Ставро хмурится и качает головой, напуская на себя озабоченный вид, словно врач, столкнувшийся с тяжелым случаем. Видимо, это помогает ему скрыть свое глубокое удовлетворение от того, что он добился желанной цели. Затем он принимается наставлять меня, поглаживая усы:
— На вашем месте, раз вы хотите знать мое мнение, если вы спрятали ваш товар в песке где-нибудь на берегу, я бы вырыл его как можно скорее, желательно сегодня ночью, и отнес подальше. Но я знаю, вы скажете, что невозможно отправиться туда на вашем судне по тысяче причин, хотя бы потому, что формальности еще держат вас в порту. Это неважно, дайте мне человека, который знает место, где спрятан товар, и я снаряжу судно.
— Значит, вы заберете весь товар?
— Естественно, иначе зачем мне вмешиваться в это дело?
— Логично… И какой же задаток вы мне дадите?
— Гм… Вы требуете задаток! Не значит ли это, что вы мне не доверяете?
— Кто из нас кому не доверяет? — спрашиваю я. — Я следую вашему примеру, ибо вы боитесь выплатить мне аванс. Чего же вы ждете от меня после этого?
— Вы ошибаетесь, дело тут не в недоверии, я нисколько не сомневаюсь в вашей честности. Но не так-то просто тотчас же отыскать такую сумму. Вы думаете, что у меня денег куры не клюют? Тридцать фунтов, которые я вам дал за партию, доставленную прошлой ночью, мне одолжила невестка.
— Это меня не волнует. Если уж вы — покупатель и считаете себя вне конкуренции, значит, вы в состоянии заплатить. Если вы мне не верите, не будем торговаться, подобно арабам или армянам. Говорю вам напрямик: дайте мне пятьсот пятьдесят фунтов, и я укажу вам место, где лежат оставшиеся триста восемьдесят восемь ок.
Наш бесплодный спор продолжается уже полчаса. Я делаю вид, что готов уступить, чтобы отделаться расплывчатыми обещаниями и остаться в хороших отношениях с контрабандистом.
— Ладно, пусть будет по-вашему, — говорю я с притворной покорностью. — Но сейчас уже поздно, и нужно, чтобы найти судно…
— Судно? — прерывает меня Ставро. — Да вот же оно, уже готовое к плаванию, с парусами, веслами, ящиком сухарей и бочонком воды.
И он указывает на баркас, пылящийся перед иконой.
Я смотрю на этот склад щеток, метелок и старых коробок и спрашиваю со смехом:
— Он что, на колесах?
Вместо ответа Ставро отворяет ставни большого окна, расположенного позади баркаса. Окно выходит на залив и снабжено толстой железной решеткой, подобно всем окнам первого этажа в доме. Я гляжу на него озадаченно.
— Вас смущает решетка, — говорит Ставро с улыбкой. — Глядите, как это делается.
Теперь я вижу, что две поперечные перекладины, соединяющие вертикальные прутья, не прикреплены к стенке, и решетка открывается, словно калитка. К балкам потолка приделаны два крюка для лебедки, и таким образом четыре человека (а Ставро один стоит двоих) могут поднять и спустить легкое судно в море быстрее чем за минуту.
— Вот это да! — смеюсь я. — И часто вы пользуетесь этим причалом?
— Нет, только в экстренных случаях, вроде сегодняшнего.
— И он этого заслуживает, — вставляю я. — Превосходно придумано, вы все предусмотрели, но отложим дело до завтра: подобно евреям, я ничего не начинаю в субботу. Завтра вечером будьте готовы, я пришлю к вам человека, который укажет место.
— Но суббота кончилась, когда зашло солнце, — пытается возражать Ставро.
— Возможно, по арабскому обычаю это так, но я не араб и не еврей, и для меня суббота продолжается до полуночи. К тому же я валюсь с ног от усталости.
Провожая меня к дверям, он все еще уговаривает меня, надеясь сломить мое упорство.
— Послушайте, вы привели с собой еще двоих, и это не случайно. Вчетвером мы вмиг спустим баркас. Сейчас нет и одиннадцати, луны не видно, дует попутный северный ветер. Через три часа мы будем у тайника.
Признаться, меня безумно привлекает романтика неожиданного отплытия через потайное окно, и я готов уступить, чтобы пережить приключение, достойное пера Александра Дюма.
