Из-за смога и мешанины огней миллионы жителей главного города планеты страдали от мигреней, но каждый день случалась пауза, во время которой Центральный преображался. Местные жители, такие как Берг, называли этот промежуток «пламенным часом». Лучи заходящего солнца падали на частицы, загрязняющие воздух под таким углом, что по всему городу разливалось оранжевое сияние, проникающее в самые темные закоулки. Центральный словно превращался в гигантский костер, несравнимый ни с чем в истории. Один мир, один светоч. То был Рим вознесенный, выкованный из мира, а не из войны.
Ничего этого пока не материализовалось из тьмы. Николас продолжал горбиться над своими экранами, набирая вереницы цифр и пытаясь составить из них комбинацию, которая перенесет корабль туда, куда нужно, в 18 апреля 2354 года нашей эры, в 12.01 пополудни. Как раз минуту спустя после их отправления в годичную экспедицию.
Берг присел на свое рабочее место, чтобы отсоединить собственный коммуникатор от импланта Эмпры, но необходимость этого уже отпала. Вместо криков роженицы в корабле раздался отчаянный плач младенца.
Смертельно побледнев, Николас оглянулся на звук.
— Неужели…
Да. Легкие новорожденного сделали первый глоток воздуха. Плач не прекращался, и инженер осенил себя восьмиконечным крестом. Берг и сам ощутил, как кровь отхлынула от лица, когда посмотрел в сторону лазарета, а потом в иллюминатор, в головокружительную тьму Решетки. Путешественник во времени, он привык к искажениям законов природы, когда все идет задом наперед.
Но такое… чтобы ребенок родился вне времени…
Это событие не просто нарушало законы природы.
Оно их подрывало.
Берг отключил запись данных, бросился в медицинский отсек и увидел, что док склонился над лежащей на полу Эмпрой. Ее стола покраснела от крови, она безудержно рыдала и качала ребенка на руках, залепленных патчами. Малыш извивался и ерзал, словно собирался с кем-нибудь подраться. Голову его покрывали длинные кудрявые волосики.
Берг, могучий, как дуб, мужчина, созданный для потасовок в барах или для профессии вышибалы, обладал развитой интуицией. Он давно заметил, что Эмпра в своих наблюдениях уделяет несколько больше внимания гладиатору с такими же темными кудрями. Заметил, что вечерами, за несколько часов до возвращения на борт «Аб этерно», она выключает записывающее устройство и глушит свой микрофон. Берг видел, что глаза Эмпры светятся от любви, как звезды. По отношению к себе такой любви он не дождался. И док с Николасом не дождались. И ее бывший жених, Марин.
Историк был достаточно наблюдателен, чтобы подметить все эти детали, и сообразителен, чтобы сделать выводы. Как и все зарегистрированные члены Центрального Корпуса путешественников во времени, он знал Устав и мог прочитать его наизусть от начала до конца и наоборот. Что касается отца этого малыша, то Эмпра вышла далеко за пределы своих полномочий, и если власти Центрального разберутся в ситуации, то последствий не избежать. Самых жестких. И коснутся они как матери, так и ребенка.
Глянув вниз, на младенца, такого трогательно маленького и хрупкого на руках Эмпры, Берг поклялся себе, что никому ничего не расскажет. Встретившись взглядом с глазами малыша, он отступил на шаг и мысленно занялся подсчетами. Чтобы секрет Эмпры остался секретом, придется пойти на подкуп. Если собрать достаточно кредитов для нужных людей из лаборатории, ДНК-тесты ребенка будут сфальсифицированы. Сенаторы постоянно этим занимаются, прикрывая тех, кто не желает признавать отцовство.
Но у сенаторов карманы гораздо глубже, чем у Берга. Во времени он путешествовал не ради наживы, никто не занимается этим из-за денег. Львиная доля наличных средств Корпуса шла на техническое обеспечение: топливные стержни, обслуживание машин времени и серверов, на которых размещается информация, собранная рекордерами в разных отрезках времени.
Сколько понадобится кредитов на взятку сотрудникам лабораторий? Тысяча? Пять тысяч? Возможно, даже больше, чтобы скрыть такой проступок…
— Хочешь подержать? — подала голос Эмпра.
