– Скажи, ты сама от жары в обморок ляпнулась или тебя кто-то из твоей группы вырубил, просто чтобы заткнуть? – не выдержав, рыкнула я, косясь на нее. Ну бесит же!
Вероника обиженно поджала губы, засопев еще громче, и пару минут все же топала молча. Благодать, ей-богу! Даже как будто солнце стало печь меньше в тишине. Но хватило ее ненадолго.
– Я упала не потому, что какая-то слабачка! У меня есть уважительная причина! – с четко слышимым возмущением заявила она.
Я зыркнула на нее и прибавила шагу, стискивая челюсти от раздражения. От этого на зубах заскрипело, и я одарила никчемную спутницу еще одним злым взглядом. Который она, судя по всему, сочла признаком моего внезапно возникшего интереса к ней. К сожалению.
– Я беременна, ясно? Четыре недели. Поэтому и упала в обморок.
– Ну и на хрена ты мне это вывалила? – сквозь зубы спросила я, невольно все же замедляясь, чтобы эта зараза таки могла не отставать. – На кой черт ты вообще подписывала договор с Корпусом, если знала о беременности?
Вот с чего бы мне этим интересоваться? Краем глаза я заметила еще двух отставших новобранцев. Один парень сидел на заднице, раскачивался и реально плакал, как первоклашка, второй же тащился еле-еле. Приближаться я и не подумала. Хватит мне и одной, болтливой, как сорока, спутницы.
– Ну, это все была идея моего адвоката, – оживилась Вероника, явно обрадованная тем, что дождалась от меня хоть какого-то интереса. – Сначала она посоветовала мне соблазнить охранника и залететь, чтобы иметь право просить о снижении срока или хотя бы о лучших условиях содержания. А потом подвернулась эта фигня с Корпусом. Мы пошевелили мозгами и поняли, что это вообще супер вариант.
– В самом деле? – ядовито скривившись, спросила я, ощущая прилив острого отвращения к этой с виду милой девушке. Забеременеть ради скощухи по сроку – ну разве она не прелесть гребаная? Хрен с ним, с тем, чтобы лечь под охранника – у всех свои принципы. Вон Мелинда и на Зенски была согласна ради члена, но, сука, ничего, что в результате этого на белый свет должен явиться еще один никому не нужный ребенок? Тот, кому наверняка придется мыкаться по приютам и приемным семьям. Живая душа, на чье существование будет плевать этой его заразе-мамаше, потому как ребенок для нее – лишь инструмент для достижения некой цели. Остро захотелось прибить ее адвоката, да и саму эту мерзавку до кучи.
– Точно-точно, – закивала Вероника, видимо, абсолютно не замечая кровожадности в моем взгляде. – Вот прикинь: как только мы подписываем договор с Драконьим корпусом, то сразу же освобождаемся от любого преследования других органов власти и, собственно, выбываем из-под надзора системы. А как только выяснится, что у меня скоро живот на нос полезет, то меня и отсюда отбракуют. О-па – и я уже на воле!
– На воле, говоришь? – Чтобы не врезать ей ненароком, развернулась и понеслась вперед вдвое быстрее, чем прежде. – Если ты сдохнешь сегодня в пустыне, свободы тебе точно не видать. И кто, мать твою, сказал, что ликторы не поступят покруче, чем ты планируешь? Например, дадут тебе доносить и родить, а потом пустят тебя в расход так или иначе.
– Зачем ты мне это говоришь, Войт? – задрожавшим голоском спросила Вероника. – Неужели так необходимо пугать меня?
– Пугать тебя? Пугать, мля? – взорвалась я. – Тебе стоит быть напуганной, безответственная ты идиотка! Не хочешь еще поразмыслить и над тем, что за ребенка ты родишь после этой долбаной драконьей прокачки? Мы-то и сами не пойми в кого превратимся, а он? Тебя это хоть сколько-то колышет?
Все! С меня хватит! Я почти бежала вперед, стремясь избавиться от этой тупой овцы поскорее.
