– Вы откуда знаете? – спросила директриса.
– Судя по старинным легендам, если девица становится жертвой страшного мертвеца, она бегает к нему на свидания босиком и даже не чувствует, как острые камни уродуют ее ноги!
– О да, – согласилась Вероника. – Я была его рабой. Я не могла сопротивляться. И мои нежные ноги не чувствовали острых камней. Его голос проникал в мое беззащитное сознание. Это был типичный мертвец. Фиолетового цвета!
– Ах! – Ко вырвала руку у своей подруги. Ей стало страшно, директриса закрыла ладонями лицо, но тут же споткнулась о корень сосны и полетела вперед. Комиссар Милодар не сделал и попытки поймать директрису, и этот подвиг выпал на долю Ко, которая успела обернуться, сообразить, что же происходит, прыгнуть рыбкой и принять госпожу Аалтонен на грудь. Чудом массивная директриса не переломила пополам свою тоненькую воспитанницу.
– Простите, – сказал комиссар Милодар, – что я не участвовал в этой сцене, однако для тех, кто еще мало меня знает, я должен сообщить, что перед вами находится не тело комиссара Милодара, а лишь его искусно сделанная голограмма, то есть объемное изображение. Такие меры мне приходится принимать, спасаясь от международного терроризма и некоторых коррумпированных режимов. Я слишком много знаю и слишком многим опасен.
– Мы и не рассчитывали на вашу помощь, комиссар, – ответила госпожа Аалтонен, и они продолжили путь вниз.
Между сосен голубела гладкая поверхность озера. Чудесный прохладный день распростерся над Ладогой.
Вот и берег.
Сосновый бор остался позади. Все было залито скромным светом северного солнца. Справа лежала повалившаяся набок сторожка. Прямо – страшно запущенный причал.
– Вот здесь все и произошло, – сказала директриса.
Девушки послушно остановились в двух шагах от сторожки. Ни страха, ни вины Милодар в них не ощущал, и это его смущало.
– Когда я подошла к сторожке, – сообщила директриса, – Вероника уже была увлечена ее… спутником… соблазнителем внутрь. Ракастайя – это будет приличное выражение?
– Любовник – это всегда неприлично, – ответила Ко, но в ее синих глазах комиссар Милодар уловил веселый блеск.
Вся эта история ему совершенно не нравилась. Нет, не нравилась, потому что была лживой. Он еще не добрался до сути этой лжи, но весь его гигантский опыт по выявлению личной и организованной преступности тревожно предупреждал его: «Милодар, будь крайне осторожен. Возможна ловушка космического масштаба!»
– Я остановилась, – сказала директриса, – и думала, что надо постучать. Но куда стучать?
– И стали подслушивать. Фу, как это некрасиво! – воскликнула Ко.
– Я директриса и обязана слушать для блага Вероники. Если бы я не слушала, ты уже была бы без чести.
– Но я вас не звала.
– Ты кричала и билась, как птичка в сетке!
– Но я не для вас кричала, – обиделась Вероника. – Я для него кричала.
– И все это время вы знали, что он мертвый? – спросил Милодар.
– Разумеется, – после недолгой паузы согласилась Вероника.
– И никаких возражений против поцелуев с мертвецом у вас не было?
– А чем он хуже живых? – агрессивно спросила Вероника.
– И от него этим самым… разложением, тухлятиной не пахло?
– Почему?
– От мертвецов всегда тухлятиной пахнет.
– Только не от Джона Грибкоффа! – заявила девушка. – От него пахло одеколоном «Тореадор»!
– Бывают же исключения, – пришла на помощь подруге Ко.
– Нет, – мягко возразил Милодар. – Исключений, к счастью, не бывает. Но вы продолжайте, продолжайте. Значит, вы вошли внутрь сторожки, а он вас уже поджидал.
– Да, – подтвердила директриса, – он тянул к ней темные руки!
– Фиолетовые руки, – поправила директрису Вероника. – Чудесные фиолетовые руки.
– Как бы боевая раскраска, как говаривали ирокезы, – пояснил Милодар, хотя никто его об этом не просил.
– Он всегда такой.
– Мертвецам этот цвет идет, – согласился Милодар. – И значит, запах от него шел несильный?
