Уланов проговорил:
– Похоже на сказку. Хотя и по «ящику» показывали, как наши ветераны той войны встретились с ветеранами-душманами в ущелье, где захоронены останки наших десантников, бившихся до конца, последний раненый лейтенант, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой. И несмотря на то что десант положил чуть ли не сотню «духов», их похоронили с воинскими почестями. А затем смотрели за братской могилой, а потом сами предложили приехать нашим ветеранам и решить вопрос о перезахоронении на Родине.
– И об этом мне ребята рассказывали.
Пока говорили, полковник заварил чай. Он получился темно-зеленым и необыкновенно ароматным. Смолинский пил его аккуратно, мелкими глотками, с удовольствием.
В 9.40 позвонил помощник начальника Главного управления, сообщил, что генерал Габранов подтвердил прием офицеров ровно в 10.00. Попросил подойти в приемную.
Смолинский и Уланов прошли к приемной начальника Главка.
Помощник-капитан не предложил ни чаю, ни кофе, ни воды.
Поднялся, поприветствовал старших офицеров строго по Уставу и сказал:
– Присаживайтесь, пожалуйста, ожидайте вызова.
Офицеры сели на стулья, стоявшие вдоль стен просторной приемной.
Начальник Главного управления отличался пунктуальностью. Ровно в 10.00 помощник поднял трубку коммутатора:
– Я, товарищ генерал… есть!
Он положил трубку, поднялся, обратился к прибывшим:
– Товарищи офицеры, генерал-лейтенант Габранов ждет вас. Проходите в кабинет.
Первым вошел куратор группы «Шторм»:
– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
– Да, входите.
Полковник и майор вошли, доложили о прибытии, поприветствовали начальника.
Габранов указал на кресла стола приставки:
– Присаживайтесь.
Офицеры подчинились.
Генерал сказал:
– Мне доложили, как блестяще группа «Шторм» решила задачу в Алеппо. Выражаю свою благодарность вам.
– Служим России.
– И я должен бы дать команду полковнику Смолинскому подать представление на присвоение майору Уланову звания Героя России по данной операции и по совокупности заслуг перед Родиной, а также к внеочередному званию подполковника. Но вместо этого поставлен в положение, когда обязан сообщить тому же Уланову, что мною принято решение о его увольнении. Справедливо? Нет. Законно? Да. И то, и другое, но нарушителей дисциплины, нарушителей Закона у нас не награждают, не повышают в звании.
Он повернулся к Уланову:
– Что скажешь, майор, по поводу инцидента с генералом Буленко?
Уланов доложил все как было.
Габранов кивнул:
– Знаешь, майор, я не исключаю, что так оно и было на самом деле. Ты хотел защитить женщину, похвально. То, что она оговорила тебя, недоказуемо, недопустимо, но объяснимо. Прапорщик держится за должность. У меня вопрос, майор. Если требовалась защита женщины, то ты не мог обойтись без рукоприкладства? Зачем бить генерала?
– Он сам попер на меня.
– Почему тут же не вызвал в приемную дежурного офицера с нарядом, почему не сообщил об инциденте полковнику Смолинскому?
– Я же уже говорил, в конце концов Буленко вроде пришел в себя. Мне показалось, что он под кайфом, извините, сильно выпивший просто не контролировал себя. Зачем поднимать шум? Титова тогда уже убежала, Буленко успокоился, мы разошлись.
– Хочешь почитать показания генерала и прапорщика?
– Нет!
– Почему?
– А смысл? Если по мне все уже решено.
– Что, по-твоему, должен был сделать я, получив заключение комиссии, в котором четко прописана твоя вина?
– У меня ни к кому нет никаких претензий, товарищ генерал-лейтенант. Одно прошу, давайте закончим этот бесполезный разговор и я займусь оформлением документов.
Генерал взглянул на Смолинского:
– Смотри, ершится. А ты, майор, – Габранов вонзил взгляд на Уланова, – не подумал, что по результатам внутреннего расследования я должен был передать документы в следственное управление? И загремел бы ты под трибунал.
– Большое спасибо, что не сделали этого.
