Иллюстратор Олег Щербаков
Глава 1. Лишние люди
В полупустом кабинете сидели два человека. Несмотря на то, что было прохладно, оба собеседника изрядно потели. Один из них был пожилой мужчина в синем медицинском халате, который потел от избыточного веса и плотного обеда, периодически вытирая лысину влажной ладонью. Вторым человеком был молодой парень, который покрывался липким потом от волнения.
Удивительно, насколько такие мелкие детали, как стул и стол влияют на статус собеседников. Человек в медицинском халате сидел в роскошном кресле. Его болтающиеся ноги, с которых он предварительно снял натирающую обувь, не доставали до пола и были не видны из – за стола. Держался он уверено. Другой человек, находившийся по другую сторону стола, был весь на виду. Сидел на высоком неудобном стуле, который больше подходил для бара и чувствовал себя канарейкой, сидящей на жердочке.
– Ну что, приступим к собеседованию? Меня зовут профессор Снейк, я буду принимать решение по поводу вашей дальнейшей карьеры. Да не переживайте вы так, каков бы не был вердикт, вы все равно послужите нашей планете и принесете пользу человечеству. – Сказал мужчина в халате.
– Для этого я и был рожден. Я всегда спокоен, профессия обязывает. – Вежливо ответил молодой человек, не зная куда смотреть.
– Имя? – спросил профессор Снейк, по – стариковски набирая текст громкими постукиваниями по сенсорному экрану стола, так как привык к механической клавиатуре. Влажные пальцы оставляли неприятные, жирные разводы.
– Овальд.
– Фамилия?
– Чейз.
– Раса?
– Белый.
– Профессия?
– Пилот, класс «16J»
– Мда… Редкая категория. Молодой человек, у вас прекрасные шансы на попадание в «капсулу». Я вас поздравляю.
– Благодарю вас, но я хочу работать сейчас, в нашем времени. – сказал Овальд.
– Причина? – спросил Снейк, вытирая рукавом халата маленькие капли пота с дисплея.
– Сейчас я лучший пилот в училище. Я и дальше хочу быть лучшим. Лет через сто будут совсем другие корабли и я не уверен, что буду хорошим пилотом. – ответил Овальд, по прежнему не зная куда девать взгляд. Он никогда не смотрел в глаза собеседникам, так как читал там зависть, испуг, неловкость, злобу, любопытство… Не самые лучшие человеческие чувства. Поэтому он предпочитал рассматривать окружающие его предметы и вести беседу. Но взглядом в этом кабинете было не за что зацепиться.
– Видите ли, мистер Овальд, современными космическими кораблями могут управлять пилоты с более низкой категорией. Скорость кораблей не настолько велика и не вызывает сильных перегрузок у пилота. В будущем, несомненно, создадут более скоростные корабли, для которых будут нужны люди стойкие к сверхперегрузкам. И далеко не факт, что такие люди будут в том времени. Сейчас нерентабельно оплачивать фиксированную заработную плату пилота класса «16 J», который будет летать на примитивных и медлительных «Скифах». С этим могут справиться рядовые, посредственные пилоты за меньшую плату. – монотонно объяснил Снейк равнодушным голосом, ослабляя ремень, который мешал дышать в полные легкие сухим, безбактериальным воздухом.
– Я согласен быть лучшим пилотом среди посредственных.
– Вы хотите загубить свой талант? У вас же уникальная стойкость к перегрузкам! Ну уж нет, если вы готовы загубить свои способности, то мы не дадим вам это сделать. Вы принесете максимальную пользу нашей планете в будущем! Чего вы боитесь? Вас поместят в специальную капсулу, заморозят при помощи жидкого азота, а ваши личные данные поместят в архив. Когда появятся космические корабли, управлять которыми смогут только «сверхпилоты», вроде вас, вы подвергнитесь разморозке. Пройдете курс реабилитации. Затем пройдете курс обучения, поскольку ваши знания в области пилотирования будут устаревшими и вы будете летать в галактики, о существовании которых мы сейчас и не догадываемся.