Где-то еще около часа пути и как минимум ста тысяч жалоб и причитаний Вероники спустя я, перевалив через небольшую дюну, практически налетела на тело парня, валявшегося в любимой тут, похоже, у всех позе – мордой вниз. Бронзовая нашивка и слишком узнаваемая внешность. Засранец Зенски сдулся, что являлось поводом внезапно проникнуться верой в высшую справедливость провидения. Поводом являлось, но верить я давным-давно разучилась. Осмотрелась, испытывая буквально непреодолимое желание найти что-либо тяжелое, дабы обрести твердую уверенность, что ублюдок именно здесь и встретит приход заката. С другой стороны, с чего бы мне хотеть облегчать его судьбу? Пусть местные шустрые зверюшки озаботятся утилизацией этого дерьма рода человеческого, а он получит непередаваемые ощущения в процессе. Сплюнув на широкую спину Зенски, я обошла его и пошла дальше.
– Войт, сзади! – раздался истошный вопль Вероники, и в следующее мгновение что-то захлестнуло мою шею и стало сжиматься с дикой силой, грозя сломать гортань раньше, чем задушить.
– Тварь! Какая же ты тварь! – шипел ядовитой гадиной Зенски, сдавливая чем-то мою шею все сильнее. Гребаная лямка с рюкзака – вот что это было, констатировала я, пытаясь нанести агрессору удары локтем в бок достаточно сильные, чтобы заставить отпустить меня или хоть немного отвлечь.
– Ненавижу вас, шкуры тупые! Оказался в этом дерьме! – почти бессвязно плевался и рычал урод, продолжая отнимать у меня шанс на жизнь. – Но ты хуже всех, сука! Не пойду больше в этот карцер! Сам сдохну, но и тебя замочу!
Мой локоть точно достигал цели, но, очевидно, козлина совсем сбрендил, и, кроме сдавленного уханья, результата не было. Извернувшись, я дотянулась до его лица и воткнула ногти вслепую, раздирая все, что попадалось, в то же время стараясь выломать в обратную сторону один из его пальцев на моем горле. Завопив, он толкнул меня вперед, падая мне на спину всей своей тушей. Ребра взвыли, лицо уткнулось в песок, позвоночник взорвался болью, сознание помутилось. Пришло время помирать, Летти!
– А-а-а-а! – тонкий девчачий визг донесся на грани сознания, а потом целая серия глухих бум-бум-бум. – Отпусти ее, подонок!
Это Вероника? Нет, серьезно?
– Убью! – захрипел Зенски, но вдруг стал валиться с моей спины после очередного особенно сильного «бум».
Один вздох – за счастье, и мне удалось извернуться, ударяя обоими ботинками Зенски в бок, одновременно оттолкнувшись от него подальше, но сволочь опять мгновенно оказался на ногах. Занес сжатые в замок огромные кулачищи, метясь мне в лицо, и снова я лишь чудом ускользнула, перекатившись по песку.
Странный посвист и низкое уханье крыльев тормозящих перед посадкой ликторов. Что, сейчас опять я окажусь в чем-то виновата?
В глазах окончательно прояснилось как раз в тот момент, когда в руках Крорра, возникшего прямо надо мной, сверкнуло отливающее синевой, тонкое длинное лезвие. Один удар в район желудка Зенски и смачный, перерубающий позвоночник проворот, сопровождаемый истошным воплем. Не убит, но уже, считай, мертвец. С невозмутимым лицом и окровавленным мечом Крылатый повернулся ко мне, растирающей шею под всхлипывания Вероники.
– Она не виновата! Этот придурок сам напал на нее, Войт ничего ему не сделала!
Вот же блин, эта бесящая девчонка с дрожащим голосом и полной головой гнилых опилок удивила меня. Дважды за каких-то пару минут.
– Войт, в состоянии продолжить выполнение задания? – сухо поинтересовался ликтор, удостоив Веронику лишь мимолетным взглядом.
– Да, – просипела я, – я готова, но эта девушка нуждается в эвакуации и отмене данной нагрузки из-за своего особого физического состояния.
– Мы в курсе ее так называемого «особого состояния», – произнес синий ликтор, приземлившийся лишь мгновением позже Крорра. – В поблажке отказано.
И устроив нам очередную песчаную мини-бурю, оба опять умотали в небеса.
ГЛАВА 22
– Ну и засранцы они все-таки, хоть и обалденные, – проворчала Вероника, пока я собиралась с силами, чтобы продолжить путь. – Могли бы и пожалеть тебя после такого.
– Не надо меня жалеть, – все еще сипло выдавила я. – Никого из нас не надо. Мы тут вообще-то не за то, что написали похабное слово на заборе, все оказались.
– Согласна, – вздохнула девушка. – Как ты? Где болит?
