— Пи…
— Знаю, это не романтично. Но очень похоже, что она высасывает из тебя силы, а ты позволяешь ей это делать. Я не хочу встречаться с человеком-тенью.
— Для нас это новая ситуация, — мягко произнес Фар. — Ты сказала, Элиот играет вдолгую, а я эту игру до сих пор не освоил. Вот и получается, то нелепая игра в гляделки, то дурацкая затея с париком. Единственное, что страдает, это моя гордость, которой, по мнению Имоджен, у меня хоть отбавляй.
Фар шагнул ближе, и тепло его загорелой кожи окатило ее с ног до головы. Кончиками пальцев он коснулся рук Прии, прижался носом к щеке. Теперь разряд подействовал совсем по-другому: не раскрыл трещинки, а заполнил их, и Прия почувствовала, что ее кожа не самая подходящая оболочка для всего, что находится внутри. Девушка замерла, затаив дыхание, как песня перед первой нотой и после последней.
— Не сомневайся, Пи, — прошептал он. — Я твой до самого конца.
Сначала их поцелуй получился скованным — напряженные губы, стиснутые зубы, но они быстро оттаяли. Так всегда случалось. Таким был Фар по сути своей: легкое дыхание и жар неугомонного сердца. Прия уносилась вместе с ним, позволяя продолжительному поцелую забрать их из этого времени и места, из зоны отдыха «Инвиктуса» и из пустыни Невада в то восхитительное состояние, где были только они, они одни, плывущие и падающие, запустив пальцы в волосы друг другу, на диван, где только они…
И Шафран. Вопль красной панды — вы на моей территории!!! — вырвал их из забытья, вернул в реальность, и Прия осознала, что едва не раздавила собственным весом сумку со всем содержимым.
— Постой, постой! Ложка! Надо взять пробы, пока с ней что-нибудь не случилось!
Растрепав кудри, Фар повернулся на бок.
— Делу время, потехе час, так?
— А разве нет? — Внутри у Прии все горело, требуя продолжения, но, пересилив себя, она сказала: — Первым делом надо получить ответы на наши вопросы. Чем быстрее проведем анализ ДНК, тем лучше. На это потребуется всего несколько минут. Почему бы тебе не обыскать корабль? Здесь столько мест, куда можно спрятать «Рубаи».
— Хорошая мысль! — Фар соскользнул с дивана. С чего начать? Капсулы-соты.
Чтобы не загрязнить пробу, Прия натянула латексные перчатки, достала ложку из сумки и с осторожностью археолога развернула салфетку. До медицинского отсека она несла ее на обеих ладонях, как жертву богам или некий артефакт. Для пробы требовался всего один мазок, но Прия на всякий случай сделала два, подержала их в руках и прошептала молитву Ганеше, устранителю препятствий, чья миниатюрная статуэтка находилась у нее на рабочем месте. Слоноголовый бог спокойно наблюдал, как она помещает пробы в считывающее устройство. То была старая диагностическая машина, каких уже не использовали на новейших МВЦ. Раньше это не создавало им проблем, потому что экипаж не получал серьезных повреждений, кроме царапин, пищевых отравлений да время от времени обычных простуд. Исследование ДНК проводилось на борту «Инвиктуса» впервые.
Когда Прия поместила пробы в аппарат, он издал такой глубокий хрипящий звук, что Шафран вкатился в лазарет, навострив треугольные уши. Он уселся на пол и неотрывно смотрел на экран с мигающим курсором в форме песочных часов.
— Проследи, пока меня не будет, — попросила Прия красную панду и направилась к капсуле Элиот. Спальное место новенькой было разобрано: простыни разбросаны, матрас перевернут. Фар ползал на коленях и поднимал панели пола, по локоть запуская руки в кабеля, о которых ничего не знал. Прия знала про проводку и про то, как она подсоединена к силовой установке корабля, все, поэтому поспешила предупредить: — Осторожнее, одно неверное движение, и у нас будет обездвиженное судно с поджаренным Фаром на борту.
— «Рубаи» здесь нет! Вообще ничего! — Фар помрачнел. — Элиот появилась в желтом платье, правильно?
— Да.
— Тогда где оно?
