Сейчас её накрывал отходняк. Депрессия поглощала и без того не радужное существование девочки. Лишь маска двигала её. Она заставляла её тренироваться, учиться, патрулировать город, вступить в Дисциплинарный Комитет, поддерживать свои силы. Но, когда Фуккацуми оставалась одна, маска спадала с неё, и ей не хотелось ничего. Просто сидеть на пороге внутреннего двора и смотреть в никуда. Будь у неё эмоции они бы двигали её, но глухая ярость была на это не способна. У неё просто не было цели.
Она знала, если её существование никто не потревожит, то через года два, она придет в норму, насколько это возможно. А сейчас все чего ей хотелось — это покоя. Потом, она будет упрекать себя за безразличие и тихое равнодушие, что встанет стеной между ней и сверстниками, но сейчас ей просто хотелось спать.
Кусакабе Тетсуя уже две недели наблюдал за новенькой в их классе. Тихая, равнодушная и немного заторможенная, но не забитая, она не походила ни на кого из его знакомых.
Хибари Кея была красивой внешне, словно точеный клинок из дамасской стали, её глаза не выражали ничего, абсолютное равнодушие, голос был тих и холоден, её движения — течение воды в горной реке, стремительны, прозрачны и смертоносны. Такими не бывают девочки девяти лет. Они не могут одним взглядом заставить замолчать семнадцатилетнего семпая, они не носят в рукавах небрежно наброшенного пиджака тонфа. Но Хибари Кея была именно такой.
С тех пор как она походя защитила его от банды якудз, даже не заметив этого, а позднее скрылась в тени подворотен, он хотел стать для неё верным псом. Вот только ей это было не надо, наверное, а он без неё не сможет. Тетсуя уже две недели собирался признаться ей, рассказать о своем желании, но сомнения все время останавливали его.
Родители, конечно, заметили перемены в поведении сына, не могли не заметить. Тогда Кусакабе узнал несколько дополнений к истории их древнего рода самураев. Их рассказ дал ему столь необходимую каплю уверенности. Пусть он ей не нужен, пусть она ему не доверяет, он сделает все для того чтобы в случае опасности стать для неё опорой, верным цепным псом, что не позволит хрупкой стальной статуэтке упасть в кровь еще глубже. Он постарается.
Фуккацуми снова сидела во внутреннем дворе, когда услышала тихий стук в калитку. Привитые за четыре года привычки сначала просканировали пространство, потом натянули маску и лишь тогда позволили открыть дверь.
Кусакабе Тетсуя был не опасен.
— Кусакабе Тетсуя-сан, прошу. — Вбитые в подкорку правила поведения. Сначала поздороваться, потом напоить чаем и лишь за тем спросить о причине прихода, давая ему возможность уйти от неприятного разговора.
— Благодарю, Хибари Кея-сама. — Уважительный суффикс немного не вписывался в традиции, но вспомнив историю древних родов Японии, она решила не обращать внимания. Пусть клановые традиции редко когда выносились за пределы семьи, но прецеденты были, да и, кажется, был у её прадедушки самурай Кусакабе. Может он его потомок. Но даже за эту легкую искру интереса, что немного разогнала депрессию, Фуккацуми была благодарна.
— Я прошу вас не прерывать меня, пожалуйста. — Что-то в его голосе, в словах, в нарушении многовековых традиций, во взгляде убедило Фуккацуми кивнуть. Она села на свободную подушку и внимательно посмотрела на малознакомого одноклассника. Кусакабе Тетсуя вздохнул, выдохнул и плавно опустился на два колена, сел в традиционную позу, сжал кулаки и веско, словно роняя каменные глыбы на землю, произнес:
— Где бы я не находился — в глухих ли горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Никогда, в течение всей своей жизни, я не должен иметь собственных суждений о замыслах моего владыки и господина. Не поступать иначе во всю свою жизнь. Даже после смерти я воскресну еще раз, чтобы оградить от несчастий дом моего владыки. Ни перед чем не отступать при выполнении долга. Быть полезным своему владыке. Быть почтительным к родителям. Быть великим в милосердии.* — И рвано выдохнул, не опуская глаз. Внимательно смотря на холодный клинок в человеческом теле, на глаза цвета стали, в которых отображалось недоумение и явное сомнение, а еще вопрос «Почему?». Но слова были сказаны, клятва произнесена в соответствии с древними традициями и любое слово, кроме одного, было синонимом отказа. Кусакабе сидел и не двигался, Фуккацуми внимательно смотрела на своего одноклассника, надежда на шутку медленно испарялась, а вот интерес, разгоняющий серость, рос. Хотелось сказать «Принимаю», хотелось найти того, на кого можно будет опереться, но что она может ему дать взамен на верность. Ни-че-го. Даже доверия. И, в то же время, он не мог этого не понимать.
