— Этот экипаж работает на доверии, — начал «Седьмой». — Я уверен, что Имоджен знает, куда посылает меня. Уверен, что Прия залечит мои раны и присмотрит за двигателями. Уверен, что Грэм проведет нас через Решетку…
Инженер, наморщив лоб, сражался с кубиком Рубика. Потом посмотрел на экран консоли, и взгляд его дрогнул, словно он пытался понять чужой язык без переводчика и не улавливал смысла.
Элиот глубоко вздохнула, чтобы унять биение сердца.
— Понятия не имею, что получу, — продолжал «Седьмой», — если возьму тебя в нашу команду.
— Ты просто сядь и посмотри. — Если бы перед Элиот стоял стол, она положила бы на него ноги, как это делали герои в старых вестернах, когда хотели показать себя хозяевами положения. Но капитанский пульт находился позади нее, и к тому же экипаж «Инвиктуса» уже без лишних жестов понял, что преимущество на стороне незнакомки.
— Ты заняла мое место, — сказал «Седьмой».
— Оно твое, как только покажешь, где моя койка, — ответила Элиот. — Хотелось бы нижнюю. На самом деле — не люблю высоту.
Наступило молчание. «Седьмой» смерил ее взглядом, прикинул варианты и понял, что выбор невелик.
— Значит, ты предъявишь «Рубаи», когда мы вернемся к Лаксу?
— Верно. — Элиот самодовольно усмехнулась.
Фар скрестил руки на груди и шагнул ближе, едва не наступив на подол ее платья.
— А что нам помешает избавиться от тебя, когда товар будет доставлен?
— То же самое, что не позволит мне показать ему запись, где ты гоняешься за мной, и оставить тебя без работы. Взаимное доверие.
Улыбка-ухмылка уже закрепилась на лице Элиот. В последнее время такое выражение стало у нее дежурным, потому что других эмоций она не могла себе позволить. Слишком многое повидала. Слишком многое стояло на кону.
«Седьмой» прищурился:
— Мы даже не знаем, как тебя зовут.
— Элиот.
— Правда? Элиот — и все?
— Просто Элиот. — Зачем использовать фамилию, когда нет семьи, которой она принадлежит? — У девушек принято сначала знакомиться. Понимаю, что врываться к вам вот так грубо, но не будем принимать это за правило.
Экипаж не знал, как себя вести. Медичка придвинулась под бочок «Седьмому», так что замасленный халат соприкоснулся с рубашкой рабочего. Девушка-туманность хлопнула ресницами. Инженер оторвал глаза от экрана. Взгляд у него не изменился — мягкий, темный, с примесью сомнения. Он напоминал Элиот пасмурный рассвет.
— Хочешь знать наши имена?
— Я хочу… — Она замолчала, пораженная этим опасным словом, его вкусом на языке. Чего? Чего ты хочешь, Элиот? Можешь хотя бы вспомнить? Она с усилием сглотнула. — Начать заново, с чистого листа. Послушайте, я не прошу татуировок в знак дружбы и вечного пристанища. Только шанса начать новую жизнь. Хотя бы попробовать. Не получится — хуже никому не будет. Получится — ваши наладонники зарядятся так, что вы руками взмахнуть не сможете. Ну а знание ваших имен было бы прекрасным бонусом.
В отсеке «Инвиктуса» с его молчащими двигателями и загнанной в угол командой было так тихо и спокойно. Внутрь проникали звуки снаружи, голоса офицеров, приказывающих расчехлять спасательные шлюпки. Звучали они спокойно и буднично, никто не предполагал, что ситуация вот-вот ухудшится, сильно ухудшится. Сказано: блаженны неведающие, и, может, к лучшему, что сейчас они смотрят в звездное небо, дышат полной грудью и не понимают, что скоро их поглотит тьма…
— Я Имоджен Маккарти. — Остальные молчали, и девушка-туманность взялась представить их. — Грэм — наш местный гений. Прия занята тем, что поддерживает в нас жизнь. Фарвей…
— Это полное имя, — перебил «Седьмой». — Всe зовут меня Фар.
— Вот как? — подначила Элиот. — Просто Фар?
— Зови меня как угодно, но не рассчитывай на дружбу, раз загнала нас в безвыходное положение. — Каждое слово «Седьмой» произносил кривясь, как от боли, словно у него только что вырвали зуб и изо рта еще шла кровь. — Нижняя койка в правом углу твоя. Если тебе все равно, я хотел бы занять свое место.