— Теперь мы знаем, что не под полом. — В шкафу его тоже не нашлось, хотя Прия несколько секунд пыталась взглядом обнаружить оборки. — Странно.
Действительно, непонятная девушка.
Хмурясь, Фар опустил панель на место.
— Где-то у нее должен быть тайник. Ты поможешь мне обыскать отсек управления?
Разумеется, она помогла: Фара следовало уберечь от соприкосновения с самыми опасными силовыми кабелями. Осмотр произвели самый тщательный. Снова поднимали панели пола, открывали ящики, осматривали трубопроводы под потолком. Даже сняли торс Бартлби, чтобы проверить, не спрятано ли что-нибудь в пустом манекене.
Ничего, кроме свалявшейся шерсти Шафрана.
Когда Прия устанавливала манекен на место, в медицинском отсеке прозвенел звонок. Готово. Наконец-то! Она побежала на рабочее место. Песочные часы исчезли, вместо них появилась полная характеристика ДНК. На самом деле анализ представлял собой мешанину из символов G и Т, А и С, соединенных графическими линиями. Не будучи специалистом в области генетической экспертизы, Прия не могла прочесть необработанные данные. Машина выполнила самую сложную часть работы, переведя маркеры на более понятный язык: пол женский, возраст от пятнадцати до двадцати лет, Alopecia universalis.
Обладая двумя глазами и медицинским образованием, Прия уже и так знала это. Но в слюне должны прятаться и более пикантные подробности… Она пролистала отчет. Компьютер автоматически увязал результаты анализа с данными переписи населения, пытаясь установить связь набора хромосом с номером какого-нибудь удостоверения личности. В систему заносились все жители времени Центрального. Даже Фар, чей генетический код засекретили, как это делали в старину с военными документами, присутствовал в ней на одной старой фотографии из Академии: нахально ухмыляющийся, наголо остриженный мальчишка.
Прия продолжала просматривать отчет.
Ни снимков. Ни имени. Ни номера удостоверения.
Соответствий не найдено.
Она снова и снова перечитывала результаты, пока слова не стали распадаться на буквы, а буквы не превратились в ничего не значащие символы. Элиот оказалась не просто голограммой, а настоящим призраком. Ее не существовало. Однако она присутствовала во плоти, на ложке осталась ее слюна. Фантом поддавался цифровому исследованию и, как показывали недавние наблюдения, обладал логикой. Элиот либо являлась секретным агентом, либо гостьей из будущего. Стертой или незарегистрированной.
— Каков вердикт? — Фар, рывшийся в подушках дивана, ничего, кроме голографического журнала «Взрывные ритмы», давно потерянного Прией, не нашел; батарея почти села, и обзор «Вудстока» за 1969 год светился еле-еле. Под пальцами Фара мерцал клип Джимми Хендрикса с легендарным исполнением «Звездно-полосатого флага». Мерцал-мерцал — и погас. И у Фара глаза погасли, когда он прочитал результаты исследования на экране. — Тупик?
— Есть обходные пути, — решительно заявила Прия. — То, что для системы Элиот как бы пропавшая без вести, не означает, что мы не сумеем нарыть о ней ничего существенного. Слыхал об «Архивах предков»?
— Программа, которой платишь, чтобы получить родословную?
— Это одна из областей применения. — Само собой, наиболее популярная. Программу разрабатывали, чтобы больше знать о наследственных заболеваниях, но под воздействием путешествий во времени она, как и все в мире, эволюционировала. История постоянно вторгалась в сознание людей через глаза, уши, сердца, и, естественно, им захотелось узнать о своем месте в ней. Кому не приятно узнать, что его далекий прапрадедушка — сам Альберт Эйнштейн! Для самолюбия это равнозначно чуду, и не важно, что еще тысячи людей являются потомками ученого. — Она содержит перекрестные ссылки по базе ДНК, связывающие людей с самыми разными вещами. Имущественные отношения, медицинские исследования, составление генеалогий. Эта программа может нам помочь. Люди не появляются из ниоткуда, даже люди из будущего. В зависимости от типов генетических соответствий, которые удастся обнаружить, мы сможем вычислить, из какого года явилась Элиот.
— Здорово! Давай запустим!
