Двое стрелков, словно и не рвались снаряды, ломая деревья и хребты, не трещали пулемёты и ППТ, сели прямо на гусеницу, облепленную грязью, порылись в вещевых мешках и надели оба малиновые погоны.
— Так что, господин подполковник, виноват, ваше высокоблагородие, старшие унтер-офицеры четвёртой роты капитана Иванова.
— Но, братцы, вы всё же в нас здорово стреляли.
— Так точно, здорово. Да не по вас, а в воздух. Мы все в воздух били.
— А комиссары где?
— Какие убежали, других пришлось прикончить. Пятерых.
— Вот что, ребята, я вас всех назначаю во второй батальон, он сильно пострадал в боях…
— Ваше высокоблагородие, — дружно закричали дроздовцы, — не забивайте нас во второй! Разрешите по старым ротам, по своим! Вон и Петро стоит! Акимов, здорово, где ряшку наел? Котов, живой? Вон и Коренев… Жив, Корнюха. Разрешите по старым ротам!
На радостях Кирилл разрешил, и в строй ОМСБОНа стало триста шестьдесят новых дроздовцев, вернувшихся к своим.
Однако в строю 7-й Украинской советской дивизии бойцов хватало. И техники тоже.
Танковая рота РККА, состоявшая из лёгких «Уиппетов» и «Рено FT-17», взяла белых в клещи. На заднем плане, теряясь среди деревьев, подвывали моторами грузовики с пехотой.
— Огонь! — спокойно сказал Авинов.
Никогда ещё древний брянский лес не слыхал такого грохота и скрежета стали о сталь.
«Рено», съезжавший с пригорка, лишился башни и, объятый пламенем, докатился до самой низины. Второй снаряд угодил в грузовой «бенц», разваливая кузов надвое. Грузовик, следовавший за ним, столкнулся с горящим передком собрата и перевернулся — красноармейцы посыпались, как грибы из лукошка.
Из-за рощицы ёлочек выскочил «Уиппет», строча из пулемётов. Трёхдюймовый снаряд запалил его, как свечку, и красный танк вломился в деревца, тараня заросли горящим комком.
Машины стали разъезжаться, пехота сигала через борта, танки бестолково палили в белый свет, как в копеечку.
— Юнус! Передай всем, пусть уходят к северу по той дороге, помнишь, вчера нашли?
— Помню-помню, сердар!
— Мой танк остаётся прикрывать и Махмуд тоже. Исполнять!
— Есть!
Одному из Т-12 досталось от красных «Рено» — полуторафунтовые снаряды, выпущенные из пушки «Пюто», броню пробить не смогли, зато сбили обе гусеницы и заклинили башню.
Чёткие очереди автоматических пушек и рёв крупнокалиберных пулемётов не смолкали, постепенно удаляясь, — красные отходили, подгоняемые разрывами осколочно-фугасных и огнём из ППТ.
— Кажись, отбили! — крикнул башнер, щеря закопченное лицо.
— Кажись, — согласился Кирилл.
Местечко для новой базы сыскали в самом что ни на есть медвежьем углу, на небольшой возвышенности, заросшей сосняком и окружённой разрывчатым кольцом холмов.
Дождь прекратился, и все здоровые принялись рыть землянки да перекрывать их брёвнами в три наката — пригодилась старая изба, разобранная до самого устоя.
Технику загнали под деревья, для надёжности прикрыв брезентом и маскировочными сетями.
Задымила полевая кухня, колко ударяли топоры, ширкали лопатки. Зычные голоса унтеров, готовых выцукать заленившегося, разносились ясно и далеко.
Авинов разложил карту, потёртую на сгибах, прямо на столе, сколоченном из досок, и подозвал подпрапорщика Сороку.
Сорока сам был из этих мест, хорошо зная стёжки-дорожки, порой и такие, о которых даже жители ближайших деревень не ведали.
— Глянь-ка. Мы во-от здесь. От нас до Навли, что на линии Брянск — Комаричи, вёрст сорок будет, ежели по прямой, а до Нарышкина, это здесь вот, на железной дороге между Орлом и Брянском, вдвое больше. Опять-таки по прямой. А в лесу, сам знаешь, прямых путей нет.
— Эт точно…
— Может, знаешь какую дорогу?
Сорока задумчиво поскрёб щетину на подбородке.