– Спасибо! Пожалуйста. Документы в строевой части уже готовы, начфин получил указания рассчитать тебя и выплатить положенную сумму, как уволенному по выслуге лет. Должность ты передал, так что не требуется подписывать «бегунок». Хочу узнать, что думаешь делать дальше, Роман Владимирович?
Уже уволенный майор усмехнулся:
– Это так важно для вас?
– Прошу ответить на вопрос.
– Уеду. На Родину, в Переслав. И начну новую жизнь.
– Уверен, что получится?
– А что остается? Нет, конечно, есть и другой вариант, пристрелить подонка Буленко и застрелиться самому, но это как-то глупо. Так что попытаюсь жить на гражданке. В конце концов голова, ноги, руки есть, не пропаду.
– Ну что ж. Жаль, что так получилось. Это я тебе искренне говорю. Но изменить, к сожалению, ничего не могу. А ты на гражданке не забывай службу, возможно, потребуется помощь. Ты не стесняйся, обращайся к полковнику Смолинскому. Надо будет, я подключусь.
– Благодарю, думаю, обойдусь без проблем.
Генерал вздохнул:
– Затаил обиду. Плохо. Очень плохо.
Габранов поднялся. Пришлось выйти к офицерам.
– Я действительно очень сожалею о случившемся, имея в виду увольнение лучшего офицера. Удачи тебе, майор, и не забывай, что здесь у тебя осталось много друзей.
– Спасибо. Разрешите идти?
– Иди, Роман Владимирович, полковник Смолинский, задержись.
Уланов вышел из кабинета приемной, прошел в строевой отдел. Там получил все необходимые в данном случае документы. Сделали запись об увольнении в удостоверении. Поставили печати. В финчасти ему выдали шестьсот тысяч рублей и довольствие за будущий месяц. С деньгами и горечью в душе майор запаса прошел во двор. Капитан Сухов предложил:
– Тебя подвезти, Рома, Смолинский разрешил.
– Обойдусь.
– На меня-то чего злишься?
– Извини, Валер, но я доеду до дома на такси.
В строевой части ему объявили о решении генерала Буленко сдать квартиру в течение целого месяца. Расщедрился, сука. Но Уланов не собирался оставаться в Москве и до завтра.
Дома Уланов подготовил квартиру к сдаче, то, что было приобретено им и не могло быть взято с собой, часть он выбросил, часть оставил на месте. Собрал вещи. Да вещей тех было один костюм, тройка сорочек, несколько рубашек, джинсы, куртки осенние и зимние, обувь. Все это упаковал в чемодан. Включил ноутбук, посмотрел расписание поездов и электричек, отходящих с Казанского вокзала. Все они шли через Переслав, одни через вокзал Переслав-1, другие через Переслав-2. Оформил закупку билета на проходящий поезд Москва – Ростов. Он отправлялся в 0.10. Четыре часа в пути, как раз на рассвете будет в родном городе, спокойно доберется до квартиры, которой теперь суждено стать постоянным жилищем майора в запасе. Подготовившись, решил позвонить Ларисе. С этой женщиной он познакомился недавно, весной. Она работала в гипермаркете менеджером продаж. Там и встретились, когда Уланов покупал утюг. А вечером они уже ужинали в ресторане, потом занимались любовью в этой квартире. Все произошло естественно, словно так и должно быть. А в принципе, почему бы и нет. Он один, она одна, ему нужна женщина, ей мужчина. Понравились друг другу, к чему лишние движения, ухаживания, ахи и вздохи. Время проводили вместе, когда он был свободен, что случалось нечасто. Но никаких претензий у Ларисы это не вызывало. Она умела довольствоваться тем, что есть, и не строила планы на будущее. Они жили настоящим.
Уланов набрал ее номер.
Она ответила:
– Рома? Привет, ты вернулся?
– Привет, Лара, да, я в Москве, дома.
– Встретишь после работы?
– Нет.
Лариса удивилась:
– Почему? У тебя появилась другая женщина?
– Нет, просто в ночь я уезжаю в Переслав.
– Туда-то тоже в командировку?
– Совсем.
– В смысле?
– Я уволился и теперь свободен как ветер, ты можешь ограничить эту свободу, если поедешь со мной.
