Краем глаза я заметила, что Вероника торопливо потопала по коридору внутрь, подчиняясь небрежному жесту синего Крылатого, а вот типа Итан стоял перед красной ликторшей так же, как я, с нарочито повинной головой и выслушивал ее недовольство по поводу того, что при его физической форме она ожидала от него большего, и в следующий раз за намеренную задержку обязательно последуют репрессии. Вот у кого-то в следующий раз, а у меня все сразу, без отлагательств. И снова я поймала себя на мысли, что нечто с этим Тощим не так. Черт его знает, как объяснить самой себе даже, но что-то на уровне чистой интуиции нашептывало мне, что для него происходящее вроде забавы, игры. Стоит весь такой из себя внешне покорный, почти чрезмерно ниочемышный, голову повесил, плечи опустил, я мне все мерещится нахально ухмыляющийся высший хищник, просто дурачащий окружающих личиной бестолкового красавчика и готового подчиняться приказам долговязого задрота. Неужели никто вокруг не замечает, какой он на самом деле? Или это у меня с головой проблема, если вижу то, чего нет?
– Войт! – рыкнул Бронзовый так, будто кнутом хлестнул. – Когда к тебе обращается командир, следует реагировать!
– Да, декурион Крорр! – выпрямившись, практически гаркнула я, отрываясь от анализа странной личности Тощего притворщика.
– Что «да»?
– Я согласна, что реагировать нужно!
– Я спрашивал твоего согласия в данном вопросе?
– Нет, декурион Крорр! – снова отбарабанила я, и на секунду в зеленых глазах появилось озадаченное выражение, которое тут же сменилось холодным гневом.
– Больше сказать нечего в свое оправдание?
– Нет, я не сочла необходимость топать целый день под палящим солнцем на голодный желудок и после бессонной ночи весельем, декурион Крорр. Нет, перспектива снова болтаться под потолком всю ночь, как кусок беспомощного мяса, и без возможности хоть песок смыть не вызывает моей радости. И нет, я не считаю справедливым и удачным произошедшее с Зенски. – Командир и остальные ликторы с любопытством уставились на меня, и даже псевдо-Итан оглянулся через плечо. – Еще парочка ночей в вашем чудо-карцере перед смертью ему бы не помешали.
Кто-то насмешливо фыркнул, а вот Крорр прищурился совсем нехорошо как-то.
– Все еще считаешь, что у тебя есть право судить кого-то и что хоть чем-то лучше любого из окружающего тебя сброда? – процедил он презрительно. – Владеешь тайным знанием о высшей справедливости, Войт?
– Всего лишь отвечаю на поставленные вами вопросы, декурион Крорр, высказывая свою субъективную точку зрения, – пожала я плечами.
– Надо же, какая чудная прямолинейная девочка, – с мягкой насмешливостью тихо произнесла Илэш, и у Бронзового дернулась щека. – Как жаль, что не моя.
– И не моя, – поддакнул зеленый, а синий только снова фыркнул.
– Новобранец Войт никакая не девочка, а уж тем более не чудная, а хладнокровная убийца и законченная социопатка, Илэш. А прежде чем восхищаться ее несуществующими душевными качествами, Рилейф, вспомни, какое милое прозвище она заслуженно заработала, – раздраженно зыркнул мой командир на зеленого и, развернувшись, скомандовал мне: – За мной! Больше я дожидаться никого не намерен.
Я шла за ним по темному коридору, пялясь на сложенные сейчас и едва различимые крылья, и размышляла о том, что и не такие уж помороженные эти ликторы. Видно, желание позубоскалить друг над другом им не чуждо. Ну, исключая того, что волею судьбы достался в начальники мне.
Странное дело, но после ночного пребывания в карцере мой организм словно забыл на весь день об элементарных физиологических функциях, кроме разве что обильного потоотделения, а вот сейчас внезапно решил вспомнить обо всем и сразу. Живот заурчал так громко, что звук почти заглушил стук тяжелых ликторских ботинок по каменному полу, но, заведомо зная, что ничего не светит в ближайшей перспективе, я мысленно предложила ему заткнуться. А вот с другой насущной потребностью так не выйдет. Позволив себе краткую недовольную гримасу, глубоко вдохнула и таки обратилась к тыльной части решительно шагавшего командира:
– Декурион Крорр, мне требуется посещение туалета в ближайшее время, если, конечно, пребывание в карцере не включает в себя и пытки столь специфического характера.