– Сейчас у меня есть родители, о которых, кроме меня, некому позаботиться. Да и личная жизнь, лежа в холодильнике, выглядит не очень перспективной. – сказал Овальд, сдерживая себя из последних сил. Ему нельзя срываться сейчас. Нервный срыв не позволителен для пилота. Если этот потный толстяк сообщит об этом куда следует, то Овальда будет ждать очередная череда медицинских комиссий, множество бессмысленных тестов, длительный прием седативных препаратов, пока его не признают опять пригодным для полетов.
– О, об этом не беспокойтесь! О ваших родителях позаботятся соответствующие органы. Им будет ежегодно выплачиваться вполне солидная сумма. А что касается вашей личной жизни… То вы можете хоть сейчас сдать определенные анализы, и выбрать себе женщину из нашей базы данных, из категории «безработных». Когда вы отправитесь в криокамеру, то она родит вам вполне здоровых детей. Ну, если вы будете слишком долго находиться в «капсуле», то и они подвергнуться заморозке, что бы вы очнулись вместе с любящей вас семьей. Ваши близкие не будут ни в чем нуждаться.
– Я так понимаю, что хорошие деньги платят не за то, чтобы я работал, а за то, чтобы ждал? Нас всегда убеждали что, чем тяжелее работа, тем легче на нее устроиться. Предложение, конечно, заманчивое, но я все равно не согласен на ваш «морозильник». – Решительно сказал пилот.
– Видите ли, вы не совсем осознаете всю ситуацию… Криоконсервация – эта процедура, которая не является добровольной. Правительство нашей планеты вынуждено принудительно подвергать этой процедуре людей. Нам приходится бороться с перенаселением, оставляя наиболее полезных на сегодняшний день людей. Вас вернут когда будут востребованы ваши способности. – проговорил профессор Снейк, открывая дефолтную игру офисных работников на дисплее.
– Когда я чувствую себя счастливым больше одного дня, у меня возникает подозрение, что от меня что – то скрывают. Профессор Снейк, можно задать вам пару вопросов личного характера? – спросил Овальд, впервые взглянув в выцветшие от времени глаза своего визави.
– Конечно, друг мой. Всегда интересно общаться с людьми, которых возможно, больше не увидишь в этом времени. Это ведь люди будущего, приятно сознавать, что люди, возможно, вспомнят меня через сто, пятьсот, а может и тысячу лет… – проворковал мистер Снейк не отрываясь от игры.
– Вы считаете себя полезным, мистер Снейк? Вот вы имеете право на существование в нашем времени? В чем ваши уникальные способности? Вы что, единственный, кто умеет с умным видом играть в компьютерные игры, решая при этом судьбы людей? – холодно спросил Овальд не отрывая от Снейка свои темные глаза.
– Что? Ах, вот вы о чем… Вы далеко не так глупы, как мне показалось. С разумным человеком приятно беседовать, но трудно работать. Видите ли, мистер Овальд, в этом кабинете работали разные люди, но лишь я идеально вписался в схему этой работы. Дело в том, что мне глубоко плевать на людей подлежащих заморозке, мне так же безразлично, дождутся ли они своего часа востребованности или нет. Я просто делаю свою работу, и делаю ее хорошо, ничего личного. Будь вы на моем месте, вы бы испытывали угрызения совести, пытались бы как – нибудь помочь людям уйти от этой необходимой процедуры. – Сказал Снейк и посмотрел своими светлыми, старческими глазами в темные, острые зрачки пилота.
– Да, палачи были нужны в любые времена. Вы мне нравитесь, мистер Снейк. Говорят, у меня отвратительный вкус, но в вас есть что-то интересное.
– Вы забываетесь, молодой человек, где находитесь и с кем разговариваете. Думаю, что на этом мы закончим нашу милую беседу, – сказал профессор, оторвавшись от игры и забыв нажать на паузу. – В общем, так, Овальд Чейз, завтра утром вы обязаны явиться сюда в десяти часам утра на криокансервацию. Советую прийти, поскольку в случае отказа, вы подвергнитесь процедуре принудительно. Лицензии пилота вы на неопределенное время лишаетесь по моей личной инициативе для вашей же безопасности. Что бы дров не наломали. Получите ее, когда выйдете из «капсулы». Далее я вас не смею задерживать, всего доброго.
Овальду захотелось что – нибудь сломать, разбить… Но кабинет был пуст и ломать было нечего. Даже дверью не хлопнуть – они сами раздвигаются.