– Не было запаха! – возмутилась Вероника.
– А я не спорю. Значит, вы проснулись и принюхались…
– Я не принюхивалась!
– И он заключил вас в объятия?
– Да, да, да! Я уже говорила!
– А объятия были холодные?
– Почему? – не поняла Вероника. – Самые обыкновенные горячие объятия.
– У мертвеца? Он что у вас, с подогревом?
– Но он же не совсем мертвый. Для меня он – как Ленин для коммунистов – вечно живой.
– Но коммунисты с Лениным не обнимаются.
– Не знаю, – сказала Вероника. – Но нам с ним было приятно обниматься. Я имею в виду Джона.
– Спасибо за пояснение, – сказал Милодар. – Значит, нам повезло с мертвецом. Пахнет одеколоном и еще с подогревом.
– Замолчите, какой вы гадкий!
– И что он с вами стал делать в сторожке?
– Он взошел со мной на ложе, – официально заявила девица, – и намеревался меня любить.
– И при этом совершенно не вонял.
– Да что вы с этой вонью к ней пристали! – воскликнула Ко. – Если ей показалось, что не пахнет, значит, это не играет роли.
– Еще какую роль играет! Представьте себе, госпожа Аалтонен не успела бы откликнуться на крики несчастной жертвы…
– Я тихо кричала, – буркнула Вероника. – Я кричала, потому что в таких случаях положено кричать. Знала бы, что вы подслушиваете, взяла бы себя в руки и промолчала.
– Разумно, разумно, – задумчиво произнес комиссар. Он пошел вокруг сторожки, остальные последовали за ним. С дальней стороны находилась полуразрушенная стена.
– Здесь привидение выскакивало наружу? – спросил Милодар.
– О да! – подтвердила его версию мадам Аалтонен. – Он ударил, как будто бульдозер. Есть такое русское слово?
– Еще как есть! – подтвердил комиссар.
– Могли вполне меня и погубить, – добавила Вероника.
– Удивительное привидение, – сказал Милодар. – Не воняет, горячее, как печка, убегает из сторожки, выломав половину стены. А потом?
– Потом он побежал вон туда, – показала директриса. – Там была привязана лодка.
– И привидение, ко всем своим бедам, еще вынуждено было управлять лодкой.
– И притом неудачно, – сказала директриса.
– Он утонул? – спросил комиссар.
– Я надеюсь, что он выплыл, – сказала Вероника. – Вообще-то говоря, он отлично плавает. Мне приходилось видеть, как он плавает.
– И он вернулся к себе в могилу… – завершил беседу Милодар. Затем он обратился к директрисе: – А как вы думаете, где прячутся мертвецы на день?
– Наверно, в земле, – сказала директриса. – Или, может быть, в морге, если его не успели похоронить.
– Вы так себя ведете, словно вы нам не верите, – с осуждением заявила Ко.
– А вы себя ведете так, – ответил Милодар, – будто верите во всю эту чепуху.
– Это не есть чепуха! – неожиданно обиделась директриса. – Я сама его почти поймала. Такой страшный.
– Страшный? – спросил Милодар у Вероники.
– Когда как, – уклончиво ответила девушка.
– Тогда все свободны, – заявил комиссар Милодар.
– Как так свободны? – не поняла директриса. – Вы хотите сказать, что желали произвести наш арест, а затем передумали?
– Все правильно, за исключением ареста, – ответил комиссар. – Девушкам пора приступать к занятиям, вам, госпожа Аалтонен, надо бы вернуться в свой кабинет и подхватить бразды управления Детским островом. А я пойду гулять.
– Но почему? Вы же расследуете очень серьезное дело! – воскликнула директриса.
– Но я же буду очень серьезно гулять, – ответил Милодар. – И очень серьезно думать, как мне разгадать это дело.
Он кинул быстрый взгляд на Веронику. Та наморщила круглый лобик. Решение комиссара ее встревожило. Ко стояла рядом и внимательно смотрела на комиссара. Она, судя по всему, ему не поверила. Ну что ж, сами придумали, сами и расхлебывайте, подумал комиссар.
И, приказав женщинам оставить его одного, комиссар Милодар стоял на месте до тех пор, пока они не скрылись за стволами сосен, сопровождаемые громким карканьем вороны, сидевшей на низкой ветке сосны.
