Распутин появился при дворе, когда гемофилия наследника стала очевидной, а панацеи или хотя бы хоть какого-то лекарства от нее не было. Но оказалось, что Распутин способен заговаривать раны как непосредственно общаясь с ребенком, так даже и по телефону. И что удивительно, первый такой эффект Распутин продемонстрировал, когда царевичу было всего три года – в 1907 году. У наследника случилось внутреннее кровоизлияние от ушиба, и он неминуемо должен был умереть. Однако появление Распутина действительно спасло ребенка. И это было сложно объяснить тогда, как, впрочем, и сегодня. Ведь даже сейчас гипнотизеры не останавливают внутреннее кровотечение гемофиликов и не спасают им жизнь.
Болезнь царевича Алексея была государственной тайной: в случае его естественной или насильственной смерти прерывалась мужская линия Николая Романова. Вот почему эффективные исцеления Распутина приобрели для царской четы спасительное значение.
Отдельная сторона способностей Распутина – его склонность к пророчествам и предсказаниям. Это отмечал член Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Руднев, сообщавший другому следователю, Соколову: «Входил Распутин в Царский Дом всегда с молитвой на устах, обращаясь к Государю и Императрице на „ты“ и трижды с ним лобызался, по сибирскому обычаю. Вместе с тем он говорил Государю „моя смерть будет и твоей смертью“, и при этом установлено также, что при Дворе он пользовался репутацией человека, обладавшего даром предсказывать события, облекая свои предсказания в загадочные формы, по примеру древней Пифии».
Свободная цитация Библии и Евангелия, проповедничество, экзальтация, гипноз в стародавней Руси считались несомненными признаками святости. Эти качества у Распутина имелись. Для части российского общества Григорий являлся очевидным старцем, то есть духовным наставником, обладавшим в том числе целительскими и пророческими качествами. Такие особенности убедили царицу, что перед ней действительно божий человек.
Императрице нужна была особая психологическая помощь, необходим был психоаналитик, способный разобраться в детективе ее детства, в импульсах, подавленных жестким воспитанием, с травмой, нанесенной ранней смертью матери, драматической разлукой с отцом. Но было еще одно немаловажное качество Григория Ефимовича. «По словам царицы, он выучил ее верить и молиться Богу: ставил на колени, внушал ей спокойствие и сон».
По заключению профессора Бехтерева, Александра Федоровна страдала припадками в тяжелой форме. Они возникли, по-видимому, еще в детстве на почве тяжелого душевного потрясения, каковым вполне могла быть смерть матери. Услуги врачей практически не помогали. Душевное равновесие после приступов достигалось лишь в присутствии Распутина. Возможно, его гипнотическая харизматичность имела такой эффект. Царица назвала Григория Другом. Им он в действительности и был. Помимо своих сверхъестественных талантов, Распутин мог утешить и успокоить царицу, которая не понимала нравов дворцовой жизни и вскоре оказалась в полной изоляции во враждебном окружении родственников мужа.
С величайшим доверием монархов статус Распутина подкрепляется естественными в этом случае преференциями: в апреле 1914 года он получает квартиру 20 по Гороховой, 64. Оплату его жилья осуществляло дворцовое ведомство, которое также устанавливает в кабинете Григория телефон, по нынешнему времени специфическую «вертушку», с номером 64646.
Вокруг Друга образуется особый круг лиц: жены высших сановников, банкиры и офицеры. Такого рода объединение не было однородным. У каждого, видимо, были свои интересы. Часть его окружения действительно видела в нем человека, наделенного особым целительским даром и потому получившего покровительство монаршей четы. Другие хотели выяснить у него тайну гипнотического воздействия и, если возможно, обучиться этой непонятной им, но действенной силе. А третьи, как Василий Розанов, видели в нем эротического мессию, символ русской витальности и национального духа. Были, конечно, и те, кто рассматривал Распутина как политического лоббиста и возможного эффективного ходатая в высших сферах.
Хотя гипнотизер и пророк был востребованнее других.
«Если кто и хотел бы понимать все, что известно относительно покорения дам высшего общества грубым мужиком Распутиным, с точки зрения гипнотизма, то он должен не забывать, что, кроме обыкновенного гипнотизма, есть еще „половой“ гипнотизм, каким очевидно, обладал в высокой степени старец Распутин», – писал Бехтерев в «Петроградской газете» 21 марта 1917 года.
Это мнение психиатра интересно прежде всего попыткой объяснить феномен Распутина. Отметим, что сам Бехтерев Григория Распутина никогда не видел и заключение ученого основано лишь на чужих впечатлениях и предположениях. А вот другой критик Распутина, Ипполит Гофштеттер, был знаком с ним и вспоминал примечательный случай: «Как-то утром в большой праздник Григорий с генеральшей собрались в церковь. С ними пошла и наша семилетняя Таня со своей бонной. Служба оказалась очень продолжительной, бонна соскучилась и вернулась домой, а Таня не хотела уходить и осталась с генеральшей. Девочка молилась около Григория, и своим молитвенным экстазом он произвел на нее непонятное, но очень сильное, почти потрясающее впечатление. Это уже был не тот Григорий, к которому дети лазили на колени, которого бесцеремонно теребили за бороду, с которым охотно играли в саду, а какой-то совсем другой: важный, величественный и загадочный. Танюша вернулась домой затихшая, чем-то подавленная, без обычных шалостей, живости и веселого смеха».