Пробираясь к выходу, Овальд ощутил, что ему не хватает воздуха. Нет, не того стерильного кабинетного воздуха, а настоящего земного: кислого, с привкусом земли.
***
Выйдя на улицу и глубоко вдохнув кислый воздух, он начал размышлять о том, что делать дальше.
«Куда идти? Поехать и проститься с родителями? Пойти и напиться с друзьями из летного училища, что бы жизнь лучше казалась? Что? Что? Что?»
Овальд, ничего не замечая, прошел пару кварталов и сел на идеальный искусственный газон в каком -то дворе. Его белые штаны моментально стали окрашиваться в зеленый цвет от сочной, вкусно пахнущей озоном искусственной травы. Достал из кармана булку припасенную из столовой училища и стал кормить голубей.
Прохожие смотрели на него с удивлением. Сложно увидеть человека сидящего в разгар дня и кормящего птиц. Люди бегут, спешат по делам, создавая иллюзию полезности и занятости. Человек считается нормальным, если он постоянно занят делами, если он общается по телефону одновременно по двум линиям. Не просто обедает, а при этом проводит важные переговоры с клиентами. Поэтому, глядя на молодого парня, который не работает в поте лица, в глазах прохожих читается мысль, что он либо сумасшедший, либо бездельник, которого они содержат платя налоги.
«Нет, добровольно я не пойду в „капсулу“. Черт с ней, с этой лицензией. Раз уж дают иллюзию выбора, то нужно ей пользоваться.» – думал Овальд наблюдая за голубями дерущимися за крошки. Он был один. Один среди людей.
– Разрешите присесть? – раздался тонкий голос за спиной. Овальд вздрогнул и машинально сдвинулся на траве в сторону, уступая место, как – будто он сидел на лавочке. Обернувшись, он увидел девушку азиатской внешности.
– Да, конечно. Если одежду испачкать не жалко. Только крошками угощать не буду, даже не просите. – С улыбкой сказал пилот, продолжая следить за птицами.
– Для людей крошек жалко, а для голубей нет? – спросила девушка, садясь на яркую траву, которая моментально окрасила ее легкую, белую юбку.
– Голуби лучше людей, они свободны и могут лететь куда угодно. Не зря их считают символом свободы. А мне запрещают летать, и я ничего не могу с этим поделать.
– Вы летчик?
– Да, был им десять минут тому назад. Теперь я затрудняюсь ответить кто я. – с тоской сказал Овальд и впервые посмотрел девушке в глаза.
Раньше, когда он смотрел людям в глаза, то они смущались и опускали взгляд. Ему часто говорили, что под его мрачным взглядом люди чувствуют себя неловко. В такие моменты он чувствовал, как люди начинают смущаться, после чего он сам отводил глаза и начинал смотреть куда – нибудь в сторону.
Когда он посмотрел на девушку, она не отвела взгляд и продолжала улыбаться ему, смотря на него своими блестящими, миндалевидными глазами. Почему – то впервые в жизни он почувствовал себя глупо и нелепо глядя на человека. Обычно бывало наоборот.
– Завтра меня должны поместить в «капсулу». У меня высокая стойкость к перегрузкам и эти остолопы решили меня приберечь до лучших времен. Как кусок отбивной, который не смогли доесть и поместили в морозилку. И так же как эта отбивная, я не стану лучше и вкуснее после разморозки.
– Опасно называть «остолопами» работников фризкамер при незнакомых людях. Их боятся, так как долгие годы будете находится в их владениях. Мало ли что им взбредет в голову с вами сделать, поэтому лучше помалкивать и держать язык за зубами. А вдруг, я окажусь работницей фризкамеры? Не боитесь? – сказала девушка, закрывая глаза и подставляя лицо яркому солнцу.
– Плевать. Я все равно не собираюсь лежать полуфабрикатом в их морозилке. Буду бегать пока не поймают, а там уже будет все равно, что дальше. Да и не можете вы быть их работницей.
– Почему?
– У вас глаза ЖИВЫЕ.
– Очень редкий комплимент. Даже не знаю, хорошо ли это. Как вы это определяете? – сказала девушка, открыв раскосые глаза, и взглянула на Овальда.
