Но некоторые предпочли остаться, запереться в домах, затаиться и ждать, что к ним придет помощь.
А когда помощь не пришла, для них осталось три варианта: не дергаться, набраться смелости отправиться в Пустошь – опасное место за пределами города, где порядок уступил место анархии и каждый был сам за себя, – или пересечь Линию и сдаться.
– Вы смогли сюда добраться, – продолжал Харрис, – а значит, вы умеете ориентироваться на местности, но вид у вас такой жалкий, что я намерен говорить просто и понятно…
Какой-то мужчина в толпе пробормотал: «Я не обязан это терпеть», – и развернулся, чтобы уйти, но Джексон преградил ему путь.
– Вы не имеете права задерживать меня! – прорычал он.
– Вообще-то, – сказал Джексон, – вам следовало прочитать и то, что написано мелким шрифтом. Вы вошли в помещение службы проверки – и потому вы согласились на проверку. Вас еще не проверили, и вы пока что не можете отсюда уйти. Считайте это мерой предосторожности.
Джексон с силой подтолкнул мужчину к сцене. Улыбка на лице Харриса сменилась угрюмой миной.
– Итак, слушайте. Ваш губернатор мертв. А его монстры считают вас едой. Мы предлагаем вам хороший шанс на выживание, но за безопасность придется платить. Вы прекрасно все знаете, поскольку выбрали оплату деньгами. Что ж, у меня для вас плохая новость. – Он мрачно взглянул на женщину, сжимающую пачку купюр в пальцах, унизанных кольцами. – В Южном городе это не работает. Вам нужны еда, убежище и безопасность? И вам придется потрудиться. – Он ткнул пятерней в значок ФТФ на своей форме. – Каждый день и каждую ночь мы сражаемся, чтобы вернуть город себе. Раньше вступление в ФТФ было добровольным, сегодня оно обязательно для всех. И каждый житель города находится на службе.
Ани жестом показала ему, что пора закругляться, и лицо Харриса вновь приобрело дружелюбное выражение.
– Возможно, вы здесь потому, что прозрели. А возможно, потому, что отчаялись. Не важно, что стало причиной, но вы сделали первый шаг, и мы высоко ценим ваши намерения. Но прежде чем вы сможете совершить следующий шаг, мы должны вас проверить.
Это был сигнал для Августа.
Он отклеился от стены и пустился в долгий путь по центральному проходу, и звук его размеренных шагов усиливался акустикой зала. Кто-то начал рыдать и всхлипывать во весь голос. Август всматривался в толпу, ища предательское подрагивание тени, которое мог видеть только сунаи, движение, указывающее на грешника, но освещение и беспокойные передвижения людей мешали что-либо разглядеть.
Он шел, и следом за ним ползли шепотки.
Даже если люди еще не осознали, кто он такой, они, похоже, ощущали, что он не из их числа. Он долго и упорно трудился над тем, чтобы стать неотличимым от человека, но сейчас это не имело значения.
Маленькая девочка трех-четырех лет от роду – он всегда плохо определял возраст – ухватилась за женщину в зеленом. Видимо, за мать, предположил он, видя жесткость в ее уставшем взгляде. Август встретился с малышкой взглядом и постарался мягко улыбнуться, но в ответ она уткнулась матери в ногу.
Она боялась.
Они все боялись – его, Августа.
Стремление отступить поднималось в нем, как желчь к горлу, но с ним соперничало желание заговорить, убедить их, что причин для страха нет, что он здесь не для того, чтобы причинить им вред.
Но Август не мог лгать.
Монстры не способны лгать.
«Здесь твое место, – произнес у него в сознании голос, твердый и холодный, как гранит. Он звучал, как голос его умершего брата Лео. – И твое предназначение».
Август сглотнул.
– А сейчас самая главная часть, – продолжал Харрис. – Встаньте друг от друга на расстоянии вытянутой руки…
Когда Август поднялся на сцену, воцарилась абсолютная тишина, и он мог слышать и сдерживаемое дыхание, и испуганный стук сердец. Он присел, открывая застежки на футляре, эти щелчки прозвучали громкими выстрелами в его голове, и достал скрипку.
«Сунаи, сунаи, глаза словно угли…»
При виде инструмента до новеньких дошло, что ФТФ имели в виду под проверкой, и по толпе прокатилась волна беспокойства.
