Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки.
Ниже приведены удивительно успокаивающие слова, которые в 2014 году написал профессор Джонатан Ротенберг, психолог и автор книги «Глубины».
«Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки. Помогая людям избавиться от хронической боли, я усвоил один важный урок: тяжело бороться с реакциями, которые сплетают тело и разум воедино. Вместо этого нужно внимательно следить за собственным настроением, обращая пристальное внимание на то, что портит его. Подумайте, что заставляет вас слишком много работать и мало спать. Необходимо научиться искоренять причины плохого настроения до того, как они спровоцируют депрессию. Вам придется изменить стиль мышления и подкорректировать события, происходящие вокруг вас, влияющие на отношения с другими людьми и ваше состояние здоровья (с помощью спорта, лекарств или диеты)».
Жизнь
В кадровое агентство в центре Лондона я пришел за семь месяцев до того, как принял первую таблетку диазепама.
– Чем вы планируете заниматься в жизни? – спросила меня менеджер по персоналу. У нее было вытянутое и торжественное лицо, словно у Моаи.
– Я не знаю.
– Вы видите себя в продажах?
– Возможно, – солгал я. У меня было легкое похмелье. (Мы жили рядом с пабом, где я каждый вечер выпивал три кружки светлого пива и один-два стакана «Черного русского».) Я слабо себе представлял, чем я хочу заниматься, но точно знал, что быть продавцом не входило в мои планы.
– Честно говоря, ваше резюме довольно туманно. Но сейчас апрель, не сезон выпускников. Думаю, мы вам что-нибудь подберем.
И она была права. После череды провальных собеседований я все же получил работу в Кройдоне, где мне нужно было продавать рекламные места в газете под названием Press Gazette. Моим руководителем стал австралиец Иэн, объяснивший мне основы продаж.
– Аббревиатура ВИЖД тебе знакома?
– Опера?
– Что? Нет, это акроним. Внимание, интерес, желание, действие (англ. Attention, Interest, Desire, Action). Четыре стадии телефонного разговора в продажах. Сначала нужно привлечь внимание, потом вызвать интерес, затем желание что-то сделать и, наконец, совершить действие.
– Понятно.
А затем он вдруг сказал:
– У меня гигантский член.
– Что?
– Видишь? Я привлек твое внимание.
– То есть теперь я должен сказать что-то о своем члене?
– Нет. Это был просто пример.
– Ясно, – ответил я, смотря в окно на серое небо.
Я становился все более уязвимым для болезни, которая никогда от меня не отступала, но не осознавал этого.
Честно говоря, с Иэном мы не нашли общий язык. Он предложил мне «присоединиться к парням» за обедом, выпить пива и сыграть в бильярд. Ребята постоянно отпускали грязные шуточки, обсуждали футбол и сплетничали о женщинах. Все это я ненавидел. Настолько не в своей тарелке я не чувствовал себя с 13 лет. Мы с Андреа планировали организовать свою жизнь так, чтобы следующим летом нам не пришлось возвращаться на Ибицу. Однако во время очередного обеденного перерыва я ощутил внутри себя такую нестерпимую мрачность, словно мою душу накрыла туча. Я в буквальном смысле не смог бы пережить и еще одного часа, звоня людям, которые не хотели, чтобы им звонили. Поэтому я ушел с работы – просто вышел из здания, и все. Это был полный провал. На горизонте у меня ничего не было.
Я становился все более уязвимым для болезни, которая никогда от меня не отступала, но не осознавал этого. Или мне просто было все равно. Единственное, чего мне хотелось, – это сбежать.
Бесконечность
Человеческое тело больше, чем кажется. Достижения в науке и технологии доказали, что тело само по себе является целой вселенной. Каждый из нас состоит примерно из ста триллионов клеток, а каждая клетка – из такого же количества атомов. Один только мозг составляют сто миллиардов мозговых клеток, плюс-минус несколько миллиардов.
Однако большую часть времени мы не ощущаем себя чем-то практически бесконечным. Мы все упрощаем, представляя себя суммой частей тела: рук, ног, ступней, туловища, головы, а еще костей и плоти.
То же самое справедливо и для разума. Чтобы справиться со сложностями бытия, он упрощает сам себя, концентрируясь всегда на чем-то одном.
Депрессия – это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что обычно спрятано.
Депрессия разоблачает человека и все, что ему известно. Выясняется, что мы не только представляем собой вселенную, но и сами устроены так же сложно.
Депрессия – это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что обычно спрятано.
Возможно, эволюционные психологи правы: мы, люди, эволюционировали слишком далеко. Цена того, что мы единственные на планете существа, которые всецело понимают мироздание, высока: только мы способны ощутить всю тьму Вселенной.
Тщетная надежда
Мои родители приехали в аэропорт. Они выглядели одновременно усталыми, счастливыми и обеспокоенными. Мы обнялись и поехали домой.
Мне было лучше. Действительно лучше. Всех демонов я оставил на Средиземном море и теперь чувствовал себя нормально. Снотворное и диазепам я все еще принимал, но уже не нуждался в них. Мне просто нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.
