Голос звучал прерывисто, немного безразлично и сопровождался звуками дыхания и какого-то шипения, видимо издаваемыми другим чело веком. Тем, который действительно звонил. Потому что вряд ли с Матсом разговаривал актер дубляжа, озвучивавший Джонни Деппа. Скорее, звонящий использовал голосовой декодер и говорил в прибор, который изменял его собственный голос на голос знаменитости. Возможно, на этой игрушке можно было выбрать Тома Хэнкса, Мэтта Деймона или Брэда Питта.
– Речь идет о Неле, – сказал голос на фоне дыхания настоящего звонившего. – Слушайте меня внимательно, тогда ее страдания прекратятся.
Матс моргнул.
– Страдания? Что-то с ребенком?
У Матса задрожали колени; язык дохлой рыбой лежал во рту, ставшем вдруг слишком тесным. Начало казаться, что голос звонившего доносится из какой-то далекой дали – это из-за неожиданного звона в ушах. Шум умирающих синапс, который усиливался с каждым словом говорившего.
– Вы немедленно пройдете к ближайшему туалету и будете ждать дальнейших указаний. Если я не смогу дозвониться до вас через две минуты, Неле умрет.
Умрет?
– Кто вы? – хотел закричать Матс, но мужчина не дал ему вставить ни слова. Он метко посылал свои слова, как стрелы, и все они попадали в цель.
– Через три минуты вы получите новые указания. Если я не смогу дозвониться до вас, доктор Крюгер, Неле умрет. Если вы сообщите кому-то в самолете, Неле умрет. Тем более если проинформируете полицию или диспетчерскую службу на земле. У меня везде есть глаза и уши. Как только я замечу малейший признак того, что вы подключили службы – например, командир самолета изменит курс полета или передаст радиограмму или полиция начнет задавать вопросы, – ваша дочь и младенец умрут мучительной смертью.
Последовал щелчок, как будто неизвестный положил трубку, и сразу после этого Матс услышал сигнал входящего сообщения.
Неле… страдания? Мучительная смерть?
Он действительно только что вел этот разговор? Это были слова незнакомца со всемирно известным голосом?
– Алло? Вы еще там?
Матсу стоило огромного труда и почти болезненного напряжения чуть-чуть вытащить телефон из кармана. Лишь настолько, чтобы убедиться, что связь действительно прервалась. Выскочившее на дисплее окошко указывало на новое входящее MMS.
Это шутка, – попытался убедить себя Матс.
Никто не знал, что он полетел в Берлин. Даже Нильс, его старший брат, который вместе со своей испанской женой переехал в Аргентину лет десять назад и у которого он жил первое время после трагедии с Катариной.
До последнего момента Матс не был уверен, хватит ли у него смелости и сил взойти на борт этого самолета. Тогда кто мог звонить ему, если не…
Неле!
Одна чудовищная мысль сменилась другой.
Его дочь решила отомстить ему таким способом? Этим диким звонком она хотела вогнать его в смертельный ужас, в качестве наказания за то, что он бросил семью в самый тяжелый момент?
Руки Матса так сильно тряслись, что он едва сумел разблокировать дисплей. Наконец справившись, он чуть было не закричал. Но змея страха сдавила ему горло, как только он увидел фотографию.
Неле.
С огромным животом.
С искаженным от боли лицом.
С грязным кляпом во рту.
Прикованная.
К больничной койке.
Пожалуйста, не надо. – Матс мысленно обратился к Богу, в которого перестал верить после первой безуспешной химиотерапии Катарины. Он искал признаки того, что фотография постановочная. Обработана в фотошопе или намеренно инсценирована, но он знал взгляд Неле. Слегка косящие зрачки, тончайшие красные сосуды, проступающие на белках; как выражение величайшего отчаяния, какое он редко видел у нее. А если видел, то в моменты сильнейшей душевной боли. Например, от несчастной любви или когда ее лучший детсадовский друг погиб в автомобильной катастрофе. Матс знал, что мучения на этой фотографии настоящие. И Неле действительно грозит смертельная опасность.
Поэтому он поверил шантажисту, который прислал еще эсэмэску без номера отправителя, с напоминанием:
«Еще две минуты. Или ваша дочь умрет».