«Споет он и душу твою украдет!»
Мужчина лет тридцати окончательно запаниковал и кинулся к выходу из зала. Он успел пробежать несколько метров, прежде чем Ани и Джексон схватили его и заставили встать на колени.
– Отпустите меня! – умолял он. – Пожалуйста, отпустите меня!
– Чего побежал? – упрекнул его Джексон. – Тебе что, есть чего скрывать?
Харрис хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание толпы к сцене.
– Начинаем проверку!
Август выпрямился и примостил скрипку под подбородком. Он посмотрел в зал – на море лиц, на каждом из которых были написаны столь яркие эмоции, что он сразу же осознал, сколь тщетными были его усилия. Он потратил четыре года, пытаясь разобраться в человеческой мимике, стараясь имитировать хоть что-то из арсенала смертных, как будто копирование могло сделать из него человека.
Он желал лишь стать человеком, и желал столь яростно, что взамен отдал бы все, включая собственную душу. И он делал все, что только мог, даже морил себя голодом до предела – и за предел.
Но Август не способен был стать человеком.
И теперь он это знал.
Вопрос не в том, что он такое, а в том, зачем он, каково его предназначение, его роль. У каждого своя роль.
А сейчас ему предстоит играть.
Август поднес смычок к струнам и извлек первую ноту.
Несколько долгих мгновений она висела в воздухе единственной и одинокой нитью, прекрасной и безобидной, и только когда она стала слабеть и растворяться, Август зажмурился и погрузился в песню. Она выплескивалась наружу, обретая форму в пространстве, переплетаясь вокруг человеческих тел, поднимая их души на поверхность.
Если бы глаза Августа были открыты, то он бы увидел, как люди сутулятся и опускают головы. Узрел бы, как стремление к борьбе вытекает из человека, стоящего на коленях, и из всех остальных зрителей, как музыка смывает с них страх, гнев и неуверенность. Увидел бы, как обмякает их плоть и пустеют глаза его солдат, потерявшихся в упоении музыки.
Но Август не разлеплял век, наслаждаясь тем, как с каждой нотой расслаблялись его мышцы, как напряжение покидало голову и грудь, хотя тоска возрастала, становилась тянущейся и болезненной.
Он представлял себя на поле за Пустошью, и высокая трава колыхалась в такт музыке, представлял себя в звукоизолированной студии в Колтоне, и ноты пульсировали и отражались от белоснежных стен, представлял, что он один.
Не одинокий, но… свободный.
А затем мелодия закончилась, и на краткий миг, пока аккорды затихали в пространстве, он стоял, не шевелясь, еще не готовый к возвращению.
Но, в конце концов, шепот заставил его вернуться.
Он мог означать лишь одно.
У него стянуло кожу. Сердце замерло. Голод пробудился в нем – примитивный, зияющий центр самой его сути, широко распахнутый и ненасытный зев.
Первым, что он увидел, открыв глаза, был свет. Не резкий свет от ВУФ, заливающий фойе, а мягкое свечение человеческих душ. Сорок две из них сияли белым.
А одна – красным.
Душа, запятнанная насилием и породившая чудовище.
Женщина в зеленом.
Мать, к которой по-прежнему прижималась девочка. Маленькая ручонка крепко обхватывала материнскую ногу. Красный свет каплями вспыхивал на коже женщины, струился по щекам, как слезы.
Август заставил себя спуститься вниз по ступенькам.
– Он разбил мое сердце, – призналась женщина, сжав кулаки. – Поэтому я разогналась. Я увидела его на улице и разогналась. Я ощущала, как ломаются его кости под колесами моей машины. Я оттащила его с дороги. Никто не узнал, никто, но я до сих пор слышу этот звук. По ночам… Я так устала и измучилась…
Август потянулся к ее рукам и замер, его пальцы зависли в дюйме от ее кожи. Это возмездие. Она согрешила, а ФТФ не покрывает грешников.
Но это оказалось не так просто.
Он мог ее опустить.
Он мог…
Свет в зале начал меркнуть, бледное мерцание сорока двух человеческих душ вновь вливалось в людские тела. А ее красный пылал еще ярче. Их взгляды встретились. Она смотрела куда-то мимо него, возможно, сквозь него, но одновременно и на него.