Тогда он и начал свое расследование.
* * *
Комиссар был сторонником классической криминалистики. Подобно деревенскому знахарю или старенькому сельскому доктору, он верил в интуицию и лечил общество с помощью жизненного опыта, знания человеческой натуры, а если надо было – твердости характера и пренебрежения к риску и воплям больного.
Убедившись в том, что никого поблизости не осталось, комиссар осторожно вошел в сторожку. Так как он был голограммой, физическая опасность ему не угрожала, но психологически трудно ползти под упавшими палками, бревнами, досками, которые могут рухнуть в любой момент.
Если бы вы задали комиссару вопрос, что же он ищет, комиссар пожал бы голографическими плечами и ничего не ответил. Он сам не знал. Он искал то, что попадется. А уж из этого он сделает нужные выводы.
В развалинах сторожки было темно, шуршали мыши-полевки. На опрокинутой широкой скамье обнаружился клок белой шелковой одежды. Это был след любви. Он ничего не давал расследованию, лишь подтверждал то, что свидетели говорили правду.
Милодар повторил путь бегства мертвеца из сторожки в сторону причала, для этого ему пришлось проникнуть сквозь доски, дико проломанные телом Джона Грибкоффа. На одном из изломов Милодар обнаружил следы крови с помощью специального малозаметного манипулятора, который, в отличие от комиссара, не был голографическим. Он сложил образец в мешочек у пояса: определение группы крови мертвеца могло помочь следствию и, главное, доказать со всей очевидностью, был ли это мертвец либо вполне живой охотник за телами юных воспитанниц.
Милодар выбрался на причал. Дождь и роса смыли следы на досках, и молекулярная собака Милодара не взяла следа. Впрочем – а что его брать, если ясно, что подозреваемое лицо скрылось на лодке. Что было, впрочем, странным решением для мертвеца. Привидениям лодка обычно не требуется, так как любое привидение может пройти по поверхности воды. Да и лодка… Как же он забыл!
Милодар нажал на кнопку браслета часов и попросил дать ему связь с кабинетом директрисы.
– Госпожа Аалтонен, надеюсь, я вам не помешал? – спросил он.
– О нет, вы еще не успели помешать. Я только вернулась. А что у вас есть за вопрос?
– Вы не можете описать мне лодку, на которой скрылся тот человек?..
– О, вене! То есть лодка… Это была голубая вене. У нас такая была для прогулок… я не знаю, теперь не сезон для прогулки…
– У вас лодки с номерами?
– Вы задали правильный вопрос, комиссар! – откликнулась директриса. – Каждая наша вене имеет свой нумеро. Большая цифра, вам понятно?
– Какой номер был на той лодке? Я понимаю, было темно, но все же…
– Нумеро есть очень нехороший.
– Тринадцать?
– Как вы догадались?
– Жизненный опыт, – скромно отозвался комиссар.
Он выключил связь и, внимательно осмотрев причал, легко спрыгнул на берег, усыпанный галькой, затем пошел вдоль воды.
Путь по берегу острова местами был легок, подобно прогулке по Черноморскому побережью, но иногда комиссару приходилось преодолевать немалые препятствия. «Какое счастье, – думал он в таких случаях, – что я всего-навсего голограмма».
В легких местах неширокий пляж, серый от гальки, был ровным, и если на нем попадались коряги, выброшенные штормом, их легко было обойти. Хуже приходилось в тех случаях, когда к самой воде подходили скалы. Порой Милодар брел по колено, а то и по пояс в ледяной воде, а иногда взбирался на крутой откос.
На узкой оконечности острова сосновый бор сбегал к озеру, так что исковерканные тяжелой жизнью корни громадных деревьев касались воды. Некоторые деревья уже упали, не выдержав испытания ветром и водой. Сюда сверху, от замка, вела узкая заросшая тропинка, которую скорее можно было угадать, нежели увидеть. Пожалуй, подумал Милодар, воспитанники и воспитанницы приюта приходили сюда, чтобы выяснить сложные отношения, а то и помечтать в тишине и одиночестве.
