улыбнувшись, сказала:
– Почисти картошку для начала, а там посмотрим.
Вскоре она с недоумением наблюдала, как сын ловко, как будто делал это каждый день, подправил нож на бруске, затем из-под его рук начала выползать ажурная картофельная кожура, а почищенная картошка, одна за другой, падала в кастрюлю с водой.
– Займись чем-нибудь, – посоветовал Саша, продолжая порученное дело. – А я сварю картошку и сосиски поджарю с лучком.
– Может, уроки делать начнешь? – несмело спросила мама. – А я уж с ужином закончу.
Было странно слышать в ее голосе такую робость.
«Однако я маман заинтриговал, – подумал сын. – Что-то такой нерешительности у нее не припомню. Нас с отцом в ежовых рукавицах всю дорогу держала. Не исключено, что батя от этих рукавиц и дал деру. Ленка-то его ни в чем не ограничивала, пока сама любовника не нашла».
Понаблюдав еще несколько минут и удостоверившись, что сын вполне справляется, мама ушла к себе и, что-то напевая, принялась за штопку носков.
Отец ввалился домой в хорошем настроении, тоже с песнями. Пропев слова «эх, тачанка, ростовчанка», принялся раздеваться. Раздевшись, он зашел в кухню и воскликнул:
– Лучком попахивает! Что там у нас сегодня на ужин?
– Иди мойся! – скомандовала мама. – Нечего грязными руками по кастрюлям шарить. Сегодня сын ужин готовил, так что у него все и спрашивай.
Петр Александрович с удивленной физиономией молча проследовал в ванную комнату.
Сашину стряпню съели очень быстро. А отец даже протер сковородку куском хлеба.
– Для первого раза неплохо, – одобрительно сказал он.
«Еще бы! Сосиски сейчас из мяса делаются, – подумал Саша, – поэтому и вкусно».
За чаем мама, улыбаясь, сообщила мужу:
– Петя, ты представляешь, Саша сегодня две пятерки принес, по английскому языку и истории.
Глаза Петра Александровича полезли из орбит. Он фыркнул и чуть не подавился кексом. Прокашлявшись после того, как его похлопали по спине, он пробурчал:
– Смотрю, сегодня день сюрпризов.
Он внимательно посмотрел на Сашу.
– Ничего не хочешь мне рассказать?
К его удивлению, сын не задергался, спокойно глядя на него, сообщил:
– Вообще-то Леонид Сергеевич хотел с тобой поговорить. Я думал тебе после ужина сказать, но вижу, ты уже в курсе, наверняка вы уже пообщались?
От того, что Саша ответил так по-взрослому, Петр Александрович растерялся и даже не знал, что дальше говорить. Инициативу перехватила жена, сразу набросившаяся с упреками на сына.
– Так вот ты чего сегодня такой ласковый, ужин приготовил, вокруг меня вился, как змий. Быстро выкладывай, что опять натворил!
Тот глянул на отца. Петр Александрович отрицательно покачал головой. Клавдия Васильевна не заметила этого сговора и продолжала наседать.
– Да ерунда, – махнув рукой, ответил он. – Всего-навсего вторую обувь сегодня не взял. Там таких, как я, человек десять не пропускали.
– Из-за этого родителей к директору не вызывают, – недоверчиво сказала мама.
– Так и не вызывали, – подтвердил Сашка. – Просто на шум вышел директор, меня увидел и попросил передать, чтобы папа к нему зашел.
– А что, телефона у нас дома нет? – не сдавалась мама.
– Ну, я не знаю, чего ему в голову взбрело, – сообщил Саша и встал из-за стола. – Спасибо за ужин, пойду делать уроки.
– Чего тебя Харитонов искал? – тихо прошипела Клавдия Васильевна. – Небось, опять баб своих обсуждали. Смотри, Петров, доиграешься! Я видела, как ты на своих прошмандовок поглядываешь. А уж как они на тебя смотрят – роман можно писать! Сослуживец твой – кобель известный, даром что замполит! Как в школе работает, не понимаю? Всех баб от завуча до сторожихи, наверное, опробовал. Кончится мое терпение, сама в РОНО пойду, пусть там узнают, как коммунисты женам изменяют.
– Ну что ты несешь! – разбушевался муж. – От ревности совсем крыша съехала!
У Клавдии Васильевны крыша никуда не ехала, просто она начинала своим женским нюхом чувствовать, что муж отдаляется от нее и близится день, когда он может уйти из семьи. Работая главным врачом детской поликлиники, она выслушала не одну такую историю, поэтому излишнее внимание Петра Александровича к своим ученицам не одобряла, и ее беспокойство росло по мере их взросления.
К сожалению, она не знала о том, что ее сын тоже озабочен этой проблемой. И, скорее всего, она даже бы согласилась с методом ее решения. Пока же она ничего не могла придумать лучше, чем зарыдать.
