— Куда рано? — продолжал возмущаться Чанёль, изрядно вымотанный постоянными обломами этого дня.
— Просто… Чёрт!
Они активно завозились на кровати, хватаясь друг за друга, опрокидывая на простыни и пытаясь угомонить. В ходе возникшей неразберихи спихнули с кровати всё, кроме несчастной простыни, что измялась под их телами и даже пропиталась потом. В итоге Чанёль оказался сверху, почти что содрал с Чонина свитер, прижал широкие плечи к матрасу и напряжённо замер. Любой на его месте замер бы, обнаружив чужую ладонь на внутренней поверхности бедра и палец внутри собственного тела.
— Ты… ты собираешься… трахнуть меня? — осторожно уточнил Чанёль на всякий случай, разглядывая лицо Чонина. Не то чтобы он удивился, просто ещё не до конца свыкся с этой мыслью, хотя Чонин никогда не скрывал своих намерений. Просто трудно было поверить, что на свете существовал человек, который считал Чанёля настолько желанным и так сильно его хотел, что стремился обладать им.
Чонин закрыл ему рот поцелуем. Пока терзал его губы, аккуратно добавил второй палец и принялся мягко растягивать.
— Нет, — хрипло прошептал Чонин, плотнее прижавшись к Чанёлю всем телом и потеревшись. — Я не собираюсь тебя трахать. Я собираюсь заняться с тобой любовью, Ёлли.
— Твои… ты… — Чанёль забыл, о чём хотел спросить, и вздрогнул, прикусил губу, чтобы заглушить стон.
— Да, я хочу тебя, я же говорил, — признался ему на ухо Чонин, опалив мочку неровным горячим дыханием. Его рука легла на пах Чанёля — и застонали оба. — И я сейчас или тебя получу, или… сдохну. Пожалуйста… дай мне…
Чанёль свалился на матрас, увлёк за собой Чонина и медленно раздвинул ноги — немного, но достаточно, чтобы Чонин удобно устроился между ними и ласково огладил ладонями бёдра с внутренней стороны, где кожа была особенно чувствительной. Чанёль нашарил под матрасом в изголовье всё, что могло им понадобиться, и впихнул в руки Чонину. Сам он сейчас не мог с этим разбираться. Прикрыв глаза, вслушивался в шорохи, а потом приподнялся на локтях, чтобы взглянуть…
Чанёль порывисто коснулся пальцами возбуждённого члена Чонина и большим пальцем размазал блестящую каплю по коже. Чонин на миг задохнулся — столь незамысловатое действие едва не свело его с ума, это было очевидно для них обоих.
— Ёлли…
Чанёль едва не кончил от этого низкого и хриплого от неприкрытого желания голоса.
— Да, — почти беззвучно выдохнул он. И повторил громче: — Да.
Он сам развёл ноги шире, попытался потереться бёдрами, податься вверх — ближе к Чонину, чтобы подтвердить своё согласие.
К чёрту, всё к чёрту! Он сходил с ума так же сильно, как Чонин. И если они не сделают это… он тоже просто сдохнет. Через минуту или пару минут. Потому что нельзя всего лишь смотреть на Чонина и оставаться в живых. И Чанёль впервые в жизни поверил, что человек может умереть от желания. От такого желания, когда всё тело сковано мелкой дрожью, осыпано капельками холодного пота, и под кожей в венах и даже крошечных капиллярах пульсирует кипящая от страсти кровь. От желания, когда всё решает только неудержимая и неконтролируемая жажда поцелуев и прикосновений, когда тело только на это и реагирует, когда на всё наплевать и хочется чувствовать другого человека всеми возможными и доступными способами, когда…
Чанёль запрокинул голову и почти до крови закусил нижнюю губу, пытаясь пережить это и унять сердцебиение. Это — единение с Чонином.
Твёрдый член меж ягодиц, много неприятно прохладной смазки, растянутый вход и боязнь шелохнуться. И тысяча поцелуев на груди, плечах, шее, подбородке. И сбивчивый шёпот, опаляющий разгорячённую кожу. И горячие ладони по телу…
И то непривычное хрупкое чувство принадлежности. Странное и возбуждающее чувство принадлежности, которое иррационально делало тело Чанёля прямо сейчас удивительно чувственным и восприимчивым к прикосновениям Чонина.