Глава 8
Матс больше качался, чем шел.
По дороге к туалетам ему с трудом удавалось сохранять равновесие. При этом – с тех пор как погасло табло «Пристегните ремни» – самолет скользил по ночному небу, словно по рельсам. Матс прошел мимо семьи из пяти человек, где трое детей даже не думали оставить в покое спинки впереди стоящих сидений и вести себя прилично, к чему их то и дело громким голосом призывали измученные родители.
Чуть дальше муж с женой отгородились от посторонних звуков шумопоглощающими наушниками и, прильнув друг к другу, смотрели одну и ту же комедию на двух экранах. Пока Матс медленно, словно ступая по липкому сиропу, ряд за рядом пробирался вперед, он наблюдал маленьких детей, пенсионеров, мужчин, женщин, южноамериканцев, немцев, русских и представителей азиатских наций; слышал, как они храпят, смеются, разговаривают, листают газеты и шуршат упаковками, доставая принесенные с собой сладости и сэндвичи. Сто двенадцать пассажиров в одной только хвостовой нижней трети самолета. Своими шорохами и звуками все они вторили монотонному шуму двигателя, напоминающему работающий пылесос, который усиливался по мере того, как Матс приближался к крыльям. Но ничто не могло перекрыть эхо последних слов позвонившего, крутившихся бесконечной петлей в его голове, словно на аттракционе ужасов:
«…Если проинформируете полицию или диспетчерскую службу на земле… ваша дочь и младенец умрут мучительной смертью…»
Матс споткнулся о ногу пожилого мужчины, которую тот вытянул в проход.
…Умрут мучительной смертью…
– Простите, – извинился он, как перед пассажиром, на которого наступил, так и перед женщиной, за чей подголовник неловко ухватился.
Он чувствовал, как пассажиры качали головой у него за спиной. Перед глазами потемнело, но, к счастью, Матс уже добрался до туалетов на уровне тридцать третьего ряда и ему не пришлось стоять в очереди.
Он открыл складывающуюся дверь и протиснулся в крохотную кабину. При запирании двери верхний свет стал ярче.
У Матса слезились глаза, он ощутил диффузную головную боль, которую посчитал результатом шока, хотя такая односторонняя мигрень где-то за глазными яблоками никогда еще не сопровождала его панические атаки.
Просто шутка, – повторил он абсурдную мысль, потому что это было единственным – хотя и безвкусным, но безобидным – объяснением.
На какой-то безумный момент он даже задался вопросом, не может ли этот звонок быть частью семинара по аэрофобии. Чтобы вызвать наисильнейшее из возможных душевное противодействие. Все-таки звонившему удалось ввести его в такое состояние стресса, что крушение самолета заботило Матса сейчас меньше всего. Он посмотрел в зеркало, вытер пот с лица резко постаревшего визави и вздрогнул, когда телефон завибрировал. Незнакомец соблюдал свой ультиматум. Матс ответил на звонок и произнес слова твердо, но как можно тише:
– Кто вы и что…
Шантажист перебил его:
– Закройте рот и слушайте меня. Насколько бы шокирующей ни была информация, которую я вам сейчас сообщу.
– Но…
– Какую часть предложения «Закройте рот» вы не поняли?
Матс тяжело сглотнул. Звук двигателей, немного приглушенный в туалете, вдруг напомнил ему шум водоворота, в который его затягивало.
– У вашей дочери разрыв плодного пузыря. Схватки уже начались, и кесарево сечение исключено. Если не будете слушать меня внимательно, я положу трубку и оставлю Неле истекать кровью, вы меня поняли?
– Да, – ответил Матс после короткой паузы.
– То, что вам сейчас скажу, не буду повторять второй раз. Поэтому очень важно, чтобы вы поняли.
В трубке снова щелкнуло, затем странно знакомый и одновременно чужой дубляжный голос поведал ему:
– Вашу дочь похитили. Пока у нее все хорошо, правда, она не получает медицинской помощи. Шансы на то, что Неле родит в плену живого ребенка, очень низкие. Но даже если у нее получится, я не могу гарантировать, что сумасшедший, в чьих руках она находится, оставит Неле в живых. Только если…
Матс закрыл глаза и оперся одной рукой об умывальник.