Берг кивнул. Разве он мог сказать «нет»? Ребенок поджал ножки, когда его передавали с рук на руки; Берг положил его головку на сгиб локтя и почувствовал, как щекочутся волосики малыша. В этот момент он окончательно решил утаить правду обо всем случившемся. Что такое деньги, когда речь идет о жизни? Какая бы сумма ни потребовалась, чтобы ребенок жил, он ее заплатит. Чтобы скрыть факт рождения малыша вне времени, они с Эмпрой могли сделать очень немногое. А дальше оставалось только надеяться, что эта аномалия как-нибудь сама себя урегулирует.
Баюкая возле самого сердца мальчика, которого не должно было быть, Берг ждал, когда корабль выйдет из вечности и совершит посадку.
ЧАСТЬ I
Из-под покрова тьмы ночной,
Где мир страданий и обид,
Благодарю я всех богов,
Что свет души меня хранит.
1
МАЛЬЧИК, КОТОРОГО НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ
5 мая 2371
— Назовите ваше имя. — Автоматизированный голос мед-дроида звучал четко, каждый слог он произносил, имитируя акцент Центрального. Фар не понимал, зачем машинам акцент. Возможно, программисты использовали эту чисто человеческую особенность, чтобы пациенты не волновались. Однако уловка не срабатывала, и винить робота за чувство дискомфорта Фар не мог. Сидеть голым задом на смотровом столе — это вам не «Релаксация 101». Поверхность из нержавеющей стали была холодной как лед, так что неприятные ощущения пронизывали самые интимные части тела.
— Фарвей Гай Маккарти, — ответил он.
Мед-дроид записал ответ и перешел к следующему вопросу:
— Назовите дату вашего рождения.
Фар вздохнул. Снова этот вопрос. Всегда. Всякий раз. И опять, услышав ответ, компьютеры гудят, проверяют данные переписи населения, ничего не находят и, вот как сейчас мед-дроид с акцентом, вежливо выдают:
— Ответ неверный. Назовите дату вашего рождения еще раз.
Вся эта волокита стала для него привычным делом. Она повторялась десятки, если не сотни, раз на десятках, если не сотнях, экзаменов, которые Фар сдавал на симуляторах в Академии. Перед каждым тренировочным испытанием принимались меры против жульничества — полное раздевание и тщательное сканирование с целью подтверждения личности. Кое-кому они могли показаться излишними, но инструкторы учили Фара, что путешествия во времени требуют безупречной точности. Сегодняшнее плутовство завтра может привести мир к гибели в результате глобальной катастрофы. Вполне возможно. Постоянство времени являлось темой бесконечных дебатов в Корпусе, но все боялись проверять свои теории, дабы не вызвать перемен в своем будущем, том, где они жили. Говорили об эффекте бабочки и всем таком прочем. В результате его совершенство стало главным принципом в Корпусе, modus operandi.
Все, о чем мечтал Фар, — прыжок в Решетку и исследование прошлого в режиме реального времени. Он воспитывался на собранной в экспедициях сериализованной информации и рассказах Берга о смертельных забегах на скорость с велоцирапторами, пламени Везувия в ночном небе и катастрофах Пыльного котла в тридцатых годах двадцатого века. Чтобы утолить голод познания, мерцания пикселей на экране и прослушивания старых записей, сделанных очевидцами событий, было недостаточно. Даже тончайшие сенсорные имитации симуляторов с их звуками, запахами и голограммами, которыми искусственный интеллект насыщал интерактивные исторические постановки, не удовлетворяли Фара.
Встретиться с историей ему хотелось лицом к лицу. Хотелось стать кровью в ее венах, как она стала кровью в его. Фар Маккарти был сыном одной из горячо любимых героинь старшего поколения рекордеров. Куда бы он ни шел, Эмпра тенью следовала за ним. Пожилые инструкторы в Академии всегда задерживались на его фамилии, едва увидев в списке класса. Ты сын Эмпры, говорили они и добавляли что-нибудь вроде она была умной девочкой, одной из лучших моих учениц. Какая досада, что это случилось с «Аб этерно»…
Наследие матери и чувство утраты постоянно сопровождали Фара и заставляли быть лучшим, всегда лучшим. И у него это получалось. Сегодня он, как и всегда, с честью выдержит заключительный экзамен и получит лицензию. Высокая оценка сегодняшнего испытания на симуляторе обеспечит ему желанное место в экипаже одной из машин времени Центрального. И уже скоро он займется исследованиями прошлого, будет документировать важные события для ученых и воротил бизнеса развлечений.
