По правде говоря, она не походила ни на одну боль, что я испытывала прежде. В эту боль вплеталась тоска наряду с очередным приливом той знакомости.
Державший меня мужчина повернул голову, посмотрев на меня.
Я тоже чувствовала в нем эту боль. Я почувствовала, как она усиливается...
...когда мужчина с золотисто-каштановыми волосами ринулся на нас обоих. Он кинулся ко мне, двигаясь беззвучно в то же мгновение, как только державший меня мужчину повернул голову.
Он двигался быстро - так быстро, что я едва увидела перемещение.
Я отрешённо видела, как разворачивается его атака, размытое движение агрессии и животной жестокости. Это устремилось прямо на меня, так быстро, что сердце подскочило к горлу. Это было слишком быстро, чтобы думать, слишком быстро, чтобы мой разум осознал непосредственную угрозу.
Я просто знала, что подверглась атаке.
Это напугало меня сильнее, чем угроза пистолета. Сильнее, чем державший меня мужчина.
Нападавший на меня мужчина представлял собой опасность. Вот это мой разум полностью понимал.
ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ.
Может, поэтому это случилось.
Время замедлилось и застыло в мёртвой точке. Я чувствовала каждый дюйм распространявшегося жара, когда адреналин выстрелил по моим венам; каждый дюйм железных пальцев, стискивавших моё плечо; грохотание моего сердца; такое тяжёлое дыхание державшего меня мужчины, что я всем телом чувствовала вибрацию каждого его вздоха. Я видела лицо моего брата, пока он в ужасе смотрел с расстояния нескольких футов, все ещё держа руку поднятой и уставившись на меня в безграничном страхе.
Я не совсем понимаю, как объяснить то, что случилось потом.
Что-то во мне просто... освободилось.
Так это ощущалось.
Словно кулак, который я держала сжатым в центре груди, внезапно разжался. Что бы там ни было, я сдерживала это слишком долго и вообще не осознавала этого. Просто вот так оно и существовало, сжатым в той части меня.
Когда я отпустила эту сжатость, которую носила с рождения, это запустило цепную реакцию в какой-то отдалённой части меня. Сворачивающееся ощущение, точно складывающие сегменты телескопа, только молниеносно быстрая, щелкающая плёнка на фоне моего разума, со странной механической, почти красивой точностью.
Прилив силы ударил по мне где-то в середине груди.
В этот раз происходило не извне.
Я выдохнула это, и это было естественным как... ну, дыхание.
Эта сила вырвалась из меня точно тяжёлый выдох, как будто если бы я сдерживала её ещё хоть секунду, она могла бы выжечь меня изнутри.
Затем это ушло.
Оно покинуло меня. Я смотрела, очарованная, в этом пространстве вне времени, как это покидает меня. Миллисекунда развернулась в замедленном режиме с той же точностью, как какая-то часть меня ранее в ту же секунду обрушилась, складываясь внутрь самой себя.
Сначала это ударило по мужчине, который кинулся ко мне.
Джона отбросило следом за ним, примерно в то же время, когда ноги первого мужчины оторвались от земли, и он вверх тормашками полетел по воздуху, отброшенный к тому же месту, где находился Джон.
Затем ноги Джона тоже оторвались от земли.
В этом момент безвременной тишины я наблюдала, как их тела летят по воздуху, отдаляясь в противоположном направлении от места, где стояла я. Я видела ту же силу, что вышла из моей груди, только теперь она выглядела как бледно-зелёный свет в потемневшем пространстве за моими глазами.
Мои собственные глаза были светом - только светом.
Однако каким-то образом я все равно видела через этот свет, по крайней мере, те несколько секунд.
Хоть сила и ударила по Джону вторым, он первым во что-то врезался.
Я наблюдала, как он частично перелетает через столик, где сидели два студента из колледжа, которые ели пирог и пили кофе. Я осознала, что они наблюдали за обменом между нашей четвёркой - все в закусочной пристально и внимательно смотрели с тех пор, как Джон показался в дверях и потребовал, чтобы мистер Монохром меня отпустил.
Теперь я видела, как лица двух студентов колледжа изменяются в замедленном режиме, глаза расширяются при виде моего брата, летевшего прямо к ним и их столу.