После секундной паузы молодая женщина, Ларисе исполнилось двадцать четыре года, ответила:
– Знаешь, Рома, мне очень хорошо с тобой. И я хотела бы продолжить отношения, но, извини, не в каком-то захудалом провинциальном Переславе.
– Это довольно большой город.
– Я в Москву из такого же приехала. Рада была тебя слышать, всего хорошего.
И все! Короткие гудки. Называется, поговорили. А что он ждал? Что Лариса бросит работу в Москве? Уедет с ним в Переслав? На это глупо рассчитывать. Она найдет себе другого и будет жить, как жила, выйдет замуж за москвича, и все у нее будет хорошо. Уланов тоже мог бы остаться в Москве. Такие спецы, как он, в столице дорого стоят. Любой богатенький «Буратино» взял бы его в личную охрану на приличный оклад, да еще и хату неровня этой снял. Но не мог жить в Москве Роман. Долго не мог. Другие бросают все и стремятся в столицу, где зарплата гораздо больше, даже чем, скажем, у заместителя регионального министра. Ну если не дворника, то клерка средней руки в каком-нибудь торговом офисе точно. А он не мог так. Душила его Москва. И в переносном, и в прямом смысле. Да и особо большие деньги ему не нужны. Семьи нет, а много ли одному надо? В строевой сказали, что пенсия будет около тридцати тысяч. Этого вполне хватит. А там и работенка, возможно, подвернется. Можно в полицию пойти, хотя нет, хватит, послужил. Недолго, но и этого хватило. Другие за всю жизнь не увидят и десятой доли того, что видел и испытал на себе он. Хотя, что самого себя обманывать, служил бы и дальше, если не этот случай с генералом Буленко. Как говорил Смолинский, он, Уланов, человек войны. А ведь это действительно так. Но что прошло, то прошло. Впереди новая жизнь, чуждая, непонятная, привыкать придется. Привыкнет. Или запьет. Как уж выйдет. Главное, прожить так, как писал классик, чтобы не было стыдно. Ему не будет стыдно, даже если и сгорит от водки. Он для Родины сделал много. А Родина? Но Буленко это еще далеко не Родина.
Прервав размышления, которые захватили его после короткого разговора с Ларисой, Роман прошел в гипермаркет. В продуктовый, Лара работала этажом выше. Купил две бутылки водки. Прошелся по проспекту. Времени у него была уйма. Погулял в сквере у театра. Начался дождь, не по-летнему мелкий, нудный. Пришлось вернуться домой. Такси он заказал на 22 часа. До вокзала доехал без остановок. Без двадцати минут до ноля часов он предъявил удостоверение и билет пышных форм проводнице и зашел в купе номер три. Там уже сидел мужчина лет сорока со своеобразной внешностью, в очках, листавший какие-то бумаги.
– Добрый вечер! – поздоровался Роман.
Мужчина взглянул на него с какой-то подозрительностью:
– Да уж ночи скорей.
– Ну тогда доброй ночи!
Уланов забросил чемодан на верхний багажный отсек, сумку поставил под полку, на свободное пространство. В купе больше никого не было.
– Роман, – представился Уланов, – еду до Переслава.
Мужчина ответил взаимностью:
– Игорь Васильевич, тоже еду до Переслава.
– Попутчики, значит.
– Да.
Мужчина убрал бумаги в кейс, спросил:
– Вы не в курсе, в это время проводница чай приносит?
– А вы что, первый раз на поезде едете?
– Не первый, но давно не ездил, все больше на машине, а вот на этот раз пришлось поездом.
– Понятно. Спросим, она же придет забирать билеты и давать белье.
– На четыре часа?
– Да хоть на два. Положено.
– Вы военный?
Уланов улыбнулся:
– А что, заметно?
– Да.
– Был военным. Уволился, вот теперь на свободных хлебах.
– Семью раньше в Переслав отправили? Или…
– Или… нет семьи, один я на всем белом свете. Пойду покурю, пока проводница занята. А то потом достанет нытьем, закон, мол, не разрешает.
– Дело ваше.
Уланов вышел из купе и едва не столкнулся с молодой женщиной, тащившей тяжелый, судя по ее измученному, но оттого не утратившему красоты лицу, чемоданище. Раньше, когда советские войска стояли в Восточной Европе, такие чемоданы называли оккупационными. Смолинский рассказывал, ему пришлось два года оттарабанить в Венгрии.