— Принимаю. — Словно тихое журчание колодезного ключа, обманчиво прозрачного, но сводящего судорогой с одного касания.
Кусакабе облегченно опустил напрягшиеся плечи, немного расслабился и, более не скрываясь, преданно смотрел на своего сюзерена.
Решительное доверие, непоколебимая преданность и шепот боевой интуиции делали свое дело. Фуккацуми постепенно все больше доверяла Тетсуе. Уже далеко не всегда она надевала маску в его присутствии, он единственный, спустя полгода, мог войти к ней в дом без спроса, а депрессия сменялась спокойным отдыхом. Рядом с ним расслаблялись плечи, и глаза уже не так внимательно осматривали пространство. Фуккацуми доверяла Кусакабе.
В доме становилось уютней. Работа в ДК теперь была не просто выполнением приказа отца, но и отдыхом для души. Кусакабе отвечал на все её вопросы об устройстве мира и заполнял пробелы в её восприятии.
Десять лет
Вечерний патруль по городу проходил стабильно хорошо.
До тех пор пока Кея не зашла на набережную. Там, около кабинок для переодевания стояла группа парней и явно с недружелюбными намерениями прижимала к хлипкой конструкции девочку из младшей Намимори. Посчитав, что нападать без предупреждения со спины не подобает, Кея решила привлечь их внимание, так, как привыкла за этот год.
— Травоядные, — в такие моменты она не была согласна с отцом в его системе, эти ребята скорее падальщики, — время видели?
Мальчики замерли при звуках голоса, а потом медленно обернулись. Узнав в одном из них ученика её школы, Кея усмехнулась и извлекла тонфа. С этим шакалом разговаривать глупо, насквозь прогнившая душонка.
Мальчик немного побледнел, отступил на шаг, но потом вспомнил о своей компании и решил, что вчетвером они уж как-нибудь да одолеют эту мелочь из 5-Б. В этом же были уверены и остальные.
Нападали они не очень то и слаженно, за три минуты маленькая девочка уложила четверых семпаев на лопатки со множественными гематомами, но без переломов и следов побоев на лице. А потом отправила их в гости к Морфею.
— С-спасибо, семпай.
Кея удивленно посмотрела на так и оставшуюся стоять у стенки кабинки младшеклассницу. Девочка выглядела откровенно плохо, определив наметанным глазом лишь последствия шока и никаких травм, что явно было хорошо, Кея кивнула сама себе, вовремя пришла.
— Ты еще здесь? — Холодный голос странной девочки с железками не намного старше её заставил Киоко вздрогнуть.
Отводя взгляд и вжимаясь в хлипкую перегородку, Сасагава корила себя всеми возможными словами, что когда-либо слышала от брата, за то, что ноги её не держали, что не убежала пока была такая возможность, что вообще пошла по набережной в такое время. Но девочка ждала ответа, а потому всячески демонстрируя страх и покорность Киоко заикаясь, попыталась объяснить своей спасительнице, почему она не скрылась.
— Д-да, я-я просто… — Но тут тело вновь предало свою хозяйку, из глаз полились слезы, а губы скривились в немного истеричном всхлипе.
— Не реви, — грубо произнесла Хибари, а потом попыталась приобнять так, как делала это Родери, но заметив попытку жертвы выбраться из крепкой хватки, просто схватила её руку, — давай, обопрись на меня и пошли, я провожу.
— С-спасибо, семпай.
