Ежов лично принял Судоплатова перед началом операции, а о том, как она была проведена, Судоплатов рассказывает следующее:
«Когда мы вышли от Ежова, Шпигельглаз сказал:
— Тебе надлежит в случае провала операции и угрозы захвата противником действовать как настоящему мужчине, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции.
Фактически это был приказ умереть. Имелось в виду, что я должен буду воспользоваться пистолетом „вальтер“, который он мне дал.
Шпигельглаз провел со мной более восьми часов, обсуждая различные варианты моего ухода с места акции. Он снабдил меня сезонным железнодорожным билетом, действительным на два месяца на всей территории Западной Европы, а также вручил фальшивый чехословацкий паспорт и три тысячи американских долларов, что по тем временам было большими деньгами. По его совету я должен был обязательно изменить свою внешность после „ухода“: купить шляпу, плащ в ближайшем магазине».
В начале мая 1938 года Судоплатов с изготовленной Тимашковым миной на грузовом судне «Шилка» отплыл из Ленинграда. Из Норвегии он позвонил Коновальцу договориться о встрече в германском порту Киль и неожиданно услышал предложение перенести ее в Италию, куда его доставит немецкий самолет. Разумеется, Судоплатов отказался от этого варианта, сославшись на то, что не может отлучаться с судна во время стоянок более чем на пять часов, после чего рандеву было назначено в Роттердаме, в ресторане «Атланта», находившемся неподалеку от центрального почтамта и железнодорожного вокзала. О том, как проходила ликвидация Коновальца, Судоплатов вспоминал следующее:
«Прежде чем сойти на берег в Роттердаме, я сказал капитану, который получил инструкции выполнять все мои распоряжения, что, если не вернусь на судно к четырем часам дня, ему надлежит отплыть без меня. Тимашков, изготовитель взрывного устройства, сопровождал меня в этой поездке и за десять минут до моего ухода с судна зарядил его. Сам он остался на борту судна…
23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной. Время без десяти двенадцать. Прогуливаясь по переулку возле ресторана „Атланта“, я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего прихода. На сей раз он был один. Я вошел в ресторан, подсел к нему, и после непродолжительного разговора мы условились снова встретиться в центре Роттердама в 17.00.
Я вручил ему подарок, коробку шоколадных конфет, и сказал, что мне сейчас надо возвращаться на судно. Уходя, я положил коробку на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать.
Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины.
В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошел на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси — пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На том же такси я доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший поезд на Париж только что ушел. Следующий, к счастью, отходил довольно скоро, и к вечеру я был уже в Париже.
Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня, помню, обманули в пункте обмена валюты на вокзале, когда я разменивал сто долларов. Я решил, что мне не следует останавливаться в отеле, чтобы не проходить регистрацию: голландские штемпели в моем паспорте, поставленные при пересечении границы, могли заинтересовать полицию.
Служба контрразведки, вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Фракцию из Голландии.
Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить время, пошел в кино. Рано утром, после многочасовых хождений, зашел в парикмахерскую побриться и помыть голову. Затем поспешил к условленному месту встречи, чтобы быть на станции метро к десяти утра. Когда я вышел на платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работавшего третьим секретарем советского посольства в Париже. Он уже уходил, но, заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси до Булонского леса, где позавтракали, и я передал ему свой пистолет и маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром. В записке говорилось: „Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам“. Агаянц, не имевший никакого представления о моем задании, проводил меня на явочную квартиру в пригороде Парижа, где я оставался в течение двух недель».
К рассказу Судоплатова необходимо добавить, что взрыв произошел в 12 часов 15 минут на главной улице Роттердама Колсингер, близ кинотеатра «Люмис». Сила взрыва была столь велика, что тело Коновальца было выброшено на проезжую часть. От правой ноги и левой руки ничего не осталось. Все тело было изуродовано, кроме головы, которая осталась цела. В результате взрыва также пострадало четверо прохожих-голландцев. При убитом был обнаружен паспорт на имя Йозефа Новака и счет за номер в гостинице «Централь».
Вскоре полиция выяснила, что убитый прибыл в отель в 11.15 и снял комнату. Приняв ванную, он пошел в кафе «Атланта», где в 11.45 встретился с высоким черноволосым мужчиной 30–35 лет, пришедшим на несколько минут позже. Мужчина выпил пива, передал Коновальцу пакет, завернутый в бумагу и напоминавший по виду книгу, заплатил за пиво и ушел. После этого убитый также оплатил счет, вышел из кафе и перешел площадь, задержавшись ненадолго у кинотеатра «Люмис». В это время и раздался взрыв. При обыске в комнате убитого были обнаружены пишущая машинка с украинским шрифтом, небольшое черное распятие и книга на немецком языке «История фашистского движения». В 15.30 на квартиру пришел Ярослав Барановский, который был арестован и на допросе сообщил, что убитый — лидер ОУН Евген Коновалец, прибыл в ночь с 22 на 23 мая поездом из Берлина в Роттердам для встречи с неким «Валюхом».