Освещение здесь, как и почти везде в цитадели, было не ахти, но мне его хватило, чтобы рассмотреть едва заметный поворот головы Крылатого и совсем мизерное изменение положения жесткой напряженной линии его плеч. Такое чувство, что моя вынужденная просьба слегка расслабила злющего ликтора. Однако вслух он ничего не сказал, просто продолжил шагать, ведя меня явно в каком-то новом направлении, учитывая, что мы в основном поднимались по лестнице, вместо того чтобы спускаться.
– Декурион Крорр?
– Я тебя услышал, Войт! – одернул он меня резко. Ну да, и после этого я мисс Неразговорчивость?
Вскоре мы оказались новом коридоре, но тут, в отличие от нижних, было достаточно светло благодаря огромному, от пола до потолка, окну в конце, которое даже скорее напоминало еще один выход. Впрочем, стоит ли удивляться: здешние обитатели умеют летать, так почему им не покидать временами помещение прямо так?
Здесь, в противоположность нашим казарменным комнатам, были двери. Одну из них и открыл Крорр и слегка удивил меня, остановившись и пропустив меня вперед. Попали мы в помещение, размером как наши общие спальни. Сразу от входа по правую руку имелась белая пластиковая дверь, выглядящая немного нелепым новоделом в местных грубых каменных стенах. Командир тут же распахнул ее, открывая вид на ванную, и я едва успела пробежаться взглядом по аскетичной, практически безликой обстановке, из которой выбивалась только громадных размеров кровать.
– Войт – санузел, – указал он мне на белого друга, будто знакомил нас или удостоверялся, достаточно ли я цивилизованна, чтобы знать, как этим пользоваться. – Пятнадцать минут.
Если честно, я думала, что он над душой у меня стоять будет. С него бы сталось. Вдруг я тут сопру что-то ценное. Но Крылатый быстро захлопнул дверь, оставляя меня наедине с унитазом, раковиной и самое примечательное – приличных размеров душевой кабиной. Пятнадцать минут, говорите, декурион Крорр? И никаких уточняющих инструкций, кстати. Так быстро я еще, наверное, ни разу в жизни не обнажалась. В конце концов, я могу отбрехаться тем, что мне было запрещено посетить общие душевые, а я как бы сейчас совсем не там.
Облегчалась, а потом и мылась я в спринтерском темпе, даже умудрилась белье прополоскать и натянуть на свое чистое мокрое тело. Пойду в чертов карцер прямо так. Там было тепло, и замерзнуть мне не светило, а высыхание на теле хлопка после такого дня в кайф. Я отжимала волосы над раковиной, когда по спине прошелся легкий сквознячок.
– Я прямо-таки уверен, что для данного процесса гораздо практичнее и действеннее использовать полотенце. И я точно знаю, что в моей личной ванной они есть, – с легкой ноткой язвительности произнес Бронзовый у меня за спиной, и, вскинув свои глаза, я встретилась с его, насыщенно-зелеными, замирая совсем не от неожиданности. Его взгляд был до дрожи интенсивным и абсолютно нечитаемым. Такое чувство, что на меня одновременно смотрели два совершенно разных существа. От одного мощными волнами исходили откровенная похоть и дикое желание поглотить, буквально пожрать, а другое взирало отстраненно, равнодушно изучая меня, как какую-то букашку или создание низшего порядка, решая, стою ли я хоть одного потраченного на это внимание мгновения.
Во влажном тяжеловатом воздухе ванной загадочный и будоражащий аромат Крорра ощущался как некое эфемерное, но при этом и очень реальное прикосновение к каким-то неведомым уголкам моего сознания. Одинаково сильно хотелось от него избавиться и, наоборот, потянуться ближе, сделать конкретнее, дабы узнать, что же это. Огромные крылья за спиной Бронзового дрогнули, слегка распахиваясь, разбивая собой царство белоснежного кафеля и сантехники, видимое в зеркале, будто намереваясь захватить своей чернотой все доступное пространство или же напасть на меня, подобно хищнику с собственной волей, спеленать, лишить способности к сопротивлению. А мне отчего-то по-прежнему иррационально буквально требовалось знать, каково это быть окутанной этими живыми полотнищами, чувствовать на своей, сейчас почти обнаженной коже, их температуру, фактуру, силу касаний. Это желание произрастало из каких-то глубин разума, хотя скорее в обход его, с территории голых инстинктов, не поддающихся осмыслению и в нем не нуждающихся. Нечто, что просто есть в тебе по умолчанию. Крорр стоял полностью неподвижно, словно ему не нужно было дышать, я тоже замерла, не шелохнувшись, не разрывая зрительного контакта в отражении, и только густо-черные крылья подергивались, то раскрываясь шире, то медленно возвращаясь в прежнее положение. Вдруг цвет глаз ликтора изменился, становясь более ярко-зеленым, нечеловеческим, и это сделало с моей памятью странную штуку. В голове совершенно отчетливо, как будто наяву, зазвучал голос нашего старенького учителя Александра Кэша, с воодушевлением рассказывавшего нам о драгоценных камнях, редких минералах и прочей интересной, но абсолютно бесполезной для приютских детей фигне и демонстрировавшего нам на большом экране фото камней, стоивших безумных денег.