— Ты… такой красивый… сейчас…
Эти губы, о которых Чанёль думал миллион раз на дню, кончик быстрого языка, наводящий на мысли о грехе, подбородок с ямочкой -— Чанёль надеялся когда-нибудь поцеловать её сто раз подряд, нос с вызывающей горбинкой, что тёрся о кожу над ключицей, длинные тёмные ресницы — глаза под ними могли опасно сверкать или соблазнительно блестеть, или — как в этот миг — солнечно сиять, согревая Чанёля с головы до ног. Всё это принадлежало Чонину, а тот продолжал осыпать Чанёля быстрыми поцелуями и шептать, какой Чанёль красивый и «мой», прижимать к себе и одновременно вжиматься в него своим телом, даря удовольствие, слегка приправленное тонкими болезненными нотками.
Хотелось сказать, что Чонин — псих, но Чанёлю не хватало дыхания. Потом — было всё равно уже, потому что — слишком.
Потому что какая разница, красивый он или нет, если Чонин желал его, обнимал, целовал, нуждался в нём и не отпускал?
Чанёль молча согласился быть для Чонина красивым, если тому так хотелось. Он вообще согласился бы на всё, если бы Чонин попросил об этом.
Чанёль искренне полагал, что всё именно так.
И судьба не преминула поймать Чанёля на слове, поставив искренность его намерений под сомнение.
========== 10. Грязь, чёрствость и ложь убивают его ==========
Чонин вскинул голову, когда ему заслонили свет.
Рядом со столом Чанёля остановился Чон Юнхо в обычном костюме и при галстуке. Чонин тут же подскочил, но не успел до конца выпрямиться — Юнхо сжал ладонью его плечо и кивнул в сторону двери.
— Без формальностей, просто разговор есть. Выйдем?
Чанёль настороженно смотрел на обоих. Чонин наконец отодвинул от края стола почти законченный отчёт, положил сверху ручку и двинулся к двери. Он предположил, что дело в недавней операции. Быть может, что-то удалось узнать и теперь…
Он уставился на конверт, что сунул ему буквально под нос Юнхо.
— М-м… Что это?
— Сам как думаешь? Приглашение на конференцию и сертификат на дополнительные занятия. Если пройдёшь программу и сдашь экзамен, получишь место инструктора. Будешь работать со снайперами. Можно в Сеуле, можно тут. Хоть на Чечжу. Если хочешь.
Чонин молча смотрел на Юнхо и пытался понять, в чём подвох. Нет, они никогда не враждовали, и Чонин сказал Чанёлю правду — Юнхо был для него кумиром с детства, просто с возрастом стало понятно, что их методы и цели не совпадают. Они искали разные точки для того, чтобы приложить свои способности. А ещё Юнхо в последнее время частенько перебарщивал с заботой, и Чонин не знал, как ему на это реагировать.
Он осторожно взял конверт, внимательно осмотрел и даже изучил печати.
— Почему я?
— Ты подаёшь большие надежды, — отделался общей фразой Юнхо, но Чонин был из тех, кого на мякине не проведёшь.
— А если честно? Твоя протекция, верно? — Чонин протянул конверт Юнхо. — Спасибо, не стоит.
— Послушай… Ехать нужно через несколько дней. Может, ты подумаешь? Просто подумай, хорошо? И вот, — Юнхо вручил ему визитку. — Позвони, как примешь решение.
— Я…
— Позвони, когда решишь. Не решай сейчас, лады? — Юнхо похлопал его по плечу и двинулся к кабинету комиссара.
Чонин запрокинул голову и обречённо вздохнул, но не успел и глазом моргнуть, как его затащили в туалет, предварительно вывесив снаружи табличку «Уборка».
— Какого чёрта?
— Что ему от тебя надо было? — перешёл в наступление Чанёль, чем вызвал улыбку Чонина.
— Ничего. Просто дела. Ревнуешь?
— Вот ещё! — фыркнул Чанёль, но тут же насторожился: — А что за дела?
Чонин тихо рассмеялся, потянул Чанёля к себе и подставил шею для поцелуев.
— Давай лучше я буду тебя ревновать к каждому столбу?
— Не надо, — глухо отозвался Чанёль, вдохнув смешанный аромат хвои и мандарина, — я сам хочу.
— Вот как? Так тебе это нравится? — уличил его Чонин и забрался пальцами под свитер. Чанёль накрыл его ладонь своей и помотал головой.
— Табличка нас не спасёт, работать надо. И тебе ещё отчёт дописывать. И мы ужинаем у мамы.
— Чёрт.
— И не говори. Чёрт.