— До Навли-то легко… — протянул он. — Этта… Вот так вот лесом проехать, поплутать версты четыре от силы и на дорогу выходить, ваше высокоблагородие. Кабыть, заросла, но техника пройдёт. Как раз к деревне Кропивна попадёте. Ну показываться-то лишнее, надоть объехать Кропивну, тута вот, ближе к речке. Так-то вот, берегом и к станции выйдете.
— Так и сделаем. Спасибо, Сорока.
— Рады стараться, ваш-сок-родь!
В рейд Авинов брал два Т-13, бронеотряд Т-12, взвод «Остинов-Путиловцев» и пять грузовиков с пехотой — с мотострелками.
В принципе, бензин стоило экономить, да строго, тем более что домовитые текинцы угнали у красных кавалеристов неплохой табунок лошадей. И подводы имелись.
Но скольких бойцов увезёт подвода? Шестерых максимум.
А грузовой «Руссо-Балт» легко триста пудов принимал.
Есть же разница? А выжмет ли телега сорок вёрст в час?
Ну ежели лошадь и попытается так-то нестись, то сдохнет, бедная.
Через полчаса на задание вышла бронеколонна из шести танков и пяти блиндированных автомобилей. Автоколонна двигалась следом.
Впереди и на флангах рыскали самокатчики подпоручика Прицкера.
Поначалу танки просто ломились сквозь подлесок, ломая деревья потолще.
Кириллу сие очень не нравилось, он представлял себе, как этот лесоповал будет смотреться с воздуха, а пара аэропланов-разведчиков с красными звёздами на крыльях уже показывалась, кружа над лесом.
Просто руки чесались посбивать их к такой-то матери из трофейной трёхдюймовки, противоаэропланной пушки, да нельзя было. Собьёшь ли всех? А ежели хоть одного упустишь, он в тот же день наведёт бомбовозы, и раскатают они базу десятипудовками, как нечего делать.
К заброшенной дороге вышли неожиданно: вот изломились стволики подлеска — и дорога. Пожалте следовать.
Не доезжая до Кропивны, колонны свернули к реке и берегом Навли двинулись к железной дороге.
В одном месте пришлось огибать заросли ольхи, и командирский танк, двигаясь в объезд, оказался на пастбище.
О том, что это именно пастбище, свидетельствовала изгородь и следы жизнедеятельности крупного рогатого скота, но в данное время буколических картин не наблюдалось.
Бурёнки тут не паслись, зато аэродром действовал — на траве стояло два целеньких С-31, лёгких бомбардировщика.
Пилоты находились рядом, не зная, то ли отстреливаться им, то ли сразу застрелиться.
Они первыми разглядели разноцветные розетки на башнях танков, похожие на те, что красовались на крыльях их аэропланов, только как бы вывернутые наизнанку.
Неуверенно «летуны» направились к бронеколонне.
Кирилл отрекомендовался первым:
— Подполковник Авинов. С кем имею честь?
Военлёты радостно заулыбались и представились:
— Поручик Еретнов.
— Штабс-капитан Бацулин.
— Подбили вас?
— Никак нет, господин подполковник! Бензин на исходе. Я так понимаю, что фронт близко?
— Если Харьков рядом, господин поручик, — суховато ответил Кирилл, — то да.
Понаблюдав за тем, как вытягиваются пилотские лица, он усмехнулся невесело.
— Нынче я собираю окруженцев в отдельный батальон, чтобы бить красных в их же тылу. Получилась самостоятельная тактическая боевая группа. Можете присоединяться к нам, тогда я поделюсь с вами горючим — авиация нам пригодится. Бомбы есть?
— Имеется кое-что…
— Можете заминировать оба аэроплана и пробираться к линии фронта.
— Ну уж нет уж! — решительно заявил рыжеусый Бацулин. — Лучше мы с вами.
— «Птичек» жалко… — вздохнул Еретнов, оглядываясь на бомбардировщики.
— Тогда сделаем так. Сейчас мы вам сольём немного, а когда стемнеет, перелетите к нашей стоянке. Это недалеко, там есть старое пожарище, для посадки не хуже, чем здесь. Наши подготовят площадку и разожгут три костра треугольником, с высоты увидите, и садитесь.
— Так точно, господин подполковник!
Бурча и страдая, Саид слил толику бензина и пустил канистру по кругу — пускай все поделятся!
Вскоре баки аэропланов были полны на треть, этого хватит с избытком.
Распрощавшись с «авиаотрядом ОМСБОНа» и передав по рации приказ готовить «аэродром», на всякий случай — шифровкой, колонны двинулись к станции Навля.