— Мы не располагаем ни программным обеспечением, ни техническими средствами. Этот двухбитный кусок дерьма работает на пределе возможностей. — От досады Прия стукнула диагностическую машину кулаком. Та зарычала в ответ. — За ответами придется прыгать назад, в Центральный.
В Центральный, где их с книгой ждет Лакс. А книги до сих пор нет. Фар прокомментировал такую перспективу одним выражением:
— Тьфу.
— Вот именно тьфу. — Прия прошла в зону отдыха, осмотрела устроенный ими кавардак. Развороченные напольные панели, разбросанные подушки, вверх дном перевернутая капсула Элиот — так много уборки и никакого результата. Она хлопнулась на диван. — Похоже, зря прогулялись. Извини, Фар.
— Извини? — Он сел рядом, коснулся кудрями ее щеки. — Что ты такого сделала, чтобы извиняться? Я имею в виду, кроме выбора бананового сплита, когда тебе следовало заказать мороженое. В глазах Имоджен это равносильно преступлению.
Шутка получилась не смешная, но Прия улыбнулась. Взяв в руки его ладонь, она внимательно рассматривала ее. Костяшки пальцев, царапинки, мозоли. Вены, жилки, поры. Все можно потрогать, нигде ни тени.
— Я знаю, чего хочу. — Вот этого резонанса связи через плоть. — А как насчет тебя — что ты загадал?
— Желания имеют то же значение, что и судьба, записанная на моей ладони. Ты чего-то хочешь и добиваешься этого. Не стоит наплевательски относиться к великолепному десерту.
— Это с остальными можешь сколько угодно изображать циника, но я знаю, какое желание ты загадал. — Прия поняла это по его глазам, по тому, как он смотрел на бенгальский огонь, словно впитывая взглядом блеск каждой искорки. Так Фар смотрел, когда нацеливался на что-то, — взгляд становился непреклонным, пристальным, и казалось, ничто во времени и пространстве не может остановить его. Чего мог желать такой парень, как Фарвей Маккарти? Здесь открывалось много возможностей: сколотить состояние, обыграть Элиот, оставить след в истории, найти «Аб этерно»…
Прия могла только догадываться, и оттого ей хотелось узнать еще больше. Сколько бы прикосновений, взглядов и перешептываний их ни связывало, оставалась в ее любимом некая недоступная Прии грань. Грань, которой он не хотел делиться… или не мог. Что-то, иногда казавшееся ей пустотой. А иногда — жаждой.
Любовь должна быть всем, но это все постоянно росло.
— Ты права. — Он улыбнулся Прие; отблески бенгальского огня не прыгали больше по его лицу, только солнечный свет, косыми лучами проникавший через вистапорт «Инвиктуса» и падавший им на плечи. — Но если я расскажу тебе, то желание не исполнится. Разве не об этом предупреждают старые легенды?
Прия понятия не имела, хотя в голове всплыли отрывки из какой-то сказки, популярной, кажется, в двадцать первом веке. Либо так, либо Фар все придумал. Когда они вернутся, надо будет расспросить Имоджен о преданиях, связанных с днями рождений.
А вернутся они скоро… Три часа казались вечностью, когда Прия озвучивала эту цифру, но наедине с Фаром время пролетело незаметно. Его всегда оказывалось мало — каждая секунда, каждый вдох воспринимались как украденные.
— Остальные будут нас ждать, — с неудовольствием вымолвила Прия. Сколько раз в такие мгновения ей хотелось нажать на «паузу»! Чтобы голова лежала на его плече как можно дольше. Вместо этого их жизнь проходит в режиме «полный вперед». Летают туда-сюда, прыгают и скачут, спешат, спешат, спешат…
А куда?
— Люди всегда ждут чего-то. Имоджен с Грэмом сейчас на самой большой развлекательной площадке. Думаю, они сумеют отвлечь Элиот еще на несколько часов. — Фар улыбнулся. — Если хочешь вернуться в тот момент, когда мы отвлеклись…
О, как ей этого хотелось.