Но внутренний голос подсказывает мне, что опасно открывать тайну человеку, который так жаждет ее узнать. Бог весть, до чего может довести жадность. Несмотря на то, что я питаю симпатию к Ставро, который считает себя благородным контрабандистом, человеком слова, не следует забывать, что он прежде всего деловой человек… Сумеет ли он устоять перед искушением при виде такого богатства? Не стоит искушать судьбу… И потом… Мне кажется, я нашел лазейку, чтобы ускользнуть. Мне пришла в голову одна мысль.
XXIX
Чудесный улов
Наконец я выхожу на улицу со своими спутниками. На прощание Ставро решил умаслить обоих матросов, которые смотрели на него с недоверием, ожидая, что придется вступить в бой с гигантом. Чтобы сгладить дурное впечатление, он подарил Абди трубку, сделанную из кокосового ореха, как принято в этой местности. Абди не курит, но подарок его растрогал и обрадовал. Он готов тотчас же усесться на мостовой и опробовать свою трубку. Вернувшись на судно, он растолкал спящих матросов и, невзирая на их ругательства, не унимался до тех пор, пока они все не перепробовали трубку. Накурившись до одурения, он наконец успокоился.
Утром я отправляюсь в консульство. Сегодня воскресенье, но Спиро, как всегда, на месте. Я предлагаю ему заняться вместе со мной после обеда поиском жемчуга в заливе. Я хочу преподнести консулу в дар первую найденную жемчужину в знак моего глубокого почтения.
Спиро приходит в восторг. Консул сейчас в церкви на десятичасовой мессе, и, безусловно, он с радостью примет мое предложение.
— Можно мне позвать друзей? — спрашивает он.
— О! Мне бы хотелось, чтобы наш эксперимент прошел как можно незаметнее. Зачем объявлять всем, что в Суэцком заливе водится жемчуг? Я намерен просить концессию на добычу перламутра, и, возможно, подобное желание покажется властям чрезмерным.
— Вы правы, это очень серьезно, — отвечает Спиро шепотом, озираясь по сторонам, как будто кто-то подслушивает под дверью. — Но у меня есть близкий друг, офицер полиции, который был бы счастлив нас сопровождать. Я говорил ему о вас, и он жаждет с вами познакомиться. Он дружит также с помощником начальника таможни, которому рекомендовал вас инспектор из Кусейра. Этот человек был бы очень рад присоединиться к нам…
— Хорошо, — говорю я, — раз это ваши близкие друзья, я согласен, но только два человека, не больше. Не мне учить вас осторожности.
— О! Будьте покойны.
Осознавая, какая важная тайна ему доверена, Спиро ведет себя как заговорщик: ходит на цыпочках и говорит только шепотом.
Мы условились, что он позвонит мне в Порт-Тауфик и сообщит ответ консула и время нашего отъезда. Он также свяжется с одним из своих близких друзей из портовой службы, чтобы моему судну разрешили покинуть рейд без всяких формальностей.
Направляясь к вокзалу, я прохожу мимо лавки Ставро, который в мирное время торгует овощами. Я заглядываю в магазинчик под видом покупателя. Ставро выходит мне навстречу с перепуганным видом. «Какая неосторожность!» — видимо, думает он. Но, понимая, что мой визит не случаен, он проходит в глубь лавки, жестом приглашая меня следовать за ним. Я скрываюсь за грудой ящиков с помидорами, а Али Омар тем временем делает покупки.
— Вот что привело меня к вам, — говорю я без всяких вступлений. — Ваш друг Спиро и, возможно, французский консул должны отправиться со мной сегодня на морскую прогулку в сторону Атакайских гор. Я не могу отказаться и, кроме того, надеюсь, это поможет мне приобрести вес в глазах местных чиновников. Но мне неловко сажать столь важных особ в мою скромную пирогу. Мне нужна пяти-шестиместная лодка, которая доставит их на мое судно. Я возьму ее на буксир на случай, если мои гости захотят высадиться у подножия Атакайских гор.
— В самом деле, великолепная прогулка. Я отправлю Джебели за подходящей лодкой. Чтобы не терять времени, пошлите кого-нибудь из ваших людей в арабскую кофейню у железнодорожного переезда, он должен быть там. Пусть он скорее ко мне придет. И, умоляю вас, не заходите больше в лавку, так как, несмотря на невинную торговлю овощами, моя репутация всем известна. Господа из консульства будут удивлены, узнав, что мы с вами успели подружиться за эти два дня, ведь, как гласит пословица: скажи мне, кто твой друг…
— Решено, я возьму пример со Спиро и тоже не буду узнавать вас на улице.