Станция удивила Авинова своей пустынностью.
Колонны вышли с юго-восточной окраины — севернее, вдоль реки, не особо проедешь, а на западе — пути.
Навля была узловой станцией, чуть ли не важнейшей на Московско-Киевско-Воронежской дороге после самого Брянска, разумеется, и на тебе — никакого движения.
Только пара теплушек загнана в тупичок да маневровый паровоз пыхтит у въезда на мост через реку.
У каменного, довольно представительного вокзала слонялись двое часовых, а ближе всего к лесу, в котором затаились колонны ОМСБОНа, располагались рабочие бараки и несколько новеньких лесопилок, похожих на гигантские сараи, сбитые из свежих жёлтых досок.
К лесопилкам подходили рельсовые пути, а в сторонке громоздилась куча опилок.
— Юнус, передавай, — громко сказал Кирилл. — Бронеавтомобили занимают улицы и двигаются к путям. Т-12 следуют к складам, мотострелки за ними.
— Есть, сердар!
Всё вроде бы учёл «сердар», всё, кроме коварства большевиков.
Как только танки и броневики показались из лесу и стали разъезжаться, ворота у двух лесопилок распахнулись, и на пути медленно выехали наскоро слепленные бронеплощадки — обычные платформы, укреплённые по бортам, одна — мешками с песком, а другая — шпалами.
На каждой из бронеплощадок торчало по шестидюймовке Канэ, защищённой самодельным щитом из тонких стальных листов, скреплённых заклёпками.
Возле орудий суетились артиллеристы, и Авинов понял, что опередить их уже не получится.
— Это засада! — закричал Гичевский.
— По площадке! Осколочным! Заряжай!
— Есть!
Обе шестидюймовки выстрелили почти одновременно.
Снаряд, выпущенный со «шпальной» бронеплощадки, ушуршал в лес, зато пушкари с «мешочной» были удачливей — болванка пробила борт Т-12 и завязла в двигателе, вызвав пожар.
Из бронерешётки заклубился чёрный копотный дым. Задолбил лобовой «гочкис» и смолк.
Танкисты показались между гусениц, покидая боевую машину через люк в днище.
Они тащили с собой рацию, похожую на большой чемодан — и как только пролезла…
В следующую секунду подорвался боекомплект — люки танка вышибло фонтанами пламени, а башню свернуло набок.
— Огонь!
Т-13 вздрогнул, посылая снаряд по ближней бронеплощадке.
Фугас просвистел по-над мешками и взорвался на фальшивой лесопилке, разнося дощатые стены. Так и есть — декорация.
Соседняя «тринадцатая» оказалась метче — их снаряд разорвался на самой бронеплощадке, расшвыривая шпалы и красных артиллеристов.
«Мешочная» успела сделать второй выстрел.
И попала в самый дальний из разворачивавшихся Т-12.
Удар был страшен — чугунная дура в два с половиной пуда весом вколотилась, пробивая броню.
Башня танка подлетела на столбе огня и дыма, вращаясь, и рухнула обратно.
После такого попадания хоронить было некого — танкисты сгорели во вспышке бешеного пламени.
— Заряжай!
— Есть!
— Огонь!
Снаряд пробил по щиту, прикрывавшему артиллеристов, и взорвался, опрокидывая шестидюймовку.
Но это был ещё не конец. Откуда ни возьмись, показались три расчёта, буквально на руках выкатывавших тяжёлые 42-линейки.
Броневики мигом взяли артиллеристов под пулемётный перекрёстный огонь, однако у красноармейцев и защита нашлась — со двора шпалопропиточного завода Брафмана выехала парочка танков Mk VII.
У каждого по бокам, в спонсонах, ворочались орудия калибром в два с четвертью дюйма, и они тут же открыли огонь.
«Остины» мигом газанули, стремясь уйти с линии огня, но у одного из бронеавтомобилей внезапно заглох мотор.
Три снаряда тут же прилетело от красных танкистов, один срикошетил, но парочка прошибла-таки броню, подбивая «Остин-Путиловец».
— Ай, шайтан! — взревел Саид. — Там же Аташ с Сапаром!
— Саид! Влево и саженей пять вперёд!
Танк дёрнулся, рокоча гусеницами, и остановился.
— Правый «Марк седьмой»! Беру на прицел! Взял!
— Взял! — поспешно откликнулся башнер.
— Бронебойным!
— Готово!
— Огонь!
Т-13 сотрясся, посылая «горячий привет».