— Вот и все. — Стоя у дверей милого домика, сказала Хибари. — Завтра не опаздывай.
— Еще раз спасибо, семпай! — Это была уже сотая благодарность, и первый искренний взгляд признательности.
— Хибари Кея. — Решение представиться родилось спонтанно, но своевременно, юная девочка с неплохими задатками.
— Сасагава Киоко. — И улыбнулась, так светло и чисто, что Фуккацуми стала внимательно вглядываться в её лицо, запоминая. Она уже год пыталась научиться улыбаться, но почему-то всегда выходил оскал. Даже Тетсуя был здесь бессилен. Она наблюдала за ним, читала книги по психологии и мимике, но все было бесполезно, у неё не получалась искренняя улыбка.
Домой идти не хотелось, там снова будет пусто и тихо. Друзей у неё как-то не возникло, и что теперь делать она не знала. Эта девочка, Сасагава Киоко, она что-то пробудила в ней. Вернула какую-то частичку, незначительную, маленькую, потерянную, но очень нужную. Ту, что не смог вернуть Кусакабе.
Надо бы навестить его в больнице, но прием посетителей уже закончен, а окна в его палате на ночь закрывали.
Все-таки надо идти домой, снова корчить рожи перед зеркалом, готовить еду и тренироваться.
— Хибари-сан, экстремальное спасибо за сестренку! — Громкий голос оглушил её у самого входа в школу. Будь рядом Кусакабе, она бы не стала даже обращать внимания на шумного паренька, но его не было.
— Вы о ком? — Вежливость въелась по самые подкорки и избавится от неё, пока не хотелось. Доброе слово и нож, всегда лучше, чем просто нож.
— Сасагава Киоко, я её ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ брат, Рёхей!
— Прости, не помню. — Она всегда плохо запоминала травоядных, которых спасала, этот раз не был исключением. — Скоро звонок, мне пора. До встречи.
— Экстремальное до встречи… — растерянно выдохнул Рехей, смотря в спину Снежной Королеве. Но её движения и грация покорили его. Теперь у него была третья цель в жизни - сделать Хибари Кею своим постоянным спарринг партнером.
— Хибари Кея, сразись со мной на ринге!
***
Равнодушие. Оно держит не хуже цепей. Особенно когда помнишь, пусть отрывочно и неполноценно, что могла раньше иначе. Что умела задорно улыбаться и весело смеяться. А сейчас в зеркале кукла. Да, ты можешь улыбнуться, но не так как это делают твои одноклассники. Хочется разбить зеркало, но холодный и трезвый ум шепчет, что это не выход, что виновата только ты. Слишком слабое сделала Хранилище, слишком слабо защитила. Удар в височную зону. Два дня в коме. И потерянные взаправду эмоции. Хочется кричать, но только по привычке, только потому, что ты вычитала об этом в книгах.
У куклы трескалось лицо, спадала самопроизвольно маска и возвращались слабые эмоции, они были где-то там, на периферии сознания, когда она брала в руки инструмент и пела. Первый раз это она заметила в душе, в десять лет. Потом нашла клуб музыки, и каждый раз, когда оставалась в школе одна — играла. Учила тело тому, что помнила, изучала когда-то Хэллан. Песни на разных языках, но с одним и тем же ощущением. Боль. Одиночество. Тоска. Это был единственный способ самовыражения.
Кусакабе многое знал о Хибари Кее, но, несмотря на это, каждый год вставал вопрос, а что подарить ей на день рождения? Она всегда дарила ему нечто функциональное и полезное, а он каждый раз не знал чего она хочет.
Оружие? У неё его много. Ему иногда казалось, что девушка им обвешена. Кинжалы на лодыжках, два боевых веера на бедрах, кунаи в карманах и сюрикены в рукавах, тонфа в пиджаке, пистолет на поясе и ядовитые дротики в прическе.
Что-то для девочек? Так у неё опять-таки все есть. А чего нет, так оно ей и не надо.
Техника? Может сама достать при необходимости. Да и не знает он в чем она нуждается.