Везде, но это не смертельно и совсем не ново для меня. После тренировок с Лукасом, я, бывало, ощущала себя в разы похуже. Его вечный принцип – чем жестче на тренировке, тем легче в реальной драке… Я плеснула воды на голову и сделала десяток глотков, вот только они не помогли притушить жгучую боль в центре груди. На самом деле, ничего не помогало, хотя основную часть времени мне удавалось отгородиться от мыслей о нем. Но если уж накрывало, то обычно жестоко.
– Да в порядке я, – огрызнулась я на Веронику, поднимаясь на ноги. – Давай двигаться, день вечно не продлится.
Истекающий кровью Зенски простонал, уставившись на нас остекленевшим взглядом, и я отвернулась, поморщившись. Одно дело самой в ярости желать причинить кому-то вред или даже убить, но другое – наблюдать за мучениями того, кому кто-то вынес приговор и привел в исполнение. Свершение насилия отличается от наблюдения за его процессом. А может, и нет, и это я чисто загоняюсь на пустом месте или, как Крорр сказал, мысленно рисую себе ореол особенности, стараясь использовать красочки посветлее, поменьше багрового и черного. В любом случае оставаться рядом с полутрупом нет никакого желания.
– Чем ты его так приложила? – спросила Веронику уже на ходу.
Я ведь в этой чертовой пустыне не заметила ни единого камня или палки.
– Бутылками! – жизнерадостно сообщила девушка. – Он-то свою бросил вместе с рюкзаком, после того как лямку откурочил, чтобы на тебя напасть. А я подобрала, к себе засунула и… вот.
– Спасибо за помощь… хоть я и не представляю, зачем ты влезла.
– Ну, знаешь… сегодня я тебе, завтра, может, ты мне… – пожала Вероника плечами, и я, покосившись в очередной раз, не увидела на ее лице прежнего выражения туповатой беспечности. – К тому же разве так не должны поступать нормальные люди?
– Нас тут сложно назвать нормальными. Скорее уж, мы полная противоположность нормальности.
– Ну и что? Если мы вели себя гадко всю свою жизнь и даже еще буквально вчера, это совсем не значит, что не имеем права захотеть вдруг измениться. Такое происходит с людьми, Войт, я верю. Вот только что ты мерзавец, эгоист и убийца и вдруг – пуф-ф! Хочешь стать кем-то другим!
– Другим? – ухмыльнулась я, считая эти ее рассуждения полной хренью. Но кто я такая, чтобы переубеждать ее и сообщать, что люди внезапно способны меняться только в худшую сторону и никак иначе. Мой жизненный опыт утверждал именно это.
– Да, другим. Кем-то, кем однажды смогут гордиться наши близкие, – продолжила разглагольствовать Вероника.
– Ну, мной гордиться некому, – отрезала я. Если и сбегу отсюда как-то, то приближаться когда-либо к сестре я не намерена. Без меня ей всяко лучше будет. – Так что поводов меняться постепенно или внезапно не вижу. А теперь замолчи и шевели ногами побыстрее.
Вероника старалась, я это готова признать, но все равно нам приходилось останавливаться где-то каждые полчаса. Если честно, мне и самой были нужны эти передышки, потому как ребра жгло нещадно и в районе поясницы набирала обороты боль. Но не признаваться же мне в таком этой трещотке, когда есть прекрасная возможность ворчать на нее за задержку. В какой-то момент я осознала, что ее словесная диарея меня больше не раздражает, скорее уж успешно отвлекает и от собственных ненужных сейчас мыслей и воспоминаний, и от мучительной пульсации в некоторых местах тела. Но, однако же, чем ближе был вечер, тем сильнее падал темп Вероники. Она выдыхалась и теперь окончательно. Но радовало, что скала с цитаделью ликторов появилась на горизонте с час назад, и мы к ней медленно, но неуклонно приближались.
Сзади вдруг стало подозрительно тихо, и, обернувшись, я увидела спутницу лежащей ничком.
– Да что, на хрен, тут у всех за прикол такой, мордой в песок упираться? – зарычала я, возвращаясь и переворачивая девушку.
– Я капельку полежу и встану! – прошептала белыми губами она, не открывая глаз.
– Я тебе полежу, дура! – шлепнула я ее по щеке. – Вокруг посмотри! Солнце садится, а нам еще километра два топать! Подъем!