Но сначала — сначала! — нужно прорваться мимо этого дотошного мед-дроида.
— Назовите дату вашего рождения.
— А мы не можем просто опустить этот пункт? — Фар ерзал на столе, стараясь избежать полного онемения тех частей тела, о которых не принято говорить вслух.
— Ответ неверный. Назовите дату вашего рождения еще раз.
— Восемнадцатое апреля 2354 года нашей эры. — Фар решил попробовать дату, когда ему исполнилось семнадцать с хвостиком. Она не являлась настоящим днем его рождения, но это не мешало кузине Имоджен каждый год покупать Фару мороженое с торчащими в нем бенгальскими огнями. Он уже пытался сделать 18.04.54 официальной датой своего появления на свет, но ни один офисный работник не согласился заполнить пробел в свидетельстве о рождении Фара. Факт рождения вне времени зарегистрировали в опубликованном документе в интересах исторической науки. Но с этим засбоившим роботом приходилось что-то делать.
Мед-дроид гнул свое:
— Ответ неверный. Назовите дату своего рождения еще раз.
Фар предложил ему вариант, который использовал, чтобы произвести впечатление на девушек. В данном случае возраст его составлял почти 2276 лет.
— Тридцать первое декабря 95 года нашей эры.
— Ответ не…
— Да знаю я, во имя креста! Нет у меня этого проклятого дня рождения!
Он знал, что нет смысла выходить из себя, проблема заключалась в нем самом, а не в запрограммированном мед-дроиде, но временами так и подмывало сорваться: «Я родился на борту „Аб этерно“!»
Дверь в смотровую, скользя, приоткрылась, и в щель просунулась голова девушки-врача. Черты лица выразительны и изящны, как и надпись на хинди на идентификационной карточке. На шее висел стетоскоп, на голове девушки Фар увидел наушники золотистого цвета.
— Что-нибудь не так?.. О! Привет, Фар! — просияла она.
— Привет, Прия! — Он улыбнулся девушке и постарался незаметно напрячь мышцы пресса. — Красивые наушники. Где ты их нашла?
— Один лоточник в Зоне 4 пытался всучить их мне под видом настоящих «Бит-Бикс», просил три тысячи кредитов. Веришь, нет? С поддельным логотипом «ББ» и прочей ерундой.
— Чего еще ждать от лоточника из четвертой зоны, — согласился Фар. — Один из них пытался убедить мою кузину, что котенок, выкрашенный в какой-то дикий цвет, на самом деле детеныш красной панды.
— Разве красные панды не вымерли?
— Точно. И насколько ты сбила цену?
— До двухсот пятидесяти кредитов, — пожала плечами Прия, и наушники на ее голове сверкнули. — Могла и еще поторговаться, но из-за таких денег не стоило. Лоточнику надо оплачивать свои счета, а мне — слушать «Кислотных сестер» на чем-то еще, кроме коммуникатора.
— Ответ неверный, — монотонно бубнил неугомонный мед-дроид. — Назовите дату вашего рождения…
— Ага. Опять пунктик о дате рождения?
— Как всегда, — вздохнул Фар.
В век, когда дроиды составляли до пятнадцати процентов населения, от медиков требовалось знать не только физиологию человека, и Прия, как и многие ее коллеги, освоила профессию механика. Она вскрыла грудную пластину робота и перекинула несколько проводков — процедура, которую Фар наблюдал десятки раз, — и таким образом они миновали неудобный вопрос в ручном режиме.
— Пора бы им уже разобраться с этим глюком, тебе не кажется?