Его спина скользнула над их пирогом и кофе, всего в дюйме или двух над поверхностью. Его ноги и теннисные туфли стукнулись о край хромированной столешницы, склонив их тарелки и стаканы в сторону и обратно, заставив девушку вскинуть руки - тоже в замедленном действии. Джон пролетел дальше, не остановившись, пока не приземлился на второй столик за ними, где был поднос, покрытый грязными стаканами из-под газировки и кофейными чашками, которые другой официант, Кори, должно быть, оставил, когда пошёл на перерыв покурить.
Те стаканы и кофейные чашки полетели на пол ещё тогда, когда теннисные туфли Джона задели край первой столешницы, затем он повалился на пол.
Мужчина с золотисто-каштановыми волосами улетел дальше, поскольку по направлению атаки бледно-зелёного света за ним не находилось столиков.
В какую-то долю секунды моё внимание переключилось на него.
Я смотрела, как он летит по воздуху - янтарные глаза широко раскрылись, красивое лицо исказилось от неверия, руки отчаянно колотили по воздуху, ладони и пальцы активно искали точку опоры. Одна его рука также искала что-то другое. Она нырнула в его куртку, потянувшись к пистолету и стараясь высвободить его из кобуры, которую он носил под костюмом. Я смотрела, как он возится с ней, улетая к самой стене.
Затем внезапно вся возня прекратилась. Он врезался в ряд стеклянных полок, уставленных безделушками из пятидесятых - старое радио, металлические ланч-боксы, пластинки Элвиса Пресли, куртка почтальона.
Пока он не врезался во все это, разбив полки своими плечами, головой и руками, звук, казалось, не возвращался в закусочную.
Крики оказались первым, что пробилось в мою осознанность.
Затем пистолетные выстрелы.
Я резко содрогнулась, уверенная в том, что я мертва.
Что-то просвистело возле меня. Я чувствовала движение, но не шевельнулась.
Затем державший меня мужчина издал хрип, половина его тела отдёрнулась назад, вправо от нас обоих.
Ещё больше выстрелов нарушило тишину. В этот раз стрелял не мужчина, державший меня. Впервые до меня дошло, что он был левшой.
Он не стрелял в меня.
Вместо этого, когда я шокированно подняла взгляд, я увидела, что ствол его пистолета дымится. Он целился мимо меня, поверх моего плеча, в мужчину с золотисто-каштановыми волосами.
Я разинула рот, переводя взгляд с пистолета на стену.
Тот мужчина тоже держал пистолет. Он каким-то образом умудрился достать его из кобуры, пока летел по воздуху. Это он стрелял в нас, по крайней мере, пока державший меня мужчина не прикончил его. Он выстрелил прямо в центр лба мужчины с золотисто-каштановыми волосами. Выстрел был таким точным, что шокировал меня.
Моё зрение отключилось.
Его место занял свет. Свет заблокировал мне вид окружающей комнаты.
Ахнув в панике из-за своей внезапной слепоты, я поймала себя на том, что остро осознаю все остальное, что происходило вокруг нас.
Я слышала, как люди вскакивают на ноги, опрокидывают стулья, сдвигают столы. Следом крики. Я чувствовала страх – перед пистолетами, да, но не только перед пистолетами. Часть этого страха была нацелена на меня. Громкая речь и испуганные хрипы сбивали меня с толку. Я ощущала их панику как физическую силу. Она заставила меня дёрнуться, затем содрогнуться от содержавшейся в ней боли - но я не могла видеть их или что-то ещё.
Мои глаза не работали. Все вокруг было светом - только светом.
Зелёный свет, как тот, что мой разум создал вокруг силы в моей груди прямо перед тем, как Джон и тот другой мужчина полетели через комнату. Я моргнула, паникуя из-за своей кажущейся слепоты.
Я моргала, снова и снова, но свет не угасал.
Затем удерживавшие меня пальцы сжались так крепко, что я издала хрип.
- Jurekil’a u’hatre davos! - мужчина тяжело дышал, почти так же тяжело, как и паникующие вокруг нас люди. Он ахнул, говоря прямо возле моего уха. Я не видела его через свет, но его паника врезалась в меня, вызывая тошноту. Он меня боялся? - Gaos… di’lanlente a’guete…ты бл*дский манипулятор! Gaos! Gaos!