Пластиковая ложка, потерянный «Рубаи», бесконечная гонка — все это померкло, когда пальцы Фара побежали вверх по ее руке, по зеленой кисее платья, по голой коже плеча. Она замерла, по телу прошла дрожь, сердце бухнуло. Прия подумала, что это стоит заснять. Она могла бы отдать команду своему интерфейсу и сделать фотографию, но предпочитала хранить детали облика Фара в памяти. Его ресницы, густые и темные, как чернила. Свет солнца, запутавшийся в кудрях. Самые разные чувства, отражающиеся в изгибе губ. И себя — далеко-далеко, в самом центре его глаз — еще один мир, наполненный подробностями и воспоминаниями.
Они достигли точки покоя. Мига совершенства.
И Прия тянула его так долго, как только могла.
18
В САДУ БОГОВ
Какое расточительство.
Восседая в «Саду богов», не думать об этом было невозможно. Во Дворце Цезарей насчитывалось семь бассейнов, названных в честь древних божеств — Вакха, Аполлона, Венеры. Не то чтобы претензия на великолепие раздражала Элиот, но того, кто гулял в тени настоящих римских колоннад, здешний антураж впечатлить не мог. Ее злило проявление крайней самонадеянности: фонтаны, бьющие в пустыне, — все равно что средний палец, показанный матушке-природе участниками бесконечной вечеринки. А всего в нескольких милях отсюда уровень озера Мид уже опустился ниже критического.
Ирония? Нет, неподходящее слово. Трагедия? Неизбежность воздаяния, о котором предупреждали поэты? Может, она слишком требовательна? Мама частенько поддразнивала дочь, говоря, что у нее стакан всегда наполовину пуст.
И это единственное, на что я могу рассчитывать, добавляла она своим мелодичным голосом.
Воспоминание было слабым, будто эхо, но резануло, словно клинок между ребер. Задохнувшись от боли, она села в своем шезлонге, и чужие солнцезащитные очки тут же скользнули вниз по переносице.
— Все нормально? — Из соседнего шезлонга привстала Имоджен.
Нет. Не нормально. И не будет нормально. Здесь транжирили не только воду. Элиот следила за временем. Объект «Семь» находился вне зоны сканирования уже несколько часов, а считывание выполнено всего на 23 %. Слишком медленно, слишком медленно, тревожно стучало сердце.
— Фу… — Имоджен сморщила носик. — Ты горишь.
Элиот прижала пальцы к руке, на коже остались белые пятна. Неудивительно. У нее кожа матери — бледная, как северное небо, покрывающаяся тысячами веснушек при первых проблесках солнца. Она поморщилась, вспомнив про маленькие рыжие пятнышки.
— Розовый оттенок отлично подходит для волос, но не годится для кожи… — Имоджен извлекла бутылочку наилучшего средства защиты от ультрафиолета, какой только можно купить за деньги. — Вот, нанеси обильно, чтобы не превратиться в принцессу лобстеров.
В целом мире не хватило бы солнцезащитного крема, чтобы защитить кожу Элиот от ожогов, но Имоджен относилась к тем людям, которым просто невозможно отказать. Душа нараспашку. Она так спешила передать бутылочку, что опрокинула стакан из-под «пина колады». Подняв его, Имоджен воткнула крошечный зонтик в основание пучка волос на голове. На ком-то другом украшение могло показаться нелепым, но Имоджен оно шло. Каким-то образом она и Элиот расположила к себе. Все остальные казались ей подозрительными, даже эта противная панда, но Имоджен служила неиссякаемым источником тем для болтовни, не говоря уже о познаниях. Ее простодушный комментарий обстоятельств рождения объекта «Семь» значил для Элиот гораздо больше, чем Имоджен могла себе представить. Раньше она допускала, что белое пятно вместо даты рождения в файлах «Седьмого» появилось по недосмотру. Системная ошибка. Она боялась поверить, что так легко встретила человека, которого долго искала.
Неужели это он? Мальчик, рожденный вне времени?
Элиот и теперь еще боялась надеяться. Боялась ошибиться, боялась того, что последует, если не ошиблась. Здесь не было места для ошибок, и она не могла позволить себе действовать импульсивно. Только стопроцентная уверенность, а в данный момент сканеры контрсигнатуры собрали менее четверти необходимой для подтверждения личности информации.
— Ты знаешь, когда… — Элиот оборвала себя. Она чуть не назвала его объектом «Семь» вслух. — …Фар и Прия вернутся?