Овальд снова почувствовал себя полным дураком. Нельзя сказать, что это было приятное ощущение, но оно было необычным и странным.
– Глаза у людей «живыми» становятся от неравнодушия. По вашим глазам видно, что вы много смеялись, плакали, жалели, грустили, гордились, сочувствовали. У большинства они пустые и мертвые. Такие видят только людей с такими же мертвыми глазами, бездушные предметы окружающие их. – сказал Овальд, смотря на девушку.
– У вас они тоже выглядят живыми. Видимо, из вас не смогли сделать настоящего робота – пилота, прилежно выполняющего команды, как этого требует программа обучения. Видимо, вы плохой пилот. – сказала девушка улыбаясь.
– В училище всегда говорили, что я отличный пилот, но скверный человек. В скверном характере и кроются все мои проблемы. Вот даже сейчас, мне плохо, а я должен бы радоваться тому, что в отличие от своих однокурсников, я буду летать на космический кораблях будущего! Это же мечта любого курсанта… надо всего – лишь залезть в «капсулу» и смирно лежать. А я сижу тут с вами и думаю, как загубить свою карьеру и испортить жизнь себе и родителям, поскольку я не смогу обеспечить их старость без лицензии пилота.
– Вы счастливый человек мистер… Извините, как ваше имя? – спросила азиатка, смешно жмурясь от солнечных лучей.
– Овальд. Овальд Чейз. И в чем же я счастлив?
– Вы нужны человечеству, а это значит, что у вас есть будущее, как только настанет ваше время. А я вот сижу, разговариваю с вами и смотрю в последний раз на солнце. Меня завтра тоже поместят в «капсулу», но уже навечно.
– Что??? Они обязаны размораживать любого человека! – Удивился Овальд.
– Да, так и есть. Видите ли, мистер Овальд, дело в том, что я всю жизнь была неудачницей. Началось это с момента рождения, когда после сканирования врачи не смогли определить мне будущую профессию. У меня от природы нет никаких способностей. Из меня никогда не получится выдающийся ученый, спортсмен или великая актриса. Я средняя во всем, соответственно, я не смогла получить образование и нахожусь с момента рождения в статусе «безработной». Эта первая причина помещения меня в «капсулу». Так же мне не повезло с расой. Представителей «желтой» расы слишком много, так же как и «черной». На Земле сохраняют численный баланс между всеми «цветными» людьми. На одного «белого» рождается шесть «желтых», поэтому пять «желтых» уходят в фризкамеры. Так сказать, в резерв. До своего возраста я дожила лишь благодаря отцу, который укрывал меня дома, с тех пор как узнал, что меня ждет криоконсервация. Возможно, про меня бы и совсем позабыли, но бдительные соседи напомнили о моем существовании властям.
– В этом есть смысл, иначе «белой» расы давно бы уже не было. Жестоко, но необходимо. – Сказал пилот, бросая последние крошки птицам.
– Да, мы все понимаем, что это необходимо. Но почему-то именно мне суждено было родиться «желтой». Мало того, что я бесполезна обществу, так я еще и создаю перенаселение на этой планете, вследствие чего, я отнимаю ресурсы у других. Ем чужую еду, надеваю чужие вещи, помогаю допивать последние запасы пресной воды. Ресурсы, которые могли бы служить полезным людям, расходуются на меня. Меня нет смысла размораживать. Я всегда была лишней на этой планете.
Бесконечный поток серых людей с мертвыми глазами продолжал свое бессмысленную суету по тротуару, мимо сидящих на траве. По дороге ехали машины, которые сдували пыль на обочину. Светлая одежда двух людей уже приобретала серый оттенок. Только крашеная трава оставалась яркой и чистой.
– Да уж. Получается некая эвтаназия, с микроскопическим шансом на оживление. Я всегда чувствовал, что родился не в свое время. Фризкамеры, похоже, помогают воплощать наши мысли. Вас убирают, меня перемещают во времени. Но ведь у вас все равно есть шанс, могут же быть какие – нибудь форс – мажоры, что бы вас разморозили? – спросил с надеждой Овальд. Странно, но эта хрупкая азиатка вдруг стала ему самым близким человеком на этой планете.