Хибари Кея вообще была крайне логичным человеком. А спросить Тетсуе не позволяло глупое детское желание сделать сюрприз. Наверное, в этом году он бы снова подарил ей что-нибудь к оружию, если бы однажды не вовремя не вошел в клубный коридор средней Намимори. Тихий голос красиво пел, а аристократичные пальцы перебирали струны гитары, словно величайшее сокровище. Решив не прерывать уединение Кеи, парень тихо вышел.
Через три дня, отпросившись у Хибари, Кусакабе стоял в лучшем магазине музыкальных инструментов Токио и искал для неё флейту. Почему-то ему казалось, что ей понравится.
В первом классе средней школы Хибари Кея была вместе с Сасагавой Рехеем. После того как она спасла его сестру, он отчего-то взял себе в голову, что должен с ней сразиться. На убеждение, что без тонфа, она как без рук, а с оружием это не бокс, тот просто проорал «СМАХНЕМСЯ» и напал.
Хибари его не понимала, но принимала, объясняла непонятный ему материал, давала списывать и приняла его сестру в ДК. Все это просто за то, что он был вторым человеком, кто смог увидеть за Кеей — Фуккацуми. Они ведь все же разные. Первая была Снежной Королевой, вторая была просто равнодушной, уставшей девушкой с циничным взглядом на жизнь и не способной испытывать какие-либо эмоции. Разница была невелика, оттого было трудно увидеть лицо за легкой маской.
Естественно он проиграл тот поединок, один удар в основание шеи и Рехей в отключке, но это его только раззадорило. Сначала он таскался за ней и уговаривал, просил, приказывал, пока ей не надоедало его поведение, и она его не вырубала. Потом, после принятия в Дисциплинарный Комитет его сестры он предложил свой клуб как тренировочную площадку для её подчиненных, если она будет с ним спаринговаться раз в три дня. На это Кея согласилась.
С ДК все вообще получилось очень занимательно. В конце пятого класса начальной школы она стала главой Дисциплинарного Комитета Младшей Намимори и, наводя порядок в школе, вежливо выгнала оттуда якудз, Орока-гуми это не понравилось, и в течение трех месяцев Кея отстаивала право на власть ДК в «Младшей Нами». По окончанию войны о клане Орока более не слышали, а все их предприятия отошли ей. Так у неё появился счет в банке на «левое» имя и деньги на булавки.
Отец на это не отреагировал. Вообще, создавалось впечатление, что с тех пор как он расстался с ней на вокзале, больше он о ней не вспоминал, только присылал деньги раз в месяц и все. Не то чтобы это заботило Фуккацуми, но было что-то в этом не так. Сначала её с рождения к чему-то готовят, а потом отпускают в свободное плавание? Не смешите. Однако камер в доме не было, и по краю поместья легонько клубился Туман, позволяя не беспокоиться о сохранности некоторых тайн.
После Орока-гуми на неё еще трижды выходили Намиморские якудза, больше о них никто не вспоминал. Мамокё-кай заключили с ней договор и перемирие, а потому детям учиться никто не мешал, по городу можно было передвигаться ночью как днем. Это был несомненный плюс.
Пустота в душе никак не заполнялась, серые краски всё никак не хотели уходить. Просто девушка привыкала к собственной ущербности. В этом ей помогал Кусакабе Тетсуя, Сасагава Рехей и, как это ни странно, Сасагава Киоко. Честно говоря, она не понимала их, почему они рядом? Психология говорила о дружбе, но это взаимный обмен, а что она дает им? Доверие. Неужели оно так ценно?
Точнее говоря, они пытались научить её чувствовать, водили в кино, цирк, зоопарк, на ярмарку и прочее, но все было не то. До тех пор, пока они вчетвером не пошли на выступление бродячих артистов с континента. Что они тут забыли, было не совсем понятно, но наблюдая за их свободным танцем, Кея сама потянулась в круг капоэйры. Она чуть не сорвала выступление, но танцоры лишь посмеялись и сказали, что давно их не заставляла потеть девочка-малолетка, и попросили медленно показать несколько движений. Кея почувствовала, что стены клетки исчезают, и плечи больше не тянутся к земле, и походка становится летящей, и хочется смеяться.