Все еще испытывая некоторое волнение, я чувствовал: мне было лучше. Мне было лучше.
– Мы так волновались, – повторяла мама одну и ту же мысль в 87-ми вариациях.
Сидевшая на переднем пассажирском сиденье, она обернулась на меня и улыбнулась, но улыбка ее не была радостной, а к глазам подступали слезы. Я чувствовал груз печали матери от осознания того, что ее сын не оправдал надежд, а также груз любви и надежды, которая оказалась тщетной.
Но.
Мне было лучше. Чувствовал я себя изрядно потрепанным, и это было понятно. Самое главное, что мне правда было лучше. Я все еще мог надеяться дожить до 97 лет, стать юристом, нейрохирургом, альпинистом или режиссером театра. Жизнь только начиналась. Начиналась. Начиналась.
Мне нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.
За окном была ночь. Ньюарк был местом, где я вырос и куда всегда возвращался. Торговый город с населением 40 000 человек. Раньше мне так хотелось вырваться оттуда, а теперь я вновь приехал сюда, но это не страшно. Я думал о детстве, о счастливых и несчастных школьных днях, о битве за самооценку. Мне было 24 года. Дорожный указатель казался знаком судьбы: «Ньюарк 24». Мы знали, что это произойдет. Не хватало лишь моего имени.
Помню, как мы все ели за кухонным столом и я говорил совсем немного, просто чтобы показать, что я не сумасшедший и не нахожусь в депрессии. У меня все нормально. Я не сумасшедший и не в депрессии.
Помнится, на ужин был рыбный пирог. Думаю, его приготовили намеренно. Комфортная еда. Она улучшала мое состояние.
Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.
Мы сидели вокруг стола и ели рыбный пирог. Было 22.30. Спустившись в туалет на первом этаже, я включил там свет. Стены в туалете были темно-розового цвета. Помочившись, я смыл воду и стал замечать изменения в своем сознании. Появилась некоторая затуманенность, фокус в моей голове словно сместился.
Мне лучше. Мне лучше. Но я уже начал в этом сомневаться. Лишь капля чернил падает в стакан и очерняет всю воду в нем. В тот момент, когда я понял, что мне нехорошо, я осознал, что все еще очень болен.
Циклон
Сомнения подобны ласточкам: они всегда следуют друг за другом и собираются в стаи. Уставившись на себя в зеркало, я смотрел на свое отражение до тех пор, пока мое лицо не перестало быть моим. Вернувшись к столу, я сел и никому не сказал, что испытал. Рассказав о своих чувствах, я только усилил бы их. Если бы я вел себя спокойно, то и самочувствие мое тоже стало бы чуть более нормальным. Поэтому я решил вести себя адекватно.
– О, вы только взгляните на время! – сказала мама с драматичной обеспокоенностью. – Мне завтра рано вставать в школу. (Она работала завучем в начальной школе.)
– Иди спать, – сказал я.
– Да, идите спать, Мэри, – поддержала меня Андреа. – Мы сами разберемся с кроватями и со всем остальным.
– В его комнате есть кровать и матрас на полу, но мы с удовольствием уступим вам нашу постель на сегодня, – сказал отец.
– Все нормально, – ответил я. – Не беспокойся.
Папа сжал мое плечо, перед тем как отправиться спать.
– Хорошо, что вы приехали, – сказал он.
– Да. Хорошо быть дома.
Депрессию часто описывают как груз, и это действительно так. Она может быть как реальным физическим весом, так и метафорическим, эмоциональным.
Я не хотел плакать по двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы отец видел мои слезы; во-вторых, из-за этого я стал бы чувствовать себя еще хуже. Поэтому я просто пошел спать.
Когда я проснулся утром, депрессия на пару с тревожностью обе уже были здесь.
Депрессию часто описывают как груз, и это действительно так. Она может быть как реальным физическим весом, так и метафорическим, эмоциональным.
Но мне не кажется, что слово «груз» лучше всего охарактеризовало бы мое состояние в тот момент. Пока я лежал на матрасе на полу (я настоял на том, чтобы Андреа спала на кровати, но не из-за показного рыцарства, а потому что я поступил бы так, будучи нормальным), мне казалось, что я попал в эпицентр циклона. На протяжении следующих нескольких месяцев я буду казаться окружающим чуть более медлительным и заторможенным, чем обычно, однако процессы внутри моего разума были безжалостно быстрыми.
Мои симптомы
Для моего состояния было также характерно следующее.
• Ощущение, что в моем отражении другой человек.
• Болезненное покалывание в руках, груди, горле и затылке.
• Неспособность даже думать о будущем. (Для меня все равно его не существовало.)
• Страх сойти с ума, попасть в психушку и быть помещенным в обитую войлоком палату в смирительной рубашке.
• Ипохондрия.
• Сепарационная тревога (тревога, вызванная разлукой).
• Агорафобия.
• Постоянное ощущение ужаса.
• Моральное истощение.
• Физическое истощение.