На известной фотографии того времени Распутин запечатлен с поднятой перед лицом правой рукой. С этого пасса он начинал гипнотическое воздействие. Порой в момент сеанса Распутин шепотом читал тексты из Библии и Евангелия и мог подчинить себе волю даже таких министров, как Столыпин.
Способность к гипнозу встречается лишь у некоторых людей. Но если она есть, ее можно усилить. Видимо, кто-то из окружения Распутина посоветовал ему так и сделать. И вот с конца 1913 года Григорий Ефимович становится прилежным учеником одного из петербургских, как тогда говорили, магнетизеров. Уроки гипноза, которые он берет, исправно фиксируются агентурой Департамента полиции и сотрудниками наружного наблюдения.
«1 февраля 1914, по имеющимся сведениям, Григорий Распутин, проживающий в настоящее время в Петербурге (Английский проспект, 3, кв. 10); будто бы берет уроки гипноза у некоего Герасима Дионисиевича Папнадато (Гавань, Малый проспект, 13–26, кв. 7).
Согласно приказаниям Его Превосходительства г-на Товарища Министра было установлено наружное наблюдение, с 2 по 11 февраля включительно, каковое результата не дало. В дальнейшем последовало распоряжение Его Превосходительства наблюдение прекратить, так как, по имеющимся сведениям, Папнадато предполагает принять участие в открытии какого-то лечебного заведения и только после этого войдет в сношение с „Русским“. Подполковник Еленский».
Переписка учителя-магнетизера подвергается перлюстрации по личному распоряжению товарища министра внутренних дел Белецкого. В одном из писем к своей любовнице, проживавшей в Самаре, наставник сообщал «о больших надеждах… для своего материального благополучия на Распутина, бравшего у него уроки гипноза и подававшего, по словам этого лица, большие надежды в силу наличия у Распутина сильной воли и умения ее в себе концентрировать».
Опасаясь усиливающихся гипнотических способностей фаворита, Белецкий преднамеренно спугнул его учителя, а перлюстрированный материал был вшит в особо секретное дело, заведенное на Распутина, и эти документы скоро затребовал к себе министр внутренних дел Николай Алексеевич Маклаков.
Помимо владения гипнозом и умения заговаривать раны, Распутин мог вводить в транс. Он как-то умел концентрировать волю и через прикосновение направлять магический волевой поток по телу своего пациента. Сила этого воздействия зависела от напряжения. Обычно Распутин пальцами, собранными в щепотку, слегка дотрагивался до посетителя и мгновенно достигал результата.
Однако экстраординарные способности, имевшиеся у Григория Ефимовича, породили и многочисленных врагов, стремившихся объяснить его феномен принадлежностью сибиряка к сектантам. В среде петербургской элиты ходил по рукам труд Ипполита Гофштеттера, намекавший, что Григорий Ефимович будто бы принадлежит к секте хлыстов. Там утверждалось, что вождь религиозного кружка якобы часто устраивал для своих чад специфические радения. Будто бы распутиниане, как хлысты, входили в состояние экстаза после необычных прыжков и долгого бега по кругу под истеричные выкрики и монотонную громкую музыку.
Гофштеттер писал: «Впоследствии, когда, после окончательного разрыва с Григорием, я занялся исследованием той религиозной секты, к которой он, по всем приметам, принадлежал, я нашел в специальной литературе много примеров и фактов телепатического влияния на расстоянии, вполне установленных и зарегистрированных в судебных актах свидетельскими показаниями. Тогда и для меня уже не оставалось никакого сомнения в том, что Распутин, как и многие другие руководители секты, обладал огромной телепатической силон и владел какими-то тайными психическими чертами, быть может, усвоенными прежними вождями сильно распространенной в Сибири секты от магов и чародеев полного тайн Востока».
Встречавшийся с Распутиным специалист по русским сектам, соратник Ленина большевик Бонч-Бруевич, считал, что Григорий Ефимович, может, и был действительно близок к хлыстовству, но имел собственное учение. Нелишне сказать и то, что само слово «хлыст» в дореволюционной России было нарицательным и его использовали для обозначения любой негативной личности.
Исследование Гофштеттера, призванное, по мнению автора, изобличить фаворита, только привлекло к нему новых почитателей. Царской четой оно было расценено как попытка ошельмовать святого. Для них Распутин был спасителем сына Алексея. Он мог останавливать у царевича не сворачивавшуюся из-за гемофилии кровь, а многие европейские светила этого не умели. Окончив университеты и размышляя о суеверии, они не понимали, почему малограмотный человек, без диплома, мог творить чудеса. Их позитивистский ум не принимал этого наваждения. К тому же эти высокомерные авторитеты не могли даже и предположить, что мужик Распутин элементарно мог брать уроки у гипнотизера и, конечно, обладать в этой области врожденным талантом, какого у них не было.
