Мы уединились в небольшой переговорной со столом на восемь человек. Часы на стене показывали шестнадцать часов тридцать девять минут.
– Наверное, будет быстро, – сказала я. Секундная стрелка неумолимо продвигалась вперед.
– А может, медленно.
Мы сидели на уродливом ковре, прислонившись к стене, чтобы нас не увидели сквозь стеклянную дверь.
– Если мы попадем на планету Икс, – спросила она, – как думаешь, мы узнаем друг друга? Новые тела и все такое?
– Думаю, да. Хочется верить.
– Наверное, самая большая морока будет – найти знакомых. А что если каждый воскреснет на своем личном острове?
– До фига понадобится островов. Планета-архипелаг.
Сара хихикнула.
– Ладно. Сколько бы ни было времени, нам его не хватит.
Она посмотрела на меня долгим страстным взглядом. Не помню, кто первый начал. Мы целовались самозабвенно, едва переводя дух. Судорожно, на ощупь расстегивали друг другу пуговицы, тихонько всхлипывая и впиваясь друг в друга губами. Катались по полу у доски, изнемогая от желания.
Где-то в глубине души я понимала, что на моем месте мог быть кто угодно, что мы не влюблены – по крайней мере, она, – и я просто подвернулась под руку.
Ну и пусть.
За дверью послышался шум, и мы смущенно отпрянули друг от друга. В комнату ворвалась незнакомая девушка-корректор.
Мы торопливо облизали губы, вытерли рты и потянулись застегивать рубашки. Она уставилась на нас, неуверенно скользнув рукой к бластеру. Повисла мучительная пауза.
Затем девушка кивнула на часы.
Была пятница. Семнадцать часов тринадцать минут.
Наспех поправив одежду, мы выбежали за девушкой в вестибюль. Корректоры облепили окна и возбужденно галдели, указывая куда-то вниз. За их спинами мы ничего не видели, но стрельба, сирены и гудение танков были достаточно красноречивы.
Была пятница, семнадцать часов пятнадцать минут. Почти конец света.
Почти, но не совсем. Нам предстоял долгий путь.
Чарли Джейн Андерс
Рассказ Чарли Джейн Андерс «Six Months Three Days» попал в шорт-лист на премию «Небьюла» и премию Теодора Старджона. Ее произведения публиковались в «Mother Jones», «Asimov’s Science Fiction», «Tor.com», «Tin House» и т. д. Она – исполнительный редактор в io9.com и ведет читательскую серию «Writers With Drinks» в Сан-Франциско. Смотрите charliejane.com.
Давай! Давай!
Я прекрасно помню, как папочка сбросил меня с крыши. Это мое самое раннее воспоминание. «Мальчик должен учиться падать», – крикнул он маме, схватил меня за шкирку и разжал пальцы. Пока я летел, он выкрикивал указания, но я ничего не разобрал. Мне было года четыре-пять. Брат поймал меня на лету одной рукой, другой шлепнул по заду и опустил на газон. Затем снова потащил меня на крышу. На этот раз я не упирался.
От папочки я узнал, что люди делятся на два сорта: одни просто летят вниз, другие летят вниз, охваченные огнем.
Папочка работал каскадером. Он здорово смахивал на актера по имени Джаред Гилмор, который снимался в каком-то телесериале еще до моего рождения, и вбил себе в голову, что Джареду суждено стать кинозвездой боевиков, а он, мой папочка, станет его личным дублером и «экранным протезом». К сожалению, Джаред не отвечал на письма и электронные сообщения. Тогда папочка стал настойчивей; в результате ему запретили приближаться к Джареду на сколько-то десятков метров, а потом внесли в «черный список». Теперь он сидел в глуши и ставил трюки для телепередач об автокатастрофах. Мама занималась вводом данных, чтобы частично оплачивать аренду дома. Папа твердо считал, что мы с братом должны знать разницу между настоящим и постановочным ударом и уметь их принимать.
Жилось мне скучновато – до школы. А в школе было клёво! Скользкие вощеные полы, игра в вышибалу, хулиганы с вот такенными локтями, войнушки в столовке. Войнушки! В столовке! Я бы сидел в школе по двадцать часов в день. Даже по двадцать три! Мне и одного часу хватает, чтоб выспаться. Я не знал, кто я и зачем, пока не пошел в школу. А про учителей, которых надо слушаться, я сказал? В школе были учителя! Представляете?!