– Я устала… – прошептала она. – Но я сделала бы это снова.
Ее последние слова разрушили волшебство. Где-то в городе жил, охотился и убивал монстр – из-за того, что сделала она – женщина в зеленом. Она сделала свой выбор.
А Август – свой.
Он обхватил ее руки своими ладонями, навеки угасив красный свет.
VIII
Когда все закончилось, Август поспешно отступил в холл – как можно дальше от общего потрясения, ощутимого облегчения уцелевших и пронзительного детского крика.
Он остановился у сирены, потирая руки. Последние слова грешницы продолжали звучать у него в ушах. Ее жизнь еще пела у него под кожей и дарила ему мгновение силы и уравновешенности. Не утоление голода – он уже несколько месяцев не бывал голоден, – скорее ощущение того, что он реален. Но ощущение непоколебимого спокойствия испарилось в тот же миг, как девочка закричала.
Он унес труп из зала, чтобы его забрала отдельная команда. Кожа женщины при прикосновении порождала у него странное ощущение – холода, тяжести, пустоты, – и ему хотелось отпрянуть.
Август провел немало времени, наблюдая за бойцами ФТФ: теперь он не пытался подражать их выражениям лиц, позам, интонациям, но их изучение превратилось у него в привычку. Он смотрел, как дрожат их руки после тяжелой операции, как они пьют, курят и шутят, чтобы скрыть свой ужас.
Август не испытывал подавленности и не нервничал.
Но у него внутри было пусто.
«Интересно, сколько весит душа?» – подумал он.
Меньше, чем тело.
Двери симфонического зала распахнулись.
– Сюда, – распорядился Харрис и повел группу через холл. Малышку Ани несли на руках.
Август почувствовал, как на плечо ему легла ладонь Джексона.
– Ты сделал свою работу.
Август сглотнул и отвернулся.
– Знаю.
Они привели толпу к южному выходу. Двери оказались заперты, и, когда Ани постучала по комму, Август набрал код.
– Чисто?
Потрескивание помех, бесстрастный голос Рез.
– Чище не бывает.
Когда Август двинулся вперед, в начало группы, люди расступались перед ним, как будто даже небольшое расстояние могло обезопасить их.
Август очутился на улице. Здесь высились здания Северного города, а солнце продолжало медленно опускаться к линии горизонта.
Время до начала сумерек было безопасным, а значит, монстры пока не угрожали людям. Корсаи прятались в темноте, а малхаи дневной свет хоть и не выводил из строя, но как-то ослаблял.
Зато подлинной опасностью являлись Клыки, люди, принесшие клятву верности малхаи, почитающие монстров, как богов, или решившие, что лучше подчиниться, чем бежать. Клыки устроили тогда на них засаду в Симфоническом зале, они совершали большинство преступлений именно днем, они с каждым новым грехом приводили в мир новых монстров.
Август двинулся через улицу наискосок.
Шесть кварталов отделяли КПП от безопасного компаунда Флинна, но сорок два потрясенных мирных жителя, четверо бойцов ФТФ и один сунаи могли показаться слишком соблазнительной целью. У них имелась дюжина джипов, но с бензином было туго, да и спрос на машины оказался большой. К тому же проверка всегда сопровождалась напряженностью, а Генри не хотел, чтобы новые рекруты чувствовали себя арестантами, которых везут в тюрьму.
«Идите вместе с ними, – сказал он. – Шаг в шаг».
И поэтому Август и его отряд вели сорок двух гражданских к широкой лестнице на углу.
Поблизости послышался топот армейских ботинок – небрежная, уверенная походка, – и секунду спустя Рез зашагала с ним в ногу.
– Привет, босс.
Она всегда называла его так, хоть и была лет на десять старше. Но ведь Август только выглядел на семнадцать. Он возник пять лет назад, из порохового дыма и падающих на пол кафе гильз. Рез была невысокой и сухощавой – одна из первых рекрутов Северного города, сменявшего подвеску Харкера на жетон ФТФ. В прошлой жизни, как она называла время до последних событий, она была студенткой юридического факультета, а теперь стала одной из лучших в команде Августа, днем – снайпер, ночью – его напарник по разведывательно-спасательным операциям.