– Только если вы сделаете то, что я вам скажу.
О’кей, все, что хочешь. Я сделаю все, что ты потребуешь.
Матс знал, что он не герой. Неле даже считала его трусом и в определенном смысле была права. Он не смог поддержать Катарину в ее тяжелые часы. Не смог смотреть, как она умирала, потому что не выносил того факта, что навечно теряет любовь своей жизни на конвейере смерти и ничего не может предпринять. И в этом было отличие. Если существовало то, что спасет Неле жизнь, он сделает это. Немедленно. Без долгих разговоров.
Матс твердо в это верил – по крайней мере, в данную секунду.
– На борту находится человек, которого вы хорошо знаете, – объяснил голос.
Катарина, – подумал Матс вопреки здравому смыслу и – как и следовало ожидать – был разочарован. Его жена умерла от рака легких четыре года назад. Одна. Без него, потому что он бросил ее. Дубляжный голос Джонни Деппа, который Матс называл про себя «Джонни», наверняка обладал только разрушительной, а не животворной силой.
– Это бывший пациент, – сказал голос. – Вы успешно излечили его от психического заболевания.
«В психотерапии не существует излечения. Только временное улучшение», – хотелось закричать Матсу, но страх потерять единственную связь с дочерью сжал ему горло.
– Ваша задача, доктор Крюгер, если вы хотите спасти жизнь Неле: активируйте психическую бомбу на борту самолета.
– Простите? – все-таки вырвалось у Матса.
– Найдите своего бывшего пациента на борту. И отмените вашу терапию.
– Я, я не понимаю…
Джонни снова перебил его:
– Ваш пациент, о котором я говорю, долгое время страдал посттравматической озлобленностью. С приступами агрессии, которые сопровождались выраженными фантазиями о насилии. При этом он хотел убить не только себя, но и унести с собой жизни как можно большего количества людей. Из мести за то, что с ним когда-то сделали.
Матс вздрогнул, когда дверь туалета подергали с другой стороны. Или пассажир не заметил на замке красной полоски «Занято», или хотел просигнализировать, чтобы внутри поторопились.
– Я все еще не понимаю, что…
– Благодаря своей терапии, вы избавили пациента от его разрушительных идей и обеспечили ему нормальную жизнь.
И что?
– Я хочу, чтобы вы отменили свою терапию. Реактивировали склонность к насилию у вашего пациента. Снова вызвали в нем мысли об убийстве. И побудили к тому, чтобы он спровоцировал крушение самолета.
Бах.
Последнее предложение упало на Матса, как гильотина. Отделило голову от туловища и лишило мозг контроля над телом.
Матс опустился на закрытую крышку туалетного сиденья и уставился на откидную пепельницу в двери, рядом со значком «Курение запрещено», очевидная несуразица, которой – в отличие от его положения – существовало простое объяснение. Действительно, в туалетах самолетов были предписаны пепельницы. Чтобы пассажир, который нарушит запрет курения, по крайней мере не устроил пожар, сунув окурок в урну с бумажными отходами за отсутствием пепельницы. Матс мечтал, чтобы шизофреническому состоянию, в которое его ввел звонивший, тоже нашлось подобное логическое объяснение.
– Вы с ума сошли? – прошептал он. – Вы хотите, чтобы я убил шестьсот пассажиров?
Включая меня самого.
– Шестьсот двадцать шесть, если считать восемнадцать человек экипажа. Абсолютно верно, – сказал голос, глухо и безэмоционально, причиной чему, видимо, был голосовой декодер.
– Но я не понимаю. Зачем?..
– Мои мотивы вас не касаются. Достаточно, если вы будете знать следующее, доктор Крюгер: как только рейс LEA-23 исчезнет с мониторов, Неле отпустят и обеспечат ей медицинскую помощь. Но если «эйрбас», целый и невредимый, приземлится в Берлине, ваша дочь и младенец умрут.
Дверь снова подергали, и на этот раз мужской голос снаружи выругался, но пассажир со слабым мочевым пузырем интересовал Матса сейчас меньше всего.