Схватив ее за руку, я перекинула ее через свои плечи и потянула симулянтку с земли. Моя грудная клетка отозвалась на это резким возмущением, но я стиснула зубы и потащила Веронику вперед.
– Ноги чаще переставляй давай! – прорычала на нее. – И брось к чертям этот гребаный рюкзак! Переживем без воды уже как-нибудь.
– Надо же, девчачьи обнимашки! – послышался со спины ехидный голос Тощего. – А если я вас очень попрошу, вы для меня засосетесь? Слышал, что это охренеть какое жаркое зрелище вживую.
Я развернулась со всей возможной стремительностью, отпуская Веронику и позволяя ей очутиться за моей спиной. Прищурилась на непонятно как подкравшегося засранца, принимая оборонительную стойку и пытаясь прочесть по его лицу возможные намерения. Как он вообще мог быть позади нас? Между прочим, очень стратегически умно, учитывая, что садящееся солнце, нещадно бьющее лучами из-за его спины, заставляло напрягать глаза, чтобы точно его отслеживать. Конечно, мне могло и показаться, что видела его в группе быстро умотавших к цели форвардов. Но абсолютно точно его не было среди отставших или валявшихся на песке. Его бы я однозначно не пропустила, слишком уж узнаваем. Он что, целиком тут закапывался, пережидая самое пекло, как местные пустынные твари, или гулял по окрестностям в поисках природных красот? Хотя сейчас важно лишь то, намерен ли он на нас напасть. Тощий ответил на мой настороженный прицеливающийся взгляд своим фирменным нахально-беспечным, окинув им с ног до головы, но вдруг резко помрачнел, уставившись на мою шею. Наверняка там уже набирал цвет красивущий синяк во все горло.
– Смотрю, твоя пробежка, Войт, прошла гораздо насыщеннее моей, – усмехнулся он. – Что, опять нашелся придурок, решивший, что шанс облапать твои классные титьки стоит дикой боли в яйцах? Я, конечно, не утверждаю, что они того не стоят, но есть же цивилизованный способ уболтать тебя дать их потрогать, не сопровождающийся ударом твоего колена между ног. Ведь есть же? У всех женщин он есть, хотя я опять же не собираюсь утверждать, что ты такая, как все. Не-а, нисколько.
У меня что, сегодня день какой-то особенно урожайный на не способных держать рот закрытым идиотов? Зубы мне заговаривает? Отвлекает?
– Какого черта тебе надо? – и не подумала расслабиться я. – Идешь – иди себе мимо.
– Да ладно тебе, Войт, посмотри, он ведь вроде хороший парень! – влезла не в свое дело Вероника. – Выглядит безопасным, не то что всякие громилы.
Да неужели? Это он-то безопасен? Где твои глаза, бестолочь?
– Да, посмотри на меня, – поддакнул наглец, делая невинную физиономию, в то время как в глазах у него черти плясали грязные танцы, – я же просто символ безопасности.
– Ага, к тому же вместе идти веселее. – Ну ясно, Веронику понесло.
– А я сказала, что веселья тут ищу? – рыкнула на нее.
– Нет, но я же вижу, как тебе тяжело меня тащить, болит вон поди все после этой драки. – Вот спасибо, давай выболтай ему все. – А парень нам мог бы помочь.
– Ага, я мог бы, – продолжил скрытно глумиться Тощий. – Я вообще много с чем тебе помочь готов, Войт. Ты только моргни.
– Во-о-от, видишь! – Она что, реально слепая и не видит, что он просто забавляется за ее счет, используя, чтобы злить меня. – Как тебя зовут?
– А как бы тебе хотелось меня звать? – Что за кретинизм, говорить с ней, при этом глядя в глаза мне.
– Мне всегда нравилось имя Итан, – щебетала Вероника, уже вовсю хлопая длинными ресницами и откровенно флиртуя, не обращая внимания на то, что весь этот придурочный диалог происходит вроде и с ее участием, но все же мимо нее. И главное, вся такая оживленная, будто и не изображала тут только что помесь бледной немочи с умирающим лебедем. Вот прям снова бесит еще сильнее прежнего.
– Войт, как тебе «Итан»? – ехидно подмигнул Тощий.
– Думаешь, мне не наплевать? – фыркнула я и скривилась от боли в ребрах от резкого выдоха. – Кончай играться тут и вали куда шел. И называться вымышленными именами – редкая дурость.