— Конечно, все равно. — Благодаря каблукам на сапожках они оказались одного роста, когда Элиот встала. — Теперь, если ты не против, я пойду. День выдался трудный, а эта красивая обувь ужасно жмет.
Имоджен понимающе хмыкнула. Экипаж «Инвиктуса» растерянно наблюдал, как Элиот проскользнула мимо их капитана к своему спальному месту.
Там она сначала бросила взгляд на капсулы остальных членов команды. Одну украшали мерцающие лампочки, а поверх яркого ковра-килима лежало голографическое издание «Стиль прошлых лет». На другой — пара антикварных беспроводных наушников «Бит-Бикс» на подушке. В смежной спальной капсуле громоздились гири, грязные носки и висел отчетливый запах парня. По сравнению с ней верхнее место выглядело аккуратным — койку заправляли на больничный манер. Плакат с периодической таблицей отсвечивал на дальнюю стенку разноцветными квадратами.
Даже после беглого осмотра Элиот могла определенно сказать, кому из членов экипажа какая капсула принадлежит. Спальное место, отведенное ей, было совершенно голым. Стены оказались стерильно чистыми, как в научной лаборатории, и белыми — тщетная попытка сгладить ощущение, что капсула совсем крохотная. Большего краска сделать не могла. Половину объема шестигранника заняло ее платье, и в нем стало почти невозможно повернуться.
Хорошо, что у меня так мало багажа, подумала Элиот после того, как выполнила акробатический трюк по закрыванию дверцы. Когда загорелась лампочка замка, она плюхнулась на койку, расстегнула сапожки и прислонилась головой к стенке.
Слишком много беготни, слишком много смертей. Можно ведь хоть на миг сомкнуть глаза?
Едва устроившись, Элиот услышала, как экипаж за дверцей разразился вопросами: «Кто эта девушка, Фарвей?» «Что она здесь делает?» «Где эта хваленая книжка?» Ни на один из вопросов «Седьмой» ответить не мог. Откуда-то снизу и издалека долетели звуки музыки — оркестр «Титаника» начал исполнять последние в жизни пассажиров мелодии. Элиот старалась не думать о Чарльзе, о его лице, покрытом пушком, как персик, но у нее не получалось.
Хорошо, что она его не забыла, хотя мысли о молодом человеке отнимали последние силы.
Нет покоя уставшему. Или умирающему. Или мертвому.
Не размыкая век, Элиот включила интерфейс. Сначала появился семейный снимок: мама, Стром и Солара на лодочной прогулке по затопленной Венеции. За ними из воды вздымаются башни. Вид изысканный и жуткий. Стром надевает водолазное снаряжение, Солара собирает волосы в пучок. Мама что-то говорит и застывает на полуслове навечно. Элиот могла изучать пиксели этого снимка часами, пытаясь представить себе виды, звуки, запахи того дня. Фото она использовала как заставку, пока загружалось меню.
В темноте вспыхнули числа, таблицы, прогнозы и отдельно — шесть файлов с данными. Элиот пролистала их и перешла к самому свежему: объект «Семь». Этот файл содержал всестороннее описание Фарвея Гая Маккарти: фальсифицированные ДНК-тесты, школьные отметки, учетные записи по отпечатку ладони, прошлые места жительства, текущий адрес — Виа Вентура, Зона 3, а также подробную видеозапись о взломе симулятора 5 мая 2371 года нашей эры и последующем изгнании.
Оставшийся объем файла ждал заполнения. Элиот занесла туда несколько последних часов. Жизнь ее превратилась в постоянный поток информации — записанной, сохраненной, маркированной, текущей, возобновленной. Сегодняшний эпизод сохранится под названием «Вторая встреча с объектом „Семь“. 14 апреля 1912 года нашей эры».
— Добрый вечер, Вера. — Элиот приветствовала интерфейс шепотом — на тот случай, если члены экипажа прижались ушами к ее дверце. — Как там у тебя погода?
«Я компьютер, не способный к восприятию физических проявлений климата». Вера отвечала как всегда — сухая комбинация голоса и текста. Программисты снабдили ее странным британским акцентом. Как правило, Элиот он нравился, но сегодня вечером характерное произношение лишний раз напомнило обо всех тех пассажирах, среди которых ей довелось побывать.