Обожаю учителей! Они тебе – «белое», ты им – «черное». Веселуха! Когда меня вызывали к доске, я вскакивал с места и тут же цеплялся за что-нибудь ногой, или случайно ронял ластик в штаны, или шел не туда и с грохотом натыкался на башню из пластмассовых молекул. Ластик в штанах – это вообще умора! Про меня говорили, что я гиперактивный. И пичкали риталином. Ох уж этот риталин-тили-лин! От него меня еще больше колбасило, и я то и дело валился с ног. Поднимался – и снова бряк на пол. Про меня говорили «с дуба упал». Да что там с дуба – я и откуда повыше могу. Проще пареной репы! Серьезно, сами попробуйте. Падать прикольно!
Хулиганы быстро прошарили, что чморить меня бесполезно: я вгоню себя в гроб и без их помощи. Они подставляли мне ножку – для меня это был отличный повод устроить общую свалку, попав ногой на чей-то скейтборд, пронестись по коридору, опрокидывая стеллажи с книгами, разбрасывая портфели, и, наконец, врезаться в тележку уборщика. Дым коромыслом, всё вверх дном, разброд и шатание. Сыровато. Чувство композиции у меня отсутствовало напрочь. Я до трех утра смотрел комедии с Бастером Китоном, Гарольдом Ллойдом и Джеки Чаном, прячась под одеялом с допотопным родительским ноутбуком. Безопасность прениже всего!
Для Рикки Артезиана я стал бельмом на глазу. Рикки – здоровенный детина с квадратной челюстью – в пятом классе на месяц отправил сверстника в травматологию. Тот имел глупость сказать, что только кретин не мог решить контрольную задачку по химии. Прошло несколько недель, и в один прекрасный день Рикки припер меня к стенке в раздевалке и исчеркал маркером руки и ноги – чтобы позже сломать. Когда он вышел, по школе пробежал шепоток: «Рикки пометил Рока Мэннинга!»
На переменах я ныкался, а после уроков побежал домой, отмахав на своих двоих все три мили, только чтоб не ехать на автобусе. Рикки наверняка попытается загнать меня в угол, чтоб я не ушел, рассудил я, и с тех пор избегал закрытых помещений. В туалет я лазил через вентиляционную шахту, которая была прямо над кабинкой, так что меня никто не видел. Но когда я сидел в шахте, сердце у меня колотилось, как безумное. Это длилось месяцами. Моя жизнь обрела цель – не попасть в лапы к Рикки Артезиану.
Однажды на переменке я поддался порыву и выбежал на площадку, где под присмотром учителя играли остальные ребята. Я держал ушки на макушке, но вдруг огромная пятерня сгребла меня в охапку и вздернула вверх. Я беспомощно затрепыхался. Толстые пальцы разжались, и я повалился навзничь, но только собрался встать, как Рикки на меня цыкнул. Я лежал, не рыпаясь, хотя насчитал двадцать семь способов улепетнуть. Рикки занес надо мной ногу в ботинке и – хрясь! – одним движением сломал мне плечевую кость. «Наконец-то перестанет мельтешить», – бросил он, удаляясь. Когда кости срослись, я снова мотался по школе, как электровеник, но Рикки меня больше не трогал.
За исключением этого досадного эпизода в школе была не жизнь, а малина. Мои выходки шли на ура, но общением мне никто не докучал – лучший вид человеческого общения, без подвохов. Остракизм и преклонение – две стороны одной медали. Когда на меня не смотрели, я воображал себе грандиозные бандитские разборки и инопланетные вторжения. Прошло несколько лет. Мама пыталась запихнуть меня в балетную школу, папа – заинтересовать трюками всерьез, по примеру Холмана. Брат все свободное время проводил в тренировках, готовясь вступить в армию. Это был его собственный социально приемлемый вариант бунта против отцовского авторитета.
Салли Хамстер запустила в меня кирпичом. Прямо в голову. Я практически не замечал этой новенькой, разве что отметил про себя ее громадный рост и мясистые, как у морячка Попая, руки. Я нутром почуял, что в меня летит кирпич, и лишь потом услышал, как он свистит на подлете. Поднялся шум. Может, Салли хотела, чтоб ее вышибли из школы, а может, это она так заигрывала. Кирпич оцарапал мне макушку, и я полетел вместе с ним прямо на ребят, играющих в баскетбол, потом завертелся и заскользил на полу. На лбу выскочила шишка, но я поклялся, что бросил кирпич сам в себя. К тому времени директор школы готов был поверить во что угодно.