– Послушайте, пожалуйста. Чего бы вы ни хотели, давайте это обсудим. Наверняка есть другой способ получить желаемое, нежели как в результате…
Массового убийства.
– Вы теряете время, доктор Крюгер. Не ищите другого выхода. Ищите своего пациента. Вам потребуется каждая минута этого полета, чтобы реактивировать в нем психическую бомбу.
– Моего пациента?..
– На самом деле это пациентка. Думаю, вы уже догадались, о ком идет речь.
Матс невольно кивнул.
Существовала только одна женщина с историей болезни, которую только что описал Джонни. Лишь одна женщина среди множества его пациентов, которая теоретически была в состоянии спровоцировать крушение самолета.
– Да, – прохрипел Матс, и голос действительно назвал имя, которого он боялся:
– Кайя Клауссен.
Глава 9
Матс.
Десять лет назад
– Ты знаешь, что есть причина, почему у них здесь такая дешевая еда?
Неле пожала плечами. Очевидно, что научно-популярный доклад интересовал его двенадцатилетнюю дочь меньше, чем клубничный йогурт на витрине, который она уже довольно долго гипнотизировала взглядом.
– Серьезно, – сказал Матс, взял десерт и продвинул свой поднос дальше, вслед за очередью, которая медленно, но верно продвигалась в сторону раздачи основных блюд.
– Коттбулар с картофелем, яблочный сок и горячий напиток за четыре девяносто пять. Они сами доплачивают.
– Можно мне колу? – спросила Неле и быстро обернулась. Катарина ненадолго отошла в туалет.
– Колу? – повторил он, подняв брови. – А ты маму спрашивала?
– Да.
– И что она сказала?
Неле закатила глаза.
– Папа, ну серьезно. У тебя нет своего мнения?
Матс засмеялся и погладил ее по лохматой голове.
– Напитки наливают за кассой. Даже при всем моем желании, боюсь, ты не сможешь утаить от мамы коричневую жижу.
Металлические направляющие для подносов делали изгиб, и Матс с Неле тоже повернули налево. На неделе в обеденное время здесь было немного людей, поэтому они быстро продвигались вперед. Вообще-то Неле следовало еще быть в школе, но занятия отменились из-за прорыва водопроводной трубы.
– Приятного аппетита!
Полная повариха в белом колпаке и с раскрасневшимся от жара лицом весело подмигнула им, наливая впереди стоящему мужчине порцию брусничного соуса. Матс продолжил свою тему:
– Что я хотел сказать: таким образом, ИКЕА заявляет, что у них все очень недорого. Часто так оно и есть, но не всегда. Чтобы ты думала, будто вся мебель здесь супердешевая, они приглашают тебя поесть.
– Папа, – сказала Неле, заметно раздражаясь от постоянного желания отца объяснить ей всё и вся с психологической точки зрения. Поэтому Матс поспешил перейти к сути.
– По этой причине мы, когда начинаем свой обход, первым делом наталкиваемся здесь на ресторан. Тут вкусно пахнет, ты читаешь: «Вау, всего 1,99 за шницель» – и переносишь это на все остальное в магазине. Это называется обусловливание, понимаешь?
– Папа!
– Хорошо, я прекращаю.
Неле покачала головой, давая понять, что имела в виду совсем другое.
– Твой сотовый.
– Что?
Он пощупал карман брюк.
Действительно. Он даже не слышал звонка.
– Ты уже решила, что возьмешь – картофель фри или пюре? – спросил он Неле, прежде чем ответить на звонок.
– Алло?
– Это я, Фели.
В этот момент повариха спросила, что он будет заказывать. Матс, который не хотел быть невежливым по отношению к своей коллеге, сказал:
– Слушай, я сейчас в ИКЕЕ, мы можем…
– Нет, не можем. Извини. У нас чрезвычайная ситуация.
Он прищурился и поднял указательный палец, чтобы дать понять улыбающейся поварихе, что скоро сделает заказ.
– О ком речь? – спросил он и посмотрел на часы: 12:34. Если он не ошибался, Фелиситас работала на горячей линии службы экстренной психологической помощи только по выходным, и то с десяти вечера. По ночам, когда темные мысли выползали из своих укромных мест.