Али Омар быстро разыскал Джебели, и мы возвращаемся на судно.
Я собираюсь подарить моим гостям то, что мы найдем в море, в благодарность за честь, которую они окажут мне своим посещением. Но боюсь, что мои надежды на улов не оправдаются, как это обычно случается, когда делят шкуру неубитого медведя. А что, если, не ожидая милости от природы, преподнести им оставшиеся у меня жемчужины? Самое главное, что они будут найдены у них на глазах. Для этого нужно заранее разложить жемчуг по раковинам. Думаю, что такая невинная ложь вполне простительна.
Я тотчас же посылаю двух матросов в Суэцкий порт, стенки причалов которого при отливе всегда облеплены огромными двустворчатыми раковинами. Вскоре они возвращаются с полной корзиной ракушек. Я осторожно приоткрываю их створки и кладу в них жемчуг. Теперь я уверен, что в любом случае мои гости не будут разочарованы.
В одиннадцать часов к моему причалу подходит посыльный из консульства. Он сообщает, что консул сегодня занят, очень сожалеет и просит перенести прогулку на другой день. Я отвечаю, что это возможно в любое время, а сегодня в два часа я по-прежнему жду Спиро и его друзей.
Я вздыхаю с облегчением, ибо моя совесть восстает против того, чтобы впутывать славного консула в это дело. Он показался мне таким чистым и честным человеком и оказал столь открытый и теплый прием, что недостойно было бы вводить его в заблуждение. Как же выйти из столь щекотливого положения?.. Тот, кто пускается на подобные авантюры, теряет власть над своими поступками и должен зачастую жертвовать самолюбием. Это трагедия для мыслящего самокритичного человека, и любой другой риск, даже ставящий под угрозу жизнь, не идет с ней ни в какое сравнение. Конфликт с совестью, который разрешается благодаря моей счастливой звезде, послужил мне уроком на будущее. Воспоминание о нем впоследствии неизменно помогало мне избегать двусмысленных ситуаций, ведущих в тупик, из которого можно выбраться лишь ценой потери собственного достоинства. Правда, остается еще Спиро, но это не консул, и почему-то, возможно, оттого, что у него душа ребенка, я не испытываю из-за него таких угрызений совести, как из-за дю Гардье.
Обещанная лодка прибывает с двумя арабами-гребцами. Я накупил пива, пирожных, мороженого и шампанского; после того как я заработал тридцать фунтов, я могу пожить на широкую ногу.
Вот и мои гости. Впереди, под легким зонтиком, шагает Спиро в черной куртке. На нем — соломенная шляпа, теннисные брюки, в петлице у него красуется цветок, а на лице сияет широкая улыбка, заметная за версту. За ним следуют двое молодых эфенди в фесках — таможенник и полицейский. Их сопровождают двое берберов, нагруженных множеством свертков. Я настаиваю, под предлогом соблюдения секретности, чтобы слуги остались на берегу, так как их присутствие может повредить моим планам. Спиро поддерживает меня с загадочным видом.
Гости поднимаются на борт, и «Фат-эль-Рахман» отходит от причала, волоча за собой на буксире лодку с уснувшими гребцами. На корме парусника раскинут шатер с прекрасным персидским ковром, который Спиро догадался захватить с собой.
Судно летит на всех парусах, подгоняемое попутным ветром, по спокойной воде. Я вижу большой таможенный катер, производящий досмотр прибывшего с юга парохода. Таможенники узнают эфенди, развалившегося на полуюте, и почтительно приветствуют наше судно, что наполняет меня чувством удовлетворения. То же самое происходит с катером полицейской службы.
Мы быстро удаляемся от порта. Спиро ложится в тени и проявляет поэтические наклонности: он сравнивает надутый ветром парус с крыльями бабочки, а морскую лазурь с изумрудом, восхищается полетом чаек и т. д.