7.
Департамент полиции был вершиной пирамиды Министерства внутренних дел Российской империи. Его высшим начальствующим чином являлся товарищ министра внутренних дел, то есть заместитель главы ведомства, заведовавший полицией. В его подчинении находился директор Департамента полиции.
Структура этого учреждения включала наружную, сыскную (уголовную), речную, конную, земскую (сельскую) полиции. Исключение составляли дворцовая и политическая полиции.
Дворцовая полиция находилась в непосредственном подчинении министра двора Его Императорского Величества, генерал-адъютанта, генерала от кавалерии графа В. Б. Фредерикса. Он возглавлял ее двадцать лет – с 1897 по 1917 год. Это была личная служба царя.
Функции политической полиции выполнял отдельный корпус жандармов. Его глава также был товарищем министра внутренних дел. Это уравнивало его с руководителем Департамента полиции. По традиции эту должность занимал гвардейский генерал, который тут же, после назначения, становился генерал-адъютантом царя и получал прямой доступ к монаршей особе. Таким образом, ведомство имело двойное подчинение. Назначение на эту должность происходило исключительно по принципу личной преданности: глава корпуса жандармов становился лицом, приближенным к императору, получавшим прямые приказы главы государства. Из наиболее показательных случаев следует отметить 1) генерала Джунковского (1913–1915) и 2) Протопопова, выдвинувшегося благодаря протекции Распутина.
Отцом русской жандармерии считается Николай I, а первым руководителем – его фаворит граф Бенкендорф, главный начальник Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии.
Но поворотным пунктом в истории царской спецслужбы стало 19 сентября 1867 года, когда появилось «Положение о Корпусе жандармов», в котором расписывалась новая внутренняя организация: в каждой губернии создавалось самостоятельное губернское жандармское управление. Оно занималось политическим наблюдением, политическим сыском, проводило аресты неблагонадежных, вело дознание по делам арестованных, передавало дела в прокуратуру, отслеживало прохождение этих дел в суде, конвоировало осужденных в места ссылки, каторги, заключения.
В связи с ростом подрывных организаций из ведения губернских жандармских управлений были выведены дела по политическому сыску. Они сосредотачивались в трех крупных городах империи: Петербурге (1866), Варшаве и Москве (1880) в особых отделениях при губернских жандармских управлениях.
В 1866 году при канцелярии санкт-петербургского градоначальника было создано отделение по охране общественного порядка и спокойствия в столице. 12 мая 1886 года утверждается штат Санкт-Петербургского охранного отделения, которое с 1887 года стало именоваться отделением по охране общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге.
В начале двадцатого века существование этих учреждений было расписано в «Положении о розыскных отделениях». В 1903 году они стали именоваться охранными, в просторечии «охранка». Одной из последних реформ, постигших ведомство, считается появление в нем 23 января 1911 года регистрационного бюро. В сферу его интересов входило наблюдение за лицами, проживающими в гостиницах и меблированных комнатах Санкт-Петербурга, в сущности регистрация.
Охранное отделение подчинялось непосредственно Департаменту полиции, который давал общее направление розыскной деятельности и распоряжался личным составом. Повышение по службе офицеров охранки проходило через Штаб корпуса жандармов, но всегда по инициативе Департамента полиции.
Охранное отделение осуществляло надзор за деятельностью подрывных террористических организаций: боевиков социалистов-революционеров, большевистских экспроприаторов, анархистов-бомбистов и националистических групп. Для получения информации об этих организациях охранка использовала как наружное наблюдение – филеров, отслеживавших контакты подрывных элементов, так и агентов, внедрявшихся непосредственно в среду революционеров. Одним из таких успехов полиции по праву считался агент «Портной» – большевик Роман Малиновский. Он был членом ЦК, одним из лидеров партии, ближайшим соратником Ленина, депутатом думы. Слежка за личностью Распутина стала для ведомства новым направлением в работе.
Первая встреча Григория с императорской семьей состоялась 1 ноября 1905 года. Однако он сам долгое время оставался тайной даже для охранных органов. Для этого императрица прибегала к различным ухищрениям.
Специфичность фигуры Распутина и его появление во дворце привели к тому, что в дружеские отношения с ним вошли главы охранных структур империи. Последний начальник дворцовой охраны Василий Невдахов сумел наладить личные отношения с фаворитом. Дочь полковника вспоминала: «Папа к Распутину относился по-дружески, так же и Распутин относился к отцу, но его визит в наш дом для окружения в Царском Селе не остался незамеченным».
Впервые постоянное наблюдение за Распутиным пробует установить в октябре 1910 года премьер Столыпин, но оно длилось всего несколько дней.