Август рад был видеть ее. Рез никогда не спрашивала, сколько душ он извлек, никогда не пыталась подшучивать над тем, что он сделал – что он должен был делать.
Они вместе дошли до запертого лестничного колодца. Стальная арка наверху указывала, что это станция подземки. Завидев ее, некоторые притормозили.
Август их не винил.
Подземка в общем и целом слыла царством корсаи: темные туннели вроде тех, по которым он бежал вместе с Кейт, полные извивающихся теней, когтей, блестящих во тьме, словно покрытых маслом, сочащегося между зубов шипения «бейломайплотькостьбейломай».
Но лестница за воротами оказалась ярко освещена.
ФТФ три недели трудились над тем, чтобы сделать данную линию безопасной. Они заделали трещины и набили перегон таким количеством УФ-светильников, что Харрис с Джексоном прозвали его солярием, поскольку за время пути от КПП до компаунда можно было и загореть.
Рез открыла череду замков, и Август слегка скривился от яркого света, когда они спустились на платформу, а потом и на рельсы.
– Не отставать! – скомандовала Ани, пока Харрис запирал за ними ворота.
Здесь, внизу, была мертвая зона, коммы не работали, и, когда они шли рядами по двое-трое, слышалось лишь эхо. Джексон с Харрисом нарушали тишину, засыпая потрясенных рекрутов инструкциями. Август сосредоточился на биении собственного сердца, тиканье наручных часов и отметках на стене – считал, сколько еще осталось до того, как они смогут выбраться наверх.
Когда они наконец поднялись по лестнице, ведущей на улицу, Компаунд, освещенный от крыши до тротуара, высился перед ними, как гигантский часовой. Подножие здания опоясывала УВУ полоса шириной с дорогу – научно-технический эквивалент замкового рва, – и она разгоралась все мощнее по мере того, как мерк свет солнца.
Вход в Компаунд охраняли солдаты. При виде свежей порции выживших из Северного города выражение их лиц сменилось с мрачного на раздраженное, но при виде Августа они уставились в пол.
Рез нырнула в сторону, бросив: «Пока, босс!», а сорок два рекрута стали подниматься по ступеням. Август остановился у края светящейся полосы и прислушался.
Вдалеке, где-то за Линией, кто-то кричал. Звук был отдаленным, пронзительным и слишком прерывистым для человеческого уха, но Август его слышал, и чем дольше он прислушивался, тем больше звуков он различал. Веер созвучий постепенно начал раскрываться перед ним. Тишина распалась на десяток различных шумов: шорох во тьме, гортанное рычание, скрежет металла о камень, жужжание электричества, судорожный всхлип.
Интересно, сколько жителей еще осталось за Линией?
Сколько бежало в Южный город или спряталось в Пустоши?
Скольким не удалось спастись?
Некоторое время назад Слоан со своими монстрами собрали множество людей и заперли их в импровизированных тюрьмах, устроенных из отелей, жилых домов, складских помещений. Ходили слухи, что каждую ночь они выпускают пару-тройку пленников. Просто ради удовольствия поохотиться на них.
Август повернулся и двинулся следом за своей командой, но стоило ему оказаться в Компаунде, как он направился прямиком к лифтам, избегая взглядов солдат, новых рекрутов, маленькой девочки, которую передали бойцу ФТФ.
Он прислонился к стене кабины, наслаждаясь мгновением одиночества, – и тут закрывающуюся дверь удержала чья-то рука. Двери разъехались в стороны, и внутрь ступил какой-то сунаи.
Август выпрямился.
– Соро.
IX
– Привет, Август, – сказали Соро, просветлев лицом.
Длинные пальцы коснулись кнопки двенадцатого этажа. Соро были постарше своих брата и сестры, однако вели себя с Ильзой так, словно та была бомбой с запущенным часовым механизмом, и смотрели на Августа с той же смесью осторожности и превосходства, с какой сам Август когда-то взирал на Лео. Соро были высокими и худощавыми, с серебристой кожей, расцвеченной маленькими черными крестиками. Они обладали пышной шапкой серебристых волос, нависавших как тень и менявших выражение лица Соро в зависимости от освещения. Сегодня волосы были убраны назад, полностью открывая взгляду нежные деликатные скулы и широкие брови.