Намек на комиксы Херримана про сумасшедшего кота и мышь с кирпичом я уловил лишь годы спустя, но мы с Салли крепко подружились. Нам обоим нравилось, когда и больно, и смешно. Мы выдумывали смешные выходки с сервировочными тележками и невероятные автокатастрофы, обсуждая детали на переменках, перебрасываясь смсками на уроках и дома. На полупустой парковке соседнего супермаркета Салли часами отрабатывала со мной знаменитый трюк Джеки Чана – пролезть через откидной бортик тележки и выпрыгнуть из нее.
Боевыми искусствами я не владел, но вскоре смог легко уворачиваться от несущейся на меня тележки. Мы отправились в гипермаркет, стоявший на отшибе, откуда нас выперли «за хулиганство». В меня летели полотенца, с грохотом катились бочонки, а Салли командовала: «Жди, жди, жди… Давай! Пригнись! Прыгай! Корпус влево, бедра вправо!». Она вбила себе в голову, что усадит меня в шпагат, и несколько месяцев каждый божий день растягивала мне ноги, прижимая к полу с такой силой, что я орал от боли.
Ее родители были людьми с амбициями; по их мнению, Салли следовало готовиться к поступлению в Гарвардский университет, а не водить дружбу с гуттаперчевыми мальчишками вроде меня. Пару раз я бывал у них. Стены в их доме увешаны изображениями Будды и Девы Марии. Миссис Хамстер угощала нас рогаликами и, колдуя над пуншем, рассуждала, что слыть школьным клоуном, должно быть, очень весело, но Салли нужно больше заниматься. Мои предки тоже не были в восторге от моих выходок и ставили мне в пример Холмана, который вовсю готовился к военной карьере.
В девятом классе Салли обзавелась видеокамерой. Подарок прихиппованного дядюшки, повернутого на музыке «техно». Салли с ней не расставалась, на лету монтируя отснятый материал на мамином ноутбуке. Через месяц мы выложили в Интернет наш первый видеоролик-пятиминутку под названием «Тихопитель силовепедов» – намек на какой-то итальянский фильм, который нравился Салли. Мы решили поджечь старый велотренажер – «силовепед» – с фальшивым счетчиком пробега и «сбросить» его с обрыва вместе со мной. Идея мне понравилась.
Вспомнить сюжет «Тихопителя» я так и не смог, помню только про собак-ниндзя и пончики со взрывчаткой. Как и большинство наших ранних короткометражек, это была дикая смесь постановочных трюков и форменного безобразия. Салли решила, что мама не станет скучать по «силовепеду», который больше года пылился в чулане.
Мы отсняли длинный эпизод, как я мчусь на «силовепеде», уклоняясь от летящих в меня камней (при монтаже Салли превратила их в пылающие метеоры). Я крутил педали, пригнувшись, привстав, съехав набок, крутил педали руками, забросив ноги на руль, и так далее. Мы втащили «силовепед» на дуб, который рос во дворе у Хамстеров, я взгромоздился на сиденье и «съехал» по стволу вниз, бешено крутя педали, как будто вот-вот взлечу. После того вертеть педали почему-то стало значительно сложнее, но Салли удалось меня убедить, что я всего-навсего потянул связки, потому что все еще мог двигать пальцами и к тому же пролежал в отключке всего каких-нибудь пару минут.
Кульминацию планировалось снимать на берегу моря, но поездка не выгорела, и Салли довольствовалась тем, что столкнула меня на горящем «силовепеде» с крыши сарая. Внизу меня ждала куча палой листвы, но я упал мимо, а «силовепед» приземлился аккурат в середину. Листья вспыхнули, и ситуация вышла из-под контроля. К счастью, часть сарая нам удалось спасти: на удивление предусмотрительная Салли заранее притащила садовый шланг.
После того случая родители Салли еще больше меня возненавидели. Дома пришлось соврать, что я ввязался в драку с негодяями, которые сами напросились. Пока я ходил с костылями, брат, оторвавшись от своих занятий, всюду таскал за мной портфель и попутно вещал про Паназианский экуменизм, адепты которого наводняют США наркотиками с намерением посеять смуту и лишить нас водных ресурсов. У меня вяли уши, но сбежать от него я не мог.