Петр Александрович вскочил, охлопал себя по карманам и тут вспомнил, что он не курит уже год. Выматерившись про себя, он пошел в туалет, где за канализационным стояком у него была припрятана пачка «Памира». Вытащив пару сигарет, он вышел на лестничную клетку и закурил, стараясь, чтобы дым уносило в раскрытый чердачный люк.
– Довела ведь до трясучки, – беззлобно ругал он жену. – Такое настроение испоганила!
Саша в это время сидел над учебниками и тетрадками. Неведомая сила, перенесшая его в этот мир, дала ему отличную память, и сейчас он поглощал страницы учебника с небывалой скоростью.
Его сосредоточение было нарушено приходом Сашки Матвеева. Беловолосый крепыш из параллельного класса подружился с ним в прошлом году, когда они вместе начали паять транзисторные приемники. Ничего особого они пока не напаяли и не напаяют, поэтому Петров, зная будущее, решил завязать с этим делом.
Мама с недовольным лицом проводила позднего гостя в комнату сына и, сказав, чтобы долго не засиживались, ушла к телевизору.
– Ну ты дал шороху сегодня, – первым делом сказал Матвеев. – Я тебе давно говорил, что надо этих уродов отпинать. Жаль, меня не было, а то Филе я бы с удовольствием настучал по роже.
Он действительно мог это сделать и не раз предлагал свою помощь, но Петров гордо отказывался, не желая, чтобы про него говорили, что он прячется за чужую спину.
На этом тема драки была закрыта, и Матвеев решил ознакомиться с успехами приятеля. Однако Саше похвастаться было нечем.
– Знаешь, Мотя, недосуг все было, да и, честно говоря, не хочется мне больше этим делом заниматься, – откровенно признался он.
Матвеев удивленно смотрел на друга и никак не мог понять, как можно бросить такое интереснейшее дело, как радиотехника. Ему даже слегка взгрустнулось, но грусть моментально прошла, когда друг отдал ему пакет с радиодеталями.
Петров, совершив такой поступок, мысленно вспомнил себя в этом возрасте и подумал, что тогда он с такой легкостью ни за что не отдал бы все эти триоды, диоды, конденсаторы. Ведь купить в магазине это было практически невозможно. А сейчас ему было нисколько не жалко этого барахла.
Матвеев дрожащими руками перебирал драгоценности, лежащие в пакете. Ему доставать радиодетали было гораздо сложней, чем Петрову, его семья жила от получки до получки, и лишних денег у них не было.
После этого беседа у них не пошла. Матвеев, боясь, что Сашка осознает свою потерю и потребует вернуть назад свое добро, стал прощаться. Петрову было смешно и грустно. Грустно, потому что разговор с другом был ему нисколько не интересен.
«Как дальше жить? – уныло думал он. – А ведь еще год в школе мучиться, да и в училище будет не лучше. Черт! Что же такого придумать?»
Однако в голову пока ничего не приходило.
Он проводил друга и, закрыв за ним дверь, пошел к родителям. Те в это время увлеченно смотрели концерт по телевидению.
– Бери стул, – тихо сказала мама. – Садись и не мешай, Тарапуньку со Штепселем показывают.
Сашка с тоской смотрел, как на черно-белом маленьком экране разговаривают два украинских комика. Притом один говорит на мове, а второй, который Штепсель, на русском языке.
Понять, что там говорит Тарапунька, было почти невозможно, но видимо, что-то смешное, потому что зрители в зале, где они выступали, громко хохотали, как и родители сейчас. А Саше было не смешно.
Посидев минут пять, он поднялся и отправился к себе, прихватив с этажерки стопку журналов «Физкультура и спорт». Когда он вышел, отец с матерью переглянулись, Клавдия Васильевна вздохнула и сказала:
– Ничего не понимаю, что с парнем произошло. Со вчерашнего дня сам не свой ходит. Он там, на соревнованиях, не перенапрягся случайно? Ты видел, что он читать начал? Когда такое было? Раньше от своей фантастики отстать не мог. «Искатели» до дырок зачитал.
Петр Александрович нахмурился.
– Ты, мать, не дело говоришь! И на спорт не кивай. Парень не курит, тренируется, по вечерам в подъездах портвейн не пьет, чем ты недовольна?
Клавдия Васильевна понимала доводы мужа, но из чисто женской вредности не могла с ними согласиться. Однако следующим после хохлов выступал Аркадий Райкин, поэтому вечерней ссоры удалось избежать.
А Сашка в это время увлеченно чиркал карандашом схемы тренировок в журнале, мысленно разнося в пух и прах теоретиков лыжного спорта. Сейчас он сожалел только об одном – о своем возрасте, из-за которого его рекомендаций никто не будет слушать.
Глава четвертая
Потянулись тоскливые дни. Хождение в осточертевшую за неделю школу надоело чуть ли не до рвоты. К Петрову в классе уже никто не приставал и даже ни о чем не спрашивал. Хотя девочки в его сторону начали поглядывать с большим интересом, чем раньше. Сам он с нетерпением ждал зимних каникул, чтобы отдохнуть от школьного шума.