«Ромбус», словно предчувствуя конец, стал разворачиваться, но от попадания не ушёл — болванка просверлила его хилую броню в полдюйма толщиной и рванула.
Вряд ли трёхдюймовый снаряд смог бы уничтожить всех восьмерых членов экипажа «Марка», но тут пошла рваться боеукладка.
Танк дёрнулся и замер — стальной ромбический гроб.
Один из двух уцелевших Т-12 внёс свою лепту — развалил снарядом гусеницу уже подбитому «ромбусу».
Бабахнула 42-линейка. «Бдз-зынь!» — шарахнуло по башне Т-13.
Авинов очумело вытаращился — такое впечатление, что он оказался внутри колокола, по которому ударили кувалдой.
— Орудие! — крикнул он. — Полста саженей! Осколочным! Огонь!
Гичевский прицелился как следует — взрыв снаряда опрокинул пушку, лишая её колеса.
— Саид! Вперёд!
— Есть, сердар!
— Гичевский! «Марка» видишь?
— Так точно! Пятится, гад!
— Засади ему бронебойным! В такую тушу не промажешь!
Грохнуло. Промазал!
Правда, снаряд даром не пропал, рванул рядом с 42-линейкой — одного из артиллеристов разорвало, другого взрывом швырнуло и приложило о танковый борт. Не жилец.
Расчёт последнего орудия решил, от греха подальше, бросить всё и бежать. Трусам не повезло, их достали «максимы» с броневика.
Разъярённые текинцы повели два Т-12 напролом, раскидывая фальш-лесопилку на доски, следом ринулись броневики.
Оставшийся «ромбус» выстрелил дуплетом из обеих пушек — фугасным и шрапнелью.
Т-12 ответили тоже «в четыре руки», засадив «Марку» в борт по паре снарядов. Гичевский послал третий вдогонку.
Сдававший назад «англичанский» танк дёрнулся и застыл — двигатель сдох.
Пехота с грузовиков посыпалась, побежала нестройной цепью, постреливая очередями, хотя противника, по крайней мере живого, не наблюдалось. Зато острое желание убивать было.
Бой угас сам по себе, белогвардейцы скрылись в улицах Навли, и запарившийся Авинов вылез на свет божий.
Ветерок приятно холодил потное лицо, да и дышать было куда приятней, чем глотать сизый пороховой дым.
Первым делом Кирилл оглядел башню — снаряд изрядно выщербил броню, оставив после себя глубокую борозду.
Спрыгнув на землю, он обошёл «тройку», поглядывая на возвращавшиеся бронеавтомобили, и неожиданно услыхал тихий тягостный вой — аж мороз по коже.
Авинов рассмотрел медленно подъезжавший «Руссо-Балт» и сгрудившуюся за ним толпу солдат из четвёртой роты.
Они не узнавали подполковника, смотрели на него пустыми глазами и не видели будто.
Солдаты плакали, не разжимая ртов, — Петра Иванова, их капитана, изрешетило шрапнелью.
Руки солдат сжимали ППТ, штыки немногих винтовок мокро блестели от крови переколотых красноармейцев, но никакое воздаяние не могло утишить их горя.
Молча сняв ребристый шлемофон, Кирилл постоял, прощаясь с блестящим офицером и просто хорошим человеком.
Подозвав Мустафу, подъехавшего на «Остине», он приказал сыскать на складах цинковый гроб.
— Похороним капитана с воинскими почестями, — хмуро сказал Авинов. Оглядев притихших текинцев, он устало добавил: — Осмотрите сорокадвухлинейки. Если целы и невредимы, цепляйте обе к грузовикам. И насчёт снарядов разузнайте.
Полчаса спустя обе поредевшие колонны двинулись в обратный путь.
Кирилл молчал всю дорогу, а на стоянке к нему подошли старые солдаты Иванова — Букеев, Рудак, Котов, Акимов, Коренев, Сорока.
Их суровые скуластые лица были и скорбны, и гневны.
Они заговорили разом, но Авинов остановил их:
— Говори ты, Сорока.
— Так что нельзя, — выдохнул подпрапорщик. Было заметно, как он судорожно сжимал зубы, унимая скупые мужицкие слёзы, а жгучая влага всё одно текла по обветренным, рябым от оспин щекам солдата. — Так что робята не хочут капитана тут оставлять. Этта, чтоб над ем красножопые поругались. Робята не хочут никак. Этта сами уходим, а его оставлять, как же такое…