И все-таки мои страдания того стоили: «Тихопитель силовепедов» порвал Интернет. Смонтированный ролик был наполовину мультяшным, между кадрами мелькали невразумительные надписи вроде «Хватай нунчаки!», но мои идиотские трюки однозначно добавили перцу. В окончательном варианте сарай превратился в морской утес, хотя кадры с горящим сараем тоже пошли в дело. «Тихопителя» смотрели даже люди вдвое, а то и втрое старше нас. Почтовый ящик Салли был забит электронными письмами и комментариями в Твиттере – мы стали знамениты!
Выяснилось, что при растяжении связок тоже могут быть осложнения, как при переломах, и для скорейшего выздоровления требуются покой, холод и мультики. С разрешения мамы я монополизировал диван в гостиной и, укрыв ноги пледом, часами лежал перед телевизором.
Мама хотела смотреть новости – долговой кризис и нехватка водных ресурсов зашугали ее до полусмерти. Я хотел смотреть ретроспективу гонконгских боевиков, однако мама то и дело переключала на «Си-эн-эн»: погромы в торговом центре во Флориде, беспорядки в Балтиморе, горящие автобусы, кадры истощенных людей, когда-то населявших богатый район Бруклина, а теперь лежавших вповалку с торчащими из вены трубками, чтоб удобней было вводить новую дозу.
Про мороженое я сказал? С тремя вкусами. Или с пятью, если считать «неаполитанское» за три, как все нормальные люди.
Через неделю я вышел с больничного. «Тихопитель» гремел на всю школу. Рикки – бандюган Рикки Артезиан – подошел ко мне и сказал, что торчит от нашего фильма, и что-то еще про ценность людей вроде меня, но тогда я не придал этому значения. Мимо прошел старшеклассник в футболке с изображением горящего «Тихопителя». Лицензионных отчислений за использование кадров из фильма я так и не дождался.
Салли тайком встретилась со мной в «Старбаксе» возле школы, и мы отпраздновали успех, выпив по чашке кофе с шоколадом. Ее круглое лицо обгорело на солнце, а волосы приобрели другой оттенок, не похожий на прежний, мышиный.
– Это была разминка, – сказала она. – Теперь надо заявить о себе по-настоящему. Пойдем на свалку и обрушим на тебя с десяток старых телеков.
Эту идею я забраковал. Я хотел снять мюзикл с танцами на роликах, потому что недавно посмотрел «Ксанаду».
Мы объявили о наборе статистов, умеющих кататься на роликовых коньках. На объявление откликнулись около сотни ребят и пара взрослых отморозков. Пришлось устроить кастинг; прошли в основном те, у кого были коньки. Но Салли не унималась: ее «художественное видение» требовало мерцающих экранов. Она где-то достала с десяток ламповых телевизоров, выставила их в ряд, вывела на экраны запись спортивной трансляции и велела нам колесить между ними, перепрыгивать через пляжные мячи и проезжать под висящими проводами. Мне казалось, мы снимаем эпическую ленту о взводе солдат на роликах, который должен доставить единственный уцелевший экземпляр Конституции США федеральному правительству в изгнании. Правительство ныкалось в бункере под «Макдоналдсом». Мы пробрались на территорию заброшенного «Макдоналдса» и отсняли там кучу материала. Вообще-то я еще хотел любовную линию, но у нас не было подходящей девушки на главную роль. И кроме того Салли не хотела снимать «про любовь». Я показал ей фильмы с Гарольдом Ллойдом, но они ее не впечатлили.
Популярность вскружила Салли голову. У нее было около тысячи друзей в социальной сети и неимоверное количество отзывов. Были даже подражатели из Пакистана. Успех опьянил её: теперь мы делали то, что требовали поклонники, даже если они противоречили друг другу. Больше взрывов, больше костюмов, больше спецэффектов и потешных фразочек! В пятнадцать лет Салли выдавала конъюнктурщину. А мне нужны были хаос и пафос!
Рикки и другие ребята выяснили, что через школьный металлодетектор можно пронести пластмассу, керамику, дерево, и вскоре каждый вооружился до зубов. Рикки одним из первых повязал на шею красный галстук, так что его было видно издалека. Он сломал челюсть мистеру Макленнану, учителю географии, прямо перед всем классом, взявшись за дело методично, без лишней ярости, подождав, пока те из ребят, кто ростом не вышел, протиснутся вперед, чтоб лучше видеть. Мистер Макленнан беззвучно шевелил губами, глядя на Рикки снизу вверх, а мы скандировали: «Да-вай! Ло-май!». Рикки поднял бейсбольную биту. Хрустнула кость. Потом мистер Макленнан ни словом не обмолвился о происшедшем, даже если бы мог говорить, а все из-за красного галстука Рикки.