История может быть горькой, как сочевичник.
— Здесь погода ужасная, — прошептала Элиот.
Согласно многим данным, температура в этом времени и месте ниже точки замерзания. Не больно-то поплачешься Вере в жилетку. Уровень поддержки у интерфейса чисто технический. Что я могу сделать для тебя, Элиот?
— «Седьмой» находится в пределах досягаемости. — «Инвиктус» вмещался в окружность с радиусом сто метров, и это устраивало Элиот. — Захвати его и начинай сканирование контрсигнатуры.
Цель обнаружена. Сканирование объекта семь на излучение контрсигнатуры сейчас начнется… Показания: выполнено 0 %. Что еще я могу сделать для тебя, Элиот?
Больше ничего. Полное, на 100 процентов, сканирование займет несколько суток, а пока информация не будет собрана и результаты представлены, сделать что-либо почти невозможно. Позитивное заключение или негативное. Катализатор или жертва. Сейчас у нее появился шанс покрепче закрыть глаза и заманить сон, как дикого зверя в ловушку. Просто так он не придет. Как можно, если внизу пронзительно кричит холодная ночь, раздираемая звуками скрипок, которые даже подушка заглушить не в силах?
Прямо на платье Элиот натянула одеяло. Кости вжались в матрас; сердце дрожало не переставая.
12
ХОР ОБРЕЧЕННЫХ
Если сомневаешься, завари чаю. Этому правилу Прия Парех следовала в своей жизни — как ее мать и бабушка. Сколько длинных ночных бдений перед экзаменами в медицинском колледже помог ей пережить чай масала, который постоянно заваривала мать…
Ночь выдалась длинная. Или день. Или какое там время суток. Путешествие во времени всегда сбивает биологические часы, в том числе и по этой причине Прия держала в шкафах в лазарете запас медицинских патчей с мелатонином. Однако сейчас она сомневалась, что это средство поможет Фару. Капитан взвинчен даже посильнее, чем Шафран под сахарным кайфом. Действуя методично, Прия поставила закипать горшок с листьями черного чая и занялась подготовкой специй. Имбирь, кардамон, звездчатый анис, гвоздика, корица, мускатный орех. Чай получился куда более пряным, чем в детстве, крепким и бодрящим. Фабричные смеси, которыми приходилось обходиться ее матери, и в подметки не годятся древним составам.
Вода уже закипала, когда мимо прошел Фар. Прия добавила специи, налила свежего молока. Всякий раз, увидев любимого возле кухонного уголка, она испытывала потребность прижаться к нему. Проведя почти год вместе, Прия поняла: то, что успокаивает ее, только сильнее дергает и раздражает его.
— Что. Сейчас. Произошло? — Имоджен вытянулась на одном из диванов в зоне отдыха. Над подлокотником виднелись только ее волосы, отливающие синевой. К ним подбирался Шафран. — Кто эта девушка, Фарвей? Что она здесь делает?
Уместный вопрос, но больше всего Прию интересовало вот что:
— Она — Мария-Антуанетта?
— Фрилансер, подумать только! Свободная художница! Лгунья и обманщица, пытается мною манипулировать, — сказал Фар. — Объявилась на моем последнем экзамене в симуляторе в Зеркальном зале, наряженная Марией-Антуанеттой. Из-за нее я и провалился. Знал, что меня подставили!
Имоджен села и нахмурилась.
— У Марии-Антуанетты были синие глаза, Фарвей, а не карие. Об этом все знают.
— Твой вклад в копилку глобальных знаний неоценим, — бросил Фар кузине. — Компьютер сообщил, что она королева Франции, и я не видел причин сомневаться. Лицензионная комиссия, судя по всему, тоже.
Прия разлила чай по четырем кружкам и раздала их. Первую — Грэму; он тупо смотрел на экран своей консоли и выглядел так, как и должен выглядеть человек, которому требуется хорошая доза кофеина. Она поставила кружку возле зеленого кубика Рубика, откуда Грэм вряд ли мог ее смахнуть.
— Это самый настоящий взлом, так одурачить Корпус.
Имоджен прищурила глаза, наблюдая за облачком пара над кружкой.
— А дурачила ли она Корпус? Может, Элиот в этой роли работала на Корпус? Подумай сам. У нее есть доступ к технике для путешествий во времени. Она знала, что мы собираемся сюда, знала, что ты ищешь.