Я не могла осмыслить все, что он сказал.
Я знала лишь то, что его голос звучал испуганно. Шокированно до состояния паралича.
Я продолжала моргать, пытаясь снова обрести зрение.
Я чувствовала себя одурманенно, голова кружилась. По правде говоря, я чувствовала себя так, будто меня стошнит.
Я прислонилась к державшему меня мужчине, больше не думая о пистолете, желая лишь видеть, знать, что случилось, где я находилась, почему все кричали. Я действительно видела, как этот мужчина застрелил другого мужчину в голову?
Затем ещё одна мысль заставила панику подступить к горлу.
Я навредила Джону? Что случилось с Джоном?
Меня захлестнул ужас наряду с приливом опасения, которое почти взяло надо мной верх.
- Где Джон? - выдавила я, и мои слова прозвучали невнятно, неразборчиво. - Где он? С ним все в порядке?
Что-то в моих словах, кажется, выдернуло державшего меня мужчину из ступора.
Пальцы отпустили меня, но лишь на секунду.
Рука грубо обхватила мою талию, дёрнув меня к жёсткому мускулистому телу. Я стиснула эту руку ладонями, все ещё стараясь видеть, думать, заставить разум взять верх над тошнотой и ужасом. Я не могла отдёрнуть эту руку от себя.
По правде говоря, я едва могла заставить себя попытаться.
Я не помню, чтобы когда-либо была настолько истощена, напугана или вымотана.
Прежде чем я успела осознать, что он делает, и какие чувства от него исходят, он уже нёс меня. По крайней мере, наполовину нёс, наполовину тащил за собой.
Я не могла видеть, но знала, что мы направлялись к двери.
Тогда я впервые услышала сирены.
Глава 4
Бега
Теперь он несёт меня на плече.
Я едва помню, как он меня поднял, но меня едва не тошнит ему на спину, как только он поднимает меня на плечо так, что моя голова свешивается ему за спину. Я все ещё настолько слаба, что едва могу держаться за него. Мои глаза остаются преимущественно слепыми, потерянными в том зелёном и белом свете, но теперь моё зрение то возвращается, то пропадает, и вспышки только усиливают то тошнотворное, расшатанное, головокружительное чувство.
Это чувство ухудшается в разы, как только он начинает бежать.
Я отчаянно пытаюсь ухватиться за его спину, но кожаная куртка, в которую он одет, выскальзывает и избегает хватки моих пальцев. Я понятия не имею, куда мы направляемся. Я чувствую его спешку, его страх за себя, за меня, так что я не пытаюсь бороться с ним. Несколько раз я пытаюсь с ним поговорить, но не могу сформулировать слова или вытолкнуть их наружу, даже когда они образуют смысл в моей голове. Я не могу заставить свой разум работать связно. Вместо этого в голове вертится какой-то салат из слов, ощущение срочности безо всякой возможности выразить что-либо из этого.
Когда он бежит, моё зрение изменяется.
Как только это происходит, все становится темным.
Не черным-темным. Не лишённым всего.
То, что со мной было не так, не уходит, даже когда ко мне возвращается зрение.
Мир, вернувшийся вокруг меня - размытая, подводная, живая картина. Пока он бежит со мной по улице, мой разум понимает, что сейчас день - ну или, по крайней мере, был день, когда я говорила с Касс за буфетной стойкой - но все вокруг меня выглядит как негатив фотографии, светлое к тёмному, тёмное к светлому. Мир меркнет, окрашенный пурпурным и розовым. Свет льётся из этих сумерек, населённый жизнью, проходящий насквозь и делящий наше пространство.
Размытые, похожие на облака, света теперь везде. Держащий меня мужчина бежит мимо меня, уворачиваясь от них, как будто тоже их видит. Когда я смотрю на них пристальнее, я замечаю в этих светах фрагменты смысла и деталей, видя сквозь края серых и грязных облаков. Я вижу очки на одном мужчине. Косматые светлые волосы на другом. Я вижу голову, запрокинутую в хохоте. Я вижу глаза, уставившиеся на нас из этих светов, наблюдающие, пока мы минуем их.
Держащий меня мужчина налетает на одного и кряхтит.