Протягивая руку для обязательного анализа крови, Фар рассмеялся. Из всех врачей, которым приходилось участвовать в его экзаменационных мытарствах, Фару больше всего нравилась Прия. В проблемах она всегда винила мед-дроидов, а не его. Если ее коллеги предпочитали поскорее отделаться от Фара и боязливо помалкивали, то Прия не торопилась и подчас оказывалась настолько близко, что можно было слышать музыку в ее наушниках. В этот день звучала баллада в стиле панктех. На полную мощность.
— Итак… сегодня у тебя последний экзамен на симуляторе. Полагалось бы спросить, нервничаешь ты или нет, но к чему это ребячество?
Он снова рассмеялся. Нервничают те, кто не знает, что готовит им будущее, а Фар ясно его себе представлял: он выпускник Академии, и ему предстоит непростое испытание. Действительно, заключительные экзамены на симуляторе — самые жесткие. Может достаться что угодно — от разведения костра на неолитической стоянке до участия в вечеринке старшеклассников в двадцатом веке, а может — подписание королем Иоанном Безземельным Великой хартии вольностей. Цель проста: произвести запись событий и понаблюдать за людьми, оставаясь незамеченным. Один неверный шаг — и тебя вышибут из Академии под зад коленом и навсегда запретят путешествовать во времени.
Как бы там ни было, пока Фар не совершал ошибок; он умел просчитывать риски.
— Есть какие-нибудь песенные предложения для моего грядущего победного танца?
— Классика или современность?
— Классика. Мне нужно привыкать к историческим жанрам, раз уж я собираюсь получить лицензию.
— Дай подумать. — Прия потерла подбородок. — Есть «Куин» — «Мы чемпионы» и диджей Халед — «Я — победитель». И да, не ошибешься, если выберешь Побитую Панду, «Вершину подъема». У M.I.A. тоже есть несколько хороших вещиц.
Фар сделал на своем интерфейсе пометки о названных исполнителях, чтобы посмотреть позже.
— «Куин», Халед, Панда, М.I.А. Готово.
— Дыши ровнее. — В дымчатых глазах врача промелькнула озабоченность, потому что монитор на груди дроида показывал учащенное сердцебиение и кислородное голодание в области пресса. — У тебя искажение жизненных показателей.
Ого! Она заметила! Может, не совсем то, на что он рассчитывал, и все же…
— И куда же ты отправишься, когда закончишь Академию?
Что за вопрос? Фар всю жизнь провел, наблюдая прошлые времена. Целое лоскутное одеяло из культур и доисторических очагов развития человечества, а потом Древняя Греция, Древний Рим, средневековая Европа, Возрождение, век Просвещения, промышленная революция, век Прогресса — весь путь до эпохи Центрального. И это касалось только дороги, которую прошла цивилизация Запада. Так много оставалось неисследованного, потому что лицензированных путешественников во времени насчитывались сотни, а машин времени в Центральном — ограниченное количество. В конечном счете, за свою карьеру рекордера он смог бы охватить очень ограниченный отрезок истории.
Но возможности открывались бесконечные. Почти.
— Могу вернуться и убить Гитлера, — пошутил Фар. — Чем не мечта путешественника во времени?
Прия осуждающе посмотрела на него из-под челки, словно говоря: на такие темы не шутят.
— Полагаю, куда Корпус пошлет, — на этот раз серьезно сказал он.
— У тебя нет никаких предпочтений? Не боишься, что застрянешь где-нибудь, собирая во имя науки культуру бубонной чумы с мертвых тел?
Когда Фару исполнилось четырнадцать, он просмотрел записи о Черной смерти. Даже в том возрасте он понял, что съемки сильно отредактированы: кадры часто менялись, звук приглушен. Рекордер, делавший запись, подавился словами при виде грязной телеги, доверху заваленной трупами.
— С моей точки зрения — не самый лучший выбор.
Мед-дроид, закончив со своими ритуальными уколами и пробами, подкатился к двери, пригласив Фара следовать за ним.
— Пройдите в следующий кабинет и получите костюм для заключительного экзамена на симуляторе.
— Я все хочу увидеть, — сказал Фар Прие на прощание.
— Насчет «увидеть все»… — Прия кусала губы, чтобы спрятать улыбку, но ее лицо так и светилось лукавством. Она кивнула в сторону двери, за которой скрылся мед-дроид. — Тебе лучше пойти одеться.