Фар остановился под кричаще ярким костюмом из трех предметов, изготовленным из флэш-кожи; он надевал его, чтобы выкрасть изумруд «Кошачий глаз» из собрания Капоне за несколько минут до того, как штаб-квартира гангстера была уничтожена в ходе крупнейшего за тысячелетие грабительского налета, и покачал головой:
— Тогда Корпус арестует нас, как только мы вернемся. Он не позволит, чтобы «Рубаи» выпал из своего времени.
— Кстати, — вмешалась Имоджен, — где эта шикарная книжица? И откуда нам знать, что Элиот предоставит ее, когда мы заявимся к Лаксу?
— Этого мы не знаем. Спасибо, Пи. — Фар кивнул Прие, передавшей ему кружку, и выпил ее содержимое одним глотком. Он говорил, что ненавидит, когда остывает горячее питье, и Прия представить не могла, как ему удается не ошпарить горло. Хотя, сделав глоток, Фар все же немного поморщился. — Что насчет второго «Рубаи»? Копии? Имоджен, ты говорила, он сгорел во время Второй мировой войны… Никак нельзя его спасти от бомбардировки?
— Не получится, — покачала головой историк. — Переплет не погиб — камни использовали для третьего экземпляра. А на твой немой вопрос отвечу: нет, и третий «Великий Омар» мы украсть не можем, потому что он до сих пор существует во времени Центрального. Элиот — наша единственная надежда. Это означает, что если она из Корпуса, то мы здорово влипли.
— Корпус такими делами не занимается. — Фар поставил свою кружку на стол. Прия перевела взгляд на бумажную копию Устава Корпуса путешественников во времени, также лежавшую на столе. После каждого задания они с Имоджен просматривали руководство, помечая нарушенные ими правила. Более половины из трехсот страниц покрывали галочки, крестики и сердечки. На передней странице обложки к заглавным буквам были пририсованы кошачьи ушки. А это когда появилось? Должно быть, Имоджен нарушила традицию, занявшись изобразительным искусством в одиночку.
— Нынешний Корпус не занимается, — согласилась Прия. — Но со временем методы работы меняются.
Фар нахмурился.
— Думаешь, Элиот из будущего? — спросила Имоджен.
Будущее. Одно из немногих правил Устава Корпуса, которое они не нарушали: Ни одной машине времени Центрального не разрешается путешествовать в будущее дальше, чем на один день от даты отправления. Никакой необходимости совершать прыжок из родного времени вперед у экипажа «Инвиктуса» не возникало. Задания Лакса привязывались к хорошо изученным историческим событиям, где сохранялась некоторая свобода маневра. Будущее представлялось не просто неведомым, но полным потенциальных угроз — узнать собственные судьбы, скрестить временные линии, попасться на глаза будущим властям. Таких опасных предприятий лучше избегать.
Но все это не означало, что будущее не могло посетить их.
— Это самое вероятное объяснение, — ответила Прия. — Либо Корпус запустил некую программу, включающую тайные операции.
— Тайные операции, будущее, что там еще. — Фар принялся ходить по отсеку. — Что нам с ней делать?
Имоджен пристально посмотрела на дверцу в капсулу Элиот — она не обладала стопроцентной звуковой непроницаемостью — и перевела взгляд на Прию.
— Тебе лучше включить музыку погромче.
— Боюсь, не получится. — Музыка звучала фоном, но Прия не включала ни один из своих плей-листов. Трогательная классическая мелодия струнного оркестра не имела ничего общего с ритмами композиций, которые они обычно крутили.
Все прислушались, наступило молчание. Лицо Имоджен с каждым аккордом становилось на тон бледнее.
— Да ведь это… это оркестр «Титаника». Фарвей, что мы здесь до сих пор делаем?
Здесь… Парим под пение погибающих. Прия знала, что большинство известных ей путешественников во времени предпочли бы сказать погибших, будто неизбежные трагедии, с которыми они сталкивались, становились от этого менее трагичными. Врачебная подготовка не позволяла ей так просто вычеркивать чужие жизни. Сколько человек там, внизу, замерзает сейчас насмерть? Сколько детей? Тем более невыносимо думать об этом множестве, об этих жизнях, когда «Инвиктус» висит в каких-то тридцати метрах над ними.