«Сапфир зеленого цвета встречается в природе крайне редко, называется так же хлорсапфир или восточный изумруд и ценится весьма высоко!» – вещал он как раз в тот момент, когда двери класса открылись и внутрь с недовольной физиономией ввалился высокий мальчишка в сильно поношенной одежде и с дерзким выражением лица, будто говорящим: «Ну же, дайте мне повод вам всем врезать». Так я впервые увидела Лукаса. И его глаза, единственные из тех, что лишали меня воли и много позже заставляли гореть заживо, были темно-карими. Не зелеными, как тот гребаный подсвеченный сапфир на весь экран и как эти, под гипнотическое воздействие которых сейчас попала. Я моргнула и резко выдохнула, разрывая зрительную связь и заодно изгоняя из легких и головы этот дурацкий аромат, что-то делающий с моими нервами и либидо.
Крорр тоже издал звук, очень похожий на гневный выдох, и тут же рыкнул, стремительно отвернувшись и гулко затопав своими говнодавами по кафелю к двери:
– Твои пятнадцать минут истекли, Войт.
Причем прозвучало это так, словно я опять налажала и он едва сдерживается, чтобы не наорать на меня. Сказать навскидку, определил ли он меня на этот раз в ту же самую камеру карцера или любую другую, я не могла. Шел Крорр по проходу между ними с такой скоростью, что я едва поспевала, а потом просто втолкнул в узкий проем и грохнул сзади железом, запирая. Никаких кандалов сегодня, ни попыток психоанализа или что там это было. Я стояла, прислушиваясь к тому, как затихали вдали его тяжелые шаги, и ожидая, пока хоть немного привыкнут глаза, а кроме этого задаваясь вопросом, кто же из демонов моего прошлого посетит меня этой ночью. Потому что размышлять о поведении ликтора я не собиралась. Смысл заморачиваться? Какими бы ни были мотивы, они однажды вылезут наружу, став очевидными, вот тогда я и стану думать о том, что с этим делать. Вычисление степени чужой опасности, да, это про меня. Рефлексия и мысли об особенностях чужих заморочек, в данный момент не представляющих конкретной угрозы, – не-е-ет!
ГЛАВА 12
Все-таки камера была та же. Это я поняла, нащупав бутылку, оставленную Крорром утром. Естественно, случайно. Но кроме того, рядом нашлось еще нечто маленькое, прямоугольное и шуршащее, в количестве трех штук. Уложив вдоль стены кожаное обмундирование, я умостилась сверху и, разодрав упаковку, принюхалась. Пахло чем-то злаковым и немного ванилью. Очевидно, это энергетические батончики. Когда-то в бытность почти счастливой жизни на улицах, нам с Лукасом удалось стянуть целую здоровенную коробку этой фигни из грузовика перед одним дорогим спортивным магазином, потому что мне показалось, что это шоколадки. Противный мальчишка тогда долго ржал над моей разочарованной физиономией и совал их мне при любой возможности, доводя до кипения, пока не бросалась на него с кулаками. Он ловко уходил от моих ударов, третируя, но и тренируя меня одновременно, уже тогда, в пятнадцать, нереально быстрый, сильный, гибкий… невозможно красивый…
Я тряхнула головой, впиваясь зубами в плотный брикетик, и старательно заработала челюстями, изгоняя прочь очередной начинающийся флешбэк, пока меня от него не скрутило. Черт, или у ликторов только все лучшее, или я была голодна сильнее, чем сама думала. Эта хрустящая ерунда была реально вкусной! Я и не заметила, как съела все три до крошки.
– Моя искренняя благодарность, декурион Крорр! – подняла я бутылку с водой. – Дай бог здоровья вашей драконьей заносчивой заднице и прочим частям тела!