Они приезжали на ужин в дом родителей Чанёля уже раз десять, может, больше. Чонин познакомился с сестрой Чанёля, которая сейчас жила в Пусане. Каждый раз мама Чанёля предлагала им остаться на ночь, и каждый раз Чанёль изобретал причину, чтобы не оставаться. И с каждым новым разом придумывать оправдания становилось сложнее.
Так получилось и в этот раз.
— Вы могли бы остаться на ночь, — возмущалась мать Чанёля, когда они поздно вечером после ужина покидали дом. — Ну что за глупости, в самом деле?
— Нам ехать чуть, мам, да и вставать гораздо раньше, чем обычно. Общее собрание, — соврал Чанёль, наклонился к матери и тронул губами её щеку.
— Опять? Уже третье или четвёртое? Жду вас завтра на ужин, в это же время.
— Доброй ночи, — с изящным полупоклоном попрощался Чонин, но тут же был затискан и расцелован в щёки.
— Одевайся потеплее, птичка, не то простынешь, — поворчала для приличия мама Чанёля и отпустила их наконец.
Они устроились в салоне служебной машины, но Чонин молча отвернулся к окну. Чанёль бросил в его сторону пару косых взглядов и отметил выдвинутый вперёд чуть больше обычного подбородок. Это означало, что Чонин злится.
— Что не так?
Вопрос повис между ними без ответа. Чонин окончательно повернул голову вправо, и Чанёль мог видеть теперь только его затылок.
— Я не пойму, если ты не скажешь. Логично, да? Перестань кукситься или просто скажи мне в лицо, что не так.
— А ты не понимаешь?
Чонин поддался на провокацию и теперь возмущённо смотрел на Чанёля.
— Нет. Не понимаю.
— Ты ещё не запутался в том, что говоришь почти два месяца? Потому что я уже не помню, где правда, а где ложь.
— Ты предлагаешь сказать моей матери всё так, как есть? — возмутился теперь уже Чанёль.
— Хороший вариант. Зато врать больше не придётся.
— С ума сошёл?! Так вот просто взять и сказать матери, что её сын трахается с другим парнем, поэтому неудобно как-то оставаться на ночь и смущать всех…
— Останови, — внезапно велел Чонин. Сказал тихо, но таким тоном, что Чанёль невольно притормозил раньше, чем осознал, что сделал.
Чонин выскочил из салона, как будто он задыхался внутри, с шумом захлопнул дверцу и через минуту уже сидел на капоте, обхватив подтянутые к груди колени руками.
Чанёль пару минут пялился на его спину и плечи, потом вылез из салона тоже и позвал:
— Чонин-и…
— Отстань.
— Господи, да что теперь-то такое?
Чонин спрыгнул с капота и зашагал прочь от машины. Чанёль в недоумении смотрел ему вслед, потом плюнул и кинулся за ним, схватил за плечо и заставил остановиться.
— Ну? Я не понимаю! Правда. Я не могу сказать матери, что…
— …что я просто парень, с которым ты трахаешься, — договорил за него Чонин резко и зло, толкнул ладонью в грудь, заставив отступить на шаг. — Я об этом не думал. То есть, думал, что это будет звучать иначе. И означать будет тоже не это. Но знаешь, ты прав. Такое твоей матери точно лучше не знать. Да и мне, наверное, тоже не стоило знать это.
Чонин круто развернулся и вновь рванул прочь, и вновь Чанёль остановил его.
— О чём ты? Я уже вообще не понимаю, из-за чего этот скандал начался.
— Уже неважно, — тихо отозвался Чонин, отступив на шаг назад и грустно улыбнувшись. Чанёлю на секунду показалось, что губы у Чонина дрожат. — Мы всегда получаем меньше, чем ожидаем. Это нормально, надо просто помнить об этом, а я забыл. Поезжай домой, я пешком дойду. Мне всё равно ещё в школу надо.
— Какую школу? Ты не работаешь сегодня!
— Знаю. Хотел сам размяться. Потом увидимся.
— Чонин, но сейчас уже почти одиннадцать! — беспомощно крикнул ему в спину Чанёль, спрятав замёрзшие руки в карманы куртки. И тихо пробормотал: — Да что с тобой сегодня такое?..
Вспомнился визит генерала Чон Юнхо и беседа в коридоре. Может, поэтому? Но что такого Юнхо мог сказать Чонину?