Эфенди принесли с собой портативный фонограф, ибо без музыки наслаждение природой было бы неполным. Они заводят арабские песенки и подшучивают над моими матросами, которых считают дикарями, восхищаются их более чем легким одеянием (всего лишь одна набедренная повязка) и сравнивают их кожу с кожей молодых берберов. Затем все пьют пиво и курят сигареты с позолоченным мундштуком, а Фиран и двое данакильцев тем временем паясничают и изощряются в самых невероятных танцах своего края. Я ничего им не говорил, они не знают о моих планах, но, увидев, как я раскладываю по ракушкам жемчуг, поняли, что готовится какой-то розыгрыш. Они развлекают гостей по собственной воле, и увеселительная прогулка проходит на славу.
Цель нашей экскурсии, конечно, ясна: добраться до места, где сложены ящики, проверить, все ли в порядке, и попытаться либо перепрятать их, либо поднять на борт. Я веду судно вдоль берега, как бы выискивая место, благоприятное для поиска жемчуга. Суэц уже не виден. Вот и знакомый пляж. Я рассматриваю его в бинокль, и мое сердце готово вырваться из груди. Мне с трудом удается скрыть свое волнение, и все матросы маскируют те же чувства песнями и неуемным весельем. Я подвожу судно как можно ближе к берегу и отдаю якорь на глубине двух метров. На берегу, под сенью скалы притаились двое субъектов, которые поднимаются при нашем приближении.
Мой склад находится совсем рядом, всего в нескольких метрах от них. Али Омар толкает меня, указывая на далекий парус, который держит курс на берег, где мы находимся. Я без труда узнаю баркас, повстречавшийся нам в заливе в день прибытия. Значит, его дожидаются те двое? Тем более нужно унести мой товар подальше. Но прежде необходимо прогнать подозрительных типов. Впрочем, завидев фески моих влиятельных пассажиров, они ретируются.
— Взгляните на этих двух арабов, — говорю я Спиро. — Я не горю желанием, чтобы они разносили слухи о том, как мы ловили устриц.
— Не беспокойтесь, мой друг скажет им пару слов, если они не уйдут, и поверьте, им не захочется больше упорствовать.
Но неизвестные, заметившие свой баркас, уже спешат к нему по берегу.
— Если солнце вас не страшит, — заявляю я гостям, — мы начнем поиск на рифах позади этого мыса. Мне уже попадались здесь любопытные находки, и, быть может, удача улыбнется нам и на сей раз. Вы можете понаблюдать за работой ныряльщиков.
Спиро, не расстающийся с зонтиком, и эфенди усаживаются на корме лодки, которую мы тащили на буксире вместе с двумя гребцами, и мы направляемся к рифу. За нами следует пирога, в которой сидят данакильцы-ныряльщики. Они взяли с собой все необходимое: мурайю — застекленный ящик для осмотра дна, арпу — гарпун на случай встречи с опасными животными и картум — резец, который они носят обычно на шее в качестве амулета. Разумеется, я припрятал в лодке раковины с жемчужинами. Мы огибаем мыс, и «Фат-эль-Рахман» исчезает из вида, только верхушки мачты виднеются вдали.
После традиционной молитвы ныряльщики делают глубокий вдох, чтобы набрать побольше воздуха, и бросаются в море.
Кругом полным-полно ракушек, и данакильцы быстро собирают богатый улов. Полчаса спустя ялик подплывает к лодке. Один из ныряльщиков принимается открывать створки моллюсков. Это очень увлекательное и азартное занятие. К моему великому изумлению, мы сразу же находим несколько превосходных жемчужин, и гости приходят в восторг. Один из данакильцев умело открывает следующую раковину, и, раздавив пальцами тело моллюска, извлекает великолепную круглую жемчужину.
Спиро не верит своим глазам.
— Боже мой, истинное чудо! Я и не чаял увидеть когда-нибудь такое диво своими глазами. Сколько стоит этот жемчуг? — вопрошает он, любовно поглаживая его.
— Вы спросите об этом у своего ювелира, — отвечаю я с улыбкой.
— Нет, нет, что вы, мои друзья больше заслуживают этот подарок…
— Не спешите, мы еще не закончили, может быть, найдутся и другие, даже лучше.
Поиск продолжается. Мои зрители настолько вошли во вкус игры, что позабыли о времени.
Когда настает черед следующей партии, улов оказывается весьма скудным, и эфенди не скрывают досады. Мне не хочется портить им настроение, и я готов пожертвовать остальным жемчугом.