• Ощущение собственной никчемности.
• Тяжесть в груди и периодическая боль в этой области.
• Ощущение падения, даже когда я просто стоял.
• Боль в конечностях.
• Периодическая неспособность разговаривать.
• Ощущение потерянности.
• Безграничная печаль.
• Слишком яркие сексуальные фантазии. (Страх смерти часто уравновешивает себя мыслями о сексе.)
• Чувство отчуждения, словно я появился из другой реальности.
• Сильное желание быть кем-нибудь другим.
• Потеря аппетита (я похудел на 12 кг за полгода).
• Внутренняя дрожь (я называю это «трепет души»).
• Чувство того, что я нахожусь на грани панической атаки.
• Ощущение слишком разреженного воздуха.
• Бессонница.
• Потребность постоянно искать свидетельства того, что я скоро умру или сойду с ума.
• Нахождение этих свидетельств и вера в них.
• Желание очень быстро ходить.
• Странное ощущение дежавю и непонятные воспоминания о том, что никогда не происходило, по крайней мере со мной.
• Чернота по периферии поля зрения.
• Желание избавиться от кошмаров, которые я иногда видел, закрывая глаза.
• Желание ненадолго выйти из своего тела: на неделю, на день, на час, да хоть на секунду.
Тогда все эти ощущения казались настолько странными, что я считал себя единственным человеком на планете, испытывающим их (в то время еще не было «Википедии»), хотя, конечно, миллионы людей проходили через все это одновременно со мной. Я часто представлял свой разум в виде огромной черной машины, как из графического романа, полной трубок, педалей и уровней, испускающей искры, пар и шум.
Тревожность в сочетании с депрессией можно приблизительно сравнить с кокаином в сочетании с алкоголем. Такой дуэт очень быстро преображает всю жизнь. Когда у вас одна лишь депрессия, ваш мозг словно погружается в болото, а тело отказывается сопротивляться. Однако когда депрессия на пару с тревожностью захватывает человека, болото остается болотом, но в нем появляются водовороты. Чудовища, которые прячутся в мутной воде, беспрестанно двигаются, словно аллигаторы, с максимальной скоростью. В таких ситуациях всегда приходится быть настороже, потому что в любой момент можно умереть, – человек отчаянно пытается держаться на плаву, хватая ртом воздух, которым люди на берегу так свободно дышат.
Депрессия – это не болезнь отдельно взятой части тела. От нее нельзя обособиться.
Нет ни секунды, ни мгновения без всепоглощающего страха. И это вовсе не преувеличение. В таких ситуациях человек мечтает о моменте, когда страх отступит, но этого не происходит. Депрессия – это не болезнь отдельно взятой части тела. От нее нельзя обособиться.
Если у вас проблемы со спиной, вы можете сказать: «О, боль в спине меня убивает», – отделяя таким образом себя от боли. В этом случае страдания воспринимаются как нечто отдельное от вас. Боль атакует и досаждает, она покушается на личность человека, но все равно не проникает в нее.
Однако с депрессией и тревожностью дело обстоит иначе: здесь боль в мыслях. Вы – это не спина, вы – это мысли.
Если болит спина, то боль усиливается при сидении. Если же болит разум, то боль усиливается, когда вы просто думаете. И здесь уже нельзя просто встать и прислониться к стене, чтобы облегчить страдания. Однако иногда это все же не так.
Коллекция плохих дней
Когда депрессия или тревожность накрывает человека так, что он не может ни выйти из дома, ни подняться с постели, ни думать о чем-либо, кроме депрессии, это может быть невыносимо тяжело. Не все плохие дни ужасны одинаково, они поддаются градации. По-настоящему жуткие дни, прожить которые кажется невозможным, будут полезны в будущем. Храните их в своей памяти, собирая коллекцию таких дней. День, когда вы сломя голову выбежали из супермаркета. День, когда депрессия была настолько сильна, что вы даже языком пошевелить не могли. День, когда вы заставили родителей плакать. День, когда вы чуть не бросились вниз со скалы. Итак, если у вас будет еще один плохой день, вы сможете сказать: «Сегодня был ужасный день, но были и хуже». И даже когда вы не сможете вспомнить дня более жуткого, то хотя бы будете помнить о существовании своей коллекции, зная, что вы добавили в нее еще один экземпляр.
Что говорит вам депрессия
– Эй, неудачник!
– Да, ты!
– Что делаешь? Зачем ты пытаешься встать с постели?
– Зачем тебе устраиваться на работу? Ты кем себя возомнил? Марком Цукербергом?
– Оставайся в постели.
– Ты сойдешь с ума. Как Ван Гог. Возможно, ты тоже отрежешь себе ухо.
– Чего ты плачешь?
– Потому что тебе нужно включить стиральную машину?
– Помнишь своего пса Мердока? Он мертв. Как и твои бабушки и дедушки.
– Все, кого ты когда-либо встречал, будут мертвы в это же самое время через сто лет.
– Да. Все, кого ты знаешь, – это лишь совокупность медленно разрушающихся клеток.