Женщина вскрикнула, вскинув глаза:
– Ой!
– Извините, ради бога, не заметил, – извинился Уланов.
– Да вы ни при чем, это я уже из последних сил тащила ношу, ничего не замечая.
– Что же вы грузчика не наняли?
Женщина ответила кратко:
– Дорого!
Да, грузчики на вокзале работают далеко не по таксе. Завышают сумму на несколько порядков выше тарифа.
– Давайте я вам помогу, какое купе?
– А следующее, за вашим.
– Понял.
Уланов взял чемодан и удивился, как такой груз могла нести эта с виду хрупкая женщина, в нем было не меньше тридцати килограммов.
– Да, чемодан еще тот.
– Это мне сестра подсобила. Просила передать подруге, которая должна встретить. У меня самой всего дамская сумочка.
– Интересно, что это положила в чемодан ваша сестра?
– Не знаю. И даже не представляю.
– У вас нижнее место?
– Да.
– Ну хоть не поднимать.
Уланов внес чемодан в соседнее купе, где не было никого, поднял полку, поставил чемодан в нишу, опустил полку, присел на нее. Напротив села женщина. Она платком, который заполнил купе нежным запахом дорогих духов, протерла лицо.
– Устала!
– Надо думать. А как вас зовут?
– Людмила.
– Далеко едете?
– В Переслав.
– Какое совпадение, и я туда же. Роман.
– Очень приятно.
– Мне тоже.
Он заметил в ее сумочке пачку сигарет:
– Курите, Люда?
– Да. Но это последняя пачка. Решила бросить.
– Кто-то говорил, это очень просто, сам бросал много раз.
Женщина рассмеялась.
– Я шел в тамбур, как раз перекурить, не составите компанию?
– А чемодан?
– Ну его даже при желании не так просто стащить.
– Вы правы, пойдемте.
– Слушай, Люд, давай на «ты», а то как-то неудобно.
– Давай.
– А я смотрю, ты совершенно без комплексов.
– Это смотря в чем!
– Понял!
Они прошли в тамбур, где двери входные были закрыты. Достали по сигарете, Уланов щелкнул зажигалкой.
Разговор пошел непринужденный, словно они познакомились не несколько минут назад, а знали друг друга давно.
Людмила как-то беззаботно рассказала о своей жизни. Родилась в Переславе, отца не помнит, мама живет в районном центре, она окончила медицинский университет, работает врачом в поликлинике, по специальности стоматолог. Имеет приработок в частной клинике. Не замужем. Вернее, была, но развелась после года семейной жизни. Здесь она сделала паузу, выпустив к окну облако дыма.
– Семейная жизнь, наверное, не для меня. Муж был хорошим человеком, да и остается таковым, женился второй раз на ее бывшей однокурснице и ничего, живут вполне счастливо, сейчас подруга беременна. А я… не знаю почему, не хочу детей, видно, не развился во мне еще материнский инстинкт.
– Или муж не давал того, что тебе нужно в постели.
Людмила внимательно посмотрела на Уланова:
– У тебя тоже эта проблема?
– Нет. Я в отличие от тебя женат не был, а женщины? Они, конечно, были и оставались довольны.
– Отчего ж тогда разбегались?
– Все это было временно и несерьезно. Для серьезных отношений время нужно, а вот его-то как раз и не хватало.
– Почему?
– Потому, что служил я в такой конторе, где особо сидеть дома не давали.
– ФСБ?
– Без комментариев.
– Значит, ты офицер?
– Запаса. Майор запаса, хотя какое это сейчас имеет значение?
Дверь в тамбур была приоткрыта, могли просматривать проход вагона.
Людмила воскликнула:
– Ой, проводница.
– Что, уже посадка закончилась?
– Нет, это не та, что билеты проверяет. Идет сюда.
– Как говорится, шухер.
Он открыл дверь в межвагонный тамбур, они выбросили окурки и двинулись навстречу проводнице. Та уступила дорогу у туалета. Повела носом:
– Курили?
Людмила хотела ответить, но Уланов взял ее под руку:
– Идем. Не пойман, не вор.
– Теперь она будет следить за тамбуром.