Ребята, не понимая причин перемены в поведении мрачно глядящего на всех одноклассника, начали инстинктивно сторониться его. Зато в глазах учителей Саша поднялся на недосягаемую высоту. Он не бегал по партам, не приставал к девчонкам. На уроках не болтал и внимательно слушал преподавателя.
В классном журнале напротив его фамилии двойки и тройки сменились пятерками. Короче, в канун Нового года в классе появился новый отличник.
Сам Петров тоже себя не узнавал. Переселение сознания в тело четырнадцатилетнего мальчишки принесло множество сюрпризов. И сейчас ему приходилось принимать значительные усилия, чтобы те не мешали жизни.
По воспоминаниям, в этом возрасте он уже начинал интересоваться девочками, по-ребячьи пытался флиртовать с ними и даже мог пощупать особо симпатичную подружку в раздевалке. Сейчас ему хотелось совсем другого, но, увы, сверстницы этого другого предоставить не могли, а десятиклассницы смотрели на Саню как на пустое место.
Из-за этого он возвращался домой в отвратительном настроении, а иногда с болями в промежности. И только интенсивные тренировки помогали держать себя в руках. А по ночам приходилось убирать скопившееся напряжение руками.
С тренировками также не все получалось. Константин Федорович первые два-три дня только посмеивался, глядя на внезапную старательность своего воспитанника. Однако через неделю он забеспокоился.
– Как бы пацан сердечко не запорол, – озадачился он. – Надо с Санычем поговорить, может, это он парня напрягает. Хочет из него чемпиона слепить.
Однако Петр Александрович сам был удивлен, услышав слова тренера.
– Костя, поверь, я ему ничего не говорил. Ты думаешь, я потенциал сына не вижу? Увы, чемпионом ему не быть. Кондиции не те. Может, на нашем уровне до кандидата в мастера доберется, – в раздумьях сообщил он. – С другой стороны, хорошо, что парень старается, взрослеет, видимо. Ты его уж придержи чуток. А я сегодня с ним сам потолкую.
Вечером отец зашел в комнату сына и в который раз удивился ее полному преображению.
Стены, заклеенные еще неделю назад вырезками с изображением культуристов и прочим хламом, были освобождены от них. На письменном столе, за которым сейчас сидел Саша, не было ничего лишнего. По-армейски заправленная кровать с разглаженным покрывалом вызвала в душе профессионального военного ностальгические нотки.
Сын, увидев отца, закрыл журнал «Физкультура и спорт» и встал, вопросительно глядя на того.
– Пап, что случилось? – спросил он спокойно.
Отец ухмыльнулся.
«Хе-хе, парень-то взрослеет на глазах, еще на той неделе подскочил бы, как резиновый, от волнения. А сейчас, гляди-ка ты, спокойный, как мамонт», – подумал он.
– Чего уроки не делаем? – для начала строго спросил отец. Сын неожиданно улыбнулся.
– Действительно, что-то случилось, – сказал он. – Ты хоть помнишь, когда последний раз этим интересовался?
Для этого вопроса Сашке не надо было шарить в памяти мальчишки. Он сам прекрасно помнил, что батя по своей инициативе никогда не проверял, как сын готовится к занятиям. Этим занималась мама, добровольно тянувшая на себе эту ношу. Петр Александрович от этого дела самоустранился сразу, как сын пошел в школу.
– Ты что, Клава! Как я буду у него уроки проверять! – возмущался он. – Я же его ненароком пришибить могу за двойку. Потом плакать поздно будет. Так что Сашкина учеба полностью на тебе.
Клавдия Васильевна прониклась этими речами и больше не привлекала мужа к отслеживанию успеваемости сына.
– Не помню, – смущенно улыбаясь, сообщил отец. – Я хотел о другом поговорить.
– Давай, поговорим, – охотно согласился Саша, ему внезапно стало интересно, что такого хочет сказать ему родитель. – Присаживайся.
Он пересел на табурет, стоявший у аквариума, предоставив отцу стул у письменного стола.
Отец присел на него и машинально взял в руки перечирканный журнал. Разглядывая измаранные страницы, он начал говорить.
– Знаешь, Сашкец, мне Лукин рассказал, что у тебя трудолюбие разыгралось немеренно. Говорит, впечатление такое создается, будто ты тренерские советы ни во что не ставишь. Так не пойдет. Ты, салага, не понимаешь ничего, надорвешься по дурости, что потом мы матери будем говорить? Нельзя в твоем возрасте так напрягаться.
Петров слушал размеренную отцовскую речь, отработанную годами практики, и мысленно улыбался.
«Ох, батя, отстаете вы от жизни, – думал он. – Для тебя идеал – финский фермер, все лето работающий в поле, а зимой встающий на лыжи».
Закончились эти времена. Сейчас начнет побеждать тот, кто забудет, что такое межсезонье, и будет пахать постоянно, подводя себя к пику формы на главные соревнования. Притом с соответствующей медицинской поддержкой. То бишь допингом. А ты мне сказки рассказываешь про кусок докторской колбасы. Тьфу!