Милодар задержался в этом месте и принялся лазить между перепутанных сосновых корней. Поиски его были не напрасны и вскоре увенчались результатом, к которому Милодар стремился.
Заглядывая в темные ямы между корней и обвалившихся в озеро стволов, под обломками скал и мшистыми валунами, достигающими размеров паровоза, Милодар в тени коряги увидел голубую полоску. Зайдя по пояс в воду, Милодар потянул на себя нос небольшой спасательной лодки, которую кто-то притопил под корягой, полагая, что этим надежно спрятал ее от постороннего взора. На носу была выведена число 13.
Милодар не стал вытаскивать лодку на поверхность и вычерпывать из нее воду – ему было достаточно убедиться в ее существовании. И в том, что ее не могло загнать под колоду случайной штормовой волной. Это могли сделать лишь сильные человеческие руки.
Затем Милодар, подобно куперовскому следопыту, принялся обыскивать окрестности, стараясь не наступить невзначай на сучок или листочек, чтобы не погубить вещественное доказательство, что ему, как голограмме, было нетрудно сделать.
Поиски вскоре дали свои плоды.
Отвалив камень, на поверхности которого острый взгляд комиссара заметил свежие отпечатки человеческих пальцев, он увидел небольшую банку фиолетовой краски с надписью на ней: «Краска маскарадная, употреблять только для раскраски чертей и духов подземелья. Беречь от детей, так как, принятая внутрь, она может вызвать несварение желудка».
– Так, – произнес Милодар вслух. – Страшный мертвец обретает плоть.
Сдвинув сухие листья, под тем же камнем Милодар обнаружил черную матерчатую маску. Теперь от туалета мертвеца Джона Грибкоффа не хватало только шортов. Но их Милодар найти и не рассчитывал. Таким образом, была обнаружена база таинственного мертвеца и даже следы его переодевания. Можно было предположить, что после бегства из сторожки, спугнутый директрисой, мертвец инсценировал кораблекрушение, а затем, пользуясь плохой погодой и волнами, скрытно подогнал перевернутую лодочку к своему убежищу. А раз убежище мертвеца было на Детском острове, то весьма вероятно, что он относился к числу его обитателей. А раз он относился к числу обитателей острова, то любопытно было бы его отыскать и с ним побеседовать. Милодару еще никогда не приходилось беседовать с настоящим мертвецом.
Внимательно осмотревшись и не найдя больше ничего подозрительного, Милодар двинулся в глубь острова по незаметной тропинке. Обыкновенному человеку этот лес ничего бы не рассказал, но комиссар сразу увидел сломанную сосновую иголку, прижатую к листку кислицы песчинку… Слишком громко и недружно перекликались над головой две вороны, и на это комиссар тоже обратил внимание.
На открытом участке скалы прилип листок, на нем и без лупы виден отпечаток подошвы. Ага, подумал Милодар, значит, наш мертвец смог обуться и, наверное, переодеться в своем тайнике – любопытная деталь.
Тропинка привела Милодара к площадке, заросшей орешником, – над ней возвышалась задняя стена замка.
– Ну, вот мы и ближе к дому, – заметил вслух Милодар, и вороны, передразнивая его, зловеще закаркали.
Незаметная тропинка сквозь орешник вывела Милодара к потайной двери в задней стене замка. Перед дверью зеленел небольшой водоем, по берегам которого, скрываясь в осоке и болотной зелени, сидели сонные лягушки. Одна из ворон спикировала и схватила лягушку пожирнее. Остальные с громким плеском ухнули в воду. Вода в прудике закачалась, и Милодар пошел по краю к дверце.
Дверца со скрипом приоткрылась, обнаружив слабо освещенное помещение.
Столб мутной воды вырвался из двери, ударил Милодара в лицо и опрокинул в водоем. Только то, что Милодар был голограммой, спасло его если не от смерти, то от больших неприятностей.
На его крик из двери высунулись две прачки, которые только что опорожнили бадью с мыльной водой.
– Господи, нам еще такого чудища не хватало! – воскликнула одна из них.
– А что, я не первое чудище? – сразу среагировал комиссар, сбрасывая с себя водоросли, лягушек и стебли осоки. Одна крупная кувшинка осталась у него на голове и придавала комиссару несколько лукавый и легкомысленный вид.