Чанёль забрался в салон и захлопнул дверцу, потом принялся дышать на руки и размышлять. В общем-то, всё было прекрасно после его дня рождения. Между ними. Засыпать и просыпаться, сжимая в объятиях кого-то тёплого и ласкового — это прекрасное чувство, ни с чем не сравнимое. И знать, что этот кто-то сходит по тебе с ума — тоже. И доверяет уже настолько, что позволяет помогать с заживающей спиной и иногда подводящей ногой…
Разве что… ну вот от последних поездок в дом родителей Чонин, конечно, был не в восторге. И он всё время фырчал, как рассерженный кот, когда Чанёль придумывал убедительную причину, дабы не оставаться на ночлег. Наверное, можно было и остаться, но Чанёль боялся засыпать и просыпаться без Чонина рядом. Не потому, что страшно чего-то конкретного и определённого, а потому что страшно проснуться и понять, что его больше рядом нет и не будет, что больше просто не существует человека, который сходил бы по Чанёлю с ума, нуждался бы в нём, цеплялся бы за него так, как цеплялся Чонин. И страшно было спать вместе, потому что… потому что их могли услышать или застать в самый неподходящий момент.
Чанёль шатался по квартире привидением и ждал Чонина до двух часов ночи. Уже напридумывал себе бар, отравление алкоголем, больницу, морг и прочие гадости, когда сухо щёлкнул замок. Чонин не успел толком снять куртку, а Чанёль уже прижимал его к двери и водил ладонями по телу, словно проверял, точно ли всё в порядке, настоящий ли…
— Ты хоть знаешь, сколько времени?
— Какая разница? — Чонин вывернулся из его рук и повесил куртку в шкаф, взялся за шнуровку на ботинках.
— Всё ещё злишься?
— Я не злюсь.
— Злишься, — поник Чанёль.
— Нет, не злюсь. Просто… просто расстроен.
Чонин поставил ботинки на полку и выпрямился. Чанёль немедленно обхватил его со спины руками и пристроил подбородок на левом плече.
— Улыбнись, — тихо попросил он. Уголок рта с левой стороны, который Чанёль мог видеть, даже не дрогнул. — Пожалуйста, улыбнись, Чонин-и.
Чонин чуть повернул голову, словно в попытке спрятаться.
— Эй, я же твой, ты хочешь меня… потрогать?
Чонин стремительно развернулся и опалил его таким взбешённым взглядом, что Чанёль непроизвольно бросил ладони к его скулам, притянул к себе и утопил ярость в долгом поцелуе. Чонин сопротивлялся, старался высвободиться и оттолкнуть его, но Чанёль не позволил: дотащил до кровати, свалил на неё, раздел и крепко прижал узкие бёдра к матрасу. До этой ночи он ни разу не делал Чонину минет. Не потому, что не хотел, а потому что было незачем.
Тут вот впервые потребовалось.
Обычно это делал Чонин — для Чанёля, поначалу, пока Чанёль только привыкал к нему, или если они спешили и не могли себе позволить долгую любовную игру. Но в этот раз Чонин явно был сильно расстроен, что не могло не сказаться на его теле. Поэтому Чанёль терпеливо ласкал его член пальцами, губами и языком до первого тихого стона. Дальше пошло лучше.
Впервые удовольствие Чонина зависело только от Чанёля. Это чувство было необычным и непривычным, как и казавшаяся серебристой при лунном свете кожа. Чонин раскинулся на кровати, стиснув в пальцах тонкую ткань простыни. Он едва заметно дрожал, запрокидывал голову, кусал губы, чтобы заглушить тихие стоны, выдирался из рук Чанёля и пытался ускользнуть, поставить точку, только Чанёль не позволял — держал крепко, настойчиво целовал и прикасался с нежностью к самой чувствительной части тела.
Потом Чанёль укрыл их обоих одеялом и обнял Чонина, привлёк к груди, тронул губами веки, переносицу, пометил поцелуем висок и закрыл глаза. Он засыпал рядом с Чонином, держался за Чонина и верил, что проснётся вместе с Чонином.
Но проснулся в одиночестве.
Чонин отыскался в ванной, казался обычным, но у Чанёля кошки скребли на душе.
Днём пришёл вызов из спецотдела, и капитан Бан забрал с собой Чонина. Они отправились по вызову, чтобы уточнить ряд деталей как с той миной на вокзале, так и с подстреленным типом. Ещё ходили слухи, что нашли вторую мину, поэтому спецотделу требовался Чонин для сравнения самодельных мин.