Нам вслед летит вопль, голос проклинает его, поразительно громкий в моих ушах.
Я в шоке осознаю, что они - люди.
Эти размытые, похожие на облака света, что я вижу - они люди.
«Я мертва?» - гадаю я.
В моей голове раздаётся голос. Ясный. Чёткий.
«Нет», - только и говорит он.
Он продолжает бежать. Я понятия не имею, как долго. Здесь нет времени - я живу в пространствах вне деления времени, вне времени, которое крутится как стеклянный шар, как заводная игрушка-матрица, исправно вращающаяся над головой.
Стены зданий светятся как странные вторгающиеся линии. Мы бежим мимо них, но я правда не могу сказать, реальны ли они. Я снова задаюсь вопросом, не умерла ли я.
«Ты не мертва, Элисон». В этот раз нетерпеливо.
Его страх тоже просачивается.
Сирены. Я снова слышу сирены.
Я осознаю, что слышу их частично через него. Он их боится.
Он бежит со мной по улице, двигаясь быстро. Я чувствую его страх через его пальцы, где он стискивает мою лодыжку. Я чувствую его через руку, где она обвивает мои бедра.
Выгнув шею, все ещё стискивая его спину под собой, я смотрю на эти светящиеся силуэты. Шепотки черт мелькают передо мной в этом тёмном пространстве, появляясь и пропадая.
Я вижу один размытый силуэт, меньше крупных, виляющий хвостом. Уставившись на этот лохматый, оставляющий свет хвост, я осознаю, что это собака. Сосредоточившись на ней, я чувствую, как меня окутывает воплощающее её присутствие - искренняя, милая собачья любовь, которая трогает моё сердце. Я смотрю, как она прыгает, извиваясь и восторженно бегая по кругу, выписывая петли вокруг более крупного и более высокого смутного силуэта.
Я изумлённо наблюдаю за ним, пока собака и два её владельца не оказываются слишком далеко, скрываясь в противоположном направлении бледной протяжённости тротуара.
Я смотрю на держащего меня мужчину, ища вокруг него клубящийся световой силуэт.
Однако он другой.
Он вовсе не клубящийся.
Теперь, смотря на него, я ахаю в этом безвременном пространстве.
Под моими руками выделяются светлые кости и кожа, кристально ясные, тогда как остальные человекоподобные фигуры размытые и серые. Я могу видеть лишь смутный контур куртки, за которую неуклюже цепляюсь руками. То, что находится под одеждой, выделяется куда сильнее. Золотой и бледно-голубой свет течёт словно жидкость по крошечным венам внутри его свето-костей, свето-крови и свето-плоти. Я крепче хватаюсь за его спину, зачарованно уставившись на эти вибрирующие нити.
Что-то в нем тянет меня; я теряюсь, глядя на него.
Что он, черт подери, такое?
«Видящий, - его разум остаётся близко к моему. Я почти слышу немецкий акцент в моей голове. - Мы выглядим иначе».
- В-видящий? - я запинаюсь на этом слове и напрягаюсь, ритмично колотясь об его спину, хватаясь за него, чтобы удержаться. Тогда-то я и замечаю свои руки.
Отпустив его одной рукой, я подношу её к глазам.
Кристально-ясные светлые кости светятся перед моим лицом. Те же самые пульсирующие, жидкие вены света текут под полупрозрачной светлой кожей.
Я выгляжу как он. Я выгляжу как он.
Мой разум пытается осознать этот факт, борется с ним.
Опустив руку, мои пальцы сжимаются в кулаки на его куртке. Я смотрю, как они делают это, прослеживаю следы света вверх по моим рукам. Его - белые и бледно-голубые, чуть окрашенные золотым. Цвета, которые составляют мою кожу, кости и свето-кровь, другие - золотые и закатно-красные, чуть окрашенные оранжевым и бледными проблесками голубого. Мы одинаковые, но разные.
И вновь мой разум возвращается к тому, что он сказал.
Видящий. Он сказал, что он - видящий.
Я чувствую себя так, что должно быть, схожу с ума. Может, он опоил меня наркотиками.
Мой разум цепляется за это, ему нравится это объяснение. Меня опоили наркотиками. Сейчас я галлюцинирую, или дома в кровати, или в каком-то кошмаре, вызванном препаратами.