Любопытно, он когда батончики принес? Сто процентов утром, тогда у него вроде еще ничего так настроение было, а вот вечером выглядел так, будто эти вкусняшки скорее бы мне засунул туда, откуда им выходить положено. В любом случае мой желудок уже не ощущался прилипшим к позвоночнику, а значит, день заканчивался не так и плохо. Я растянулась на спине, кайфуя от постепенного расслабления мышц, и закрыла глаза. И распахнула их, по ощущениям, уже всего несколько мгновений спустя, пытаясь схватиться в темноте за несуществующую опору и остановить жуткое падение. Но ничего не вышло. Мое тело неслось вниз по крутой каменной лестнице в приютский погреб, ломая, кажется, одну кость за другой. Кто-то толкнул меня. Растянувшись внизу, я перевернулась, хрипя от жуткой боли, и попыталась закричать, призывая помощь, и хоть как-то подняться. Но тут меня дернули за волосы, вынуждая опять упасть на спину, а вокруг шеи захлестнулась петля. В полутьме промелькнула щуплая фигурка, зловеще сверкнули глаза, раздалось какое-то жужжание, и петля стала затягиваться, одновременно поднимая меня с пола.
– Помнишь Марию Монелло, злобная сука? – узнала я свой дрожащий от сдерживаемой ненависти голос. Не такой, как сейчас, но все же мой. – А Марка Ригана? Эти ребята были влюблены друг в друга, а ты унизила их перед всеми, растоптала их чувства, выставила грязными, порочными и заставила убить себя, потому что они с этим больше не могли жить. Ты показала всем вокруг, что любовь – это плохо!
Петля сжималась все сильнее, пола касались уже лишь кончики пальцев, тело полыхало болью, горло не слушалось, не позволяя закричать о помощи.
– А Люси Мортимер помнишь? Клива Сеймура? Чена Квана? Над каждым ты издевалась, раз за разом, снова и снова, а теперь их нет! А ты живешь! И трахаешься со сторожем Менни, пока муж дожидается тебя дома. ТЫ! Та самая, кто опозорила и довела до самоубийства двух влюбленных ребят, не заходивших дальше поцелуев!
Сознание стало уплывать, и последнее, что я услышала на грани между сном и явью – свое шипение: «Ты знаешь теперь, за что умираешь».
Скривившись от фантомной боли, я перевернулась на бок. Нет, и тут я раскаиваться не собираюсь. Таких мерзавок, какой была наставница Карина, вообще нельзя к детям и близко подпускать. А если кто-то был настолько слеп и безразличен, не замечая всех тех суицидов, которые случались в ее классе в разы чаще, чем в остальных, то пусть он и взваливает на себя ответственность за то, что мне пришлось избавить от этой гадины мир. И да, в этом смысле у меня нет никаких половых предрассудков и заблуждений. Среди женщин мразей ничуть не меньше, чем среди мужчин, они просто чаще всего более скрытные и изощренные.
Второй раз я, почти ожидаемо, проснулась, крича и держась за лицо над правым глазом. Отдышалась, прислушалась: шагов топающего за мной злющего ликтора не слышно. Ну в таком случае спим дальше. Но не тут-то было. Показалось, я и пяти минут не проспала, прежде чем подскочить от ощущения, что захлебываюсь кровью, пытаясь орать от боли в отрубленном среднем пальце и паху под аккомпанемент собственного презрительно-насмешливого бормотания.
– Эй! – возмутилась я в темноту. – Не хотите что-нибудь и на завтра оставить? А то программка сегодня что-то насыщенная! Кем потом тыкать будете?
Естественно, ответа я не получила, и остаток ночи провела спокойно. То бишь без всяких сновидений вовсе, или, по крайней мере, среди них не было ни одного, которое я смогла бы вспомнить, когда дверь залязгала, возвещая о подъеме.
Сегодня Крорр, очевидно, не склонен был даже изображать подобие вежливости и в камеру за мной не входил.
– На выход, Войт, – скомандовал он. – Мусор за собой прихвати!
Я послушно забрала упаковки от батончиков и почти пустую бутылку. Вот интересно, я должна его поблагодарить за то, что не дал помереть с голоду, или раз это, типа, в обход им же установленного наказания, то лучше помалкивать и не нарываться? И, кстати, что-то там было еще про физическое взыскание на усмотрение командира. Физическое. На усмотрение. Невольно вздрогнула, вспомнив тот, ну, скажем, неловкий момент зависания в ликторской личной ванной с владельцем за спиной, глядящим на меня так, словно он хотел меня употребить во всех существующих смыслах. Или наказать? Взыскание ведь не может носить сексуальный характер? Нет? Да? У меня проблемы с головой, если меня вообще подобные варианты развития событий посещают? Само собой, у меня в принципе с головой не порядок, нормальные люди не совершают того, что я делала в своей жизни, но эта мысль с вероятностью быть наказанной подобным образом диковата даже для меня.