На следующий день после взрыва голландская полиция в сопровождении Барановского произвела проверку экипажей всех советских судов, находившихся в роттердамском порту. Они искали человека, запечатленного на фото, которое было в их распоряжении. Это была фотография, сделанная в свое время уличным фотографом в Берлине.
Барановскому было известно, что Коновалец собирался встретиться с курьером-радистом с советского судна, появлявшимся в Западной Европе. Однако он вовсе не был уверен, что это был именно тот самый курьер — «племянник Лебедя». Голландская полиция знала о телефонном звонке Коновальцу из Норвегии и, естественно, подозревала, что звонил его агент. Правда, никто не знал наверняка, с кем именно Коновалец встречался в тот роковой для него день. Как утверждают украинские националисты, голландская полиция установила, что в порту Роттердама с 21 по 24 мая 1938 года стояло советское торговое судно «Менжинский» (как это соотнести с тем фактом, что Судоплатов в своих v воспоминаниях называет судно «Шилкой», непонятно) и что из офиса фирмы некоего Даниеля Вольфа в Роттердаме, известного своими прокоммунистическими симпатиями, в 15 часов в день убийства состоялся телефонный разговор с Москвой.
Что до Судоплатова, то он по подложным польским документам отправился из Парижа сначала на машине, а затем поездом в Барселону.
Местные газеты сообщали о террористическом акте в Роттердаме, где украинский националистический лидер Коновалец, путешествовавший по фальшивому паспорту, погиб при взрыве на улице. В газетных сообщениях выдвигалось несколько версий: либо его убили советские чекисты, либо агенты гестапо, либо соперничающая группировка украинцев, либо, наконец, поляки — в отместку за убийство в 1935 году оуновцами министра внутренних дел Польши генерала Б. Перацкого. Следует также добавить, что ни у абвера, ни у ОУН не было улик для раскрытия истинных причин гибели Коновальца. Конечно, они могли подозревать курьера или связника, прибывшего на встречу в Роттердам, но в их руках не было никаких доказательств.
Смерть Коновальца, как и предполагали в Москве, вызвала раскол в ОУН. 27 августа 1939 года «старики» провозгласили новым вождем ОУН ближайшего соратника Коновальца А. Мельника. Но с этим решением были категорически не согласны «молодые», рвавшиеся во власть.
Масло в огонь подлило освобождение в сентябре 1939 года немцами из польской тюрьмы С. Бандеры, который был осужден за покушение на Перацкого. В результате в 1940 году «молодые» устроили бунт — в феврале Бандера собрал в Кракове конференцию, на которой был создан главный революционный трибунал, который вынес смертные приговоры многим сторонникам Мельника.
Начались кровавые разборки, в ходе которых было уничтожено около 400 мельниковцев и более. 200 бандеровцев. Окончательное размежевание произошло в апреле 1941 года, когда бандеровцы собрали в Кракове «великий сбор», после которого ОУН распалась на ОУН-М (мельниковцы) и ОУН-Б (бандеровцы).
Кто убил «гения пропаганды»?
Говоря о преследовании троцкистов за рубежом, необходимо отметить, что в Кремле справедливо считали — Троцкий и его сторонники опасны не только сами по себе, они еще и раскалывают международное коммунистическое движение, сея сомнения в умах тех иностранных коммунистов, которые после московских процессов стали задумываться о правильности проводимого СССР курса. В. Мюнценберг, о котором пойдет речь, был одним из тех коммунистов-иностранцев, которые получили советское гражданство, но по ряду причин отказались возвращаться в Москву и после этого открыто высказывались против проводимой Кремлем политики и гневно осуждали имевшие место в Советском Союзе репрессии. Его судьба может служить прекрасной иллюстрацией того, как в конце 30-х годов заканчивалась жизнь коммуниста и функционера Коминтерна, который хоть в чем-то перечил Москве.
Вильгельм (Вилли) Мюнценберг родился 14 августа 1889 года в Эрфурте в семье лесничего, ставшего позднее владельцем деревенского трактира. С 15 лет он начал работать на эрфуртской обувной фабрике, где в 1906 году вступил в социал-демократический рабочий образовательный союз «Пропаганда». С этого момента началась его активная политическая деятельность, связанная с международным коммунистическим движением.
В 1910 году Мюнценберг в качестве странствующего подмастерья отправился в Швейцарию и поселился в Цюрихе, где устроился разносчиком в аптеке. Впрочем, этой работой он практически не занимался, так как все основное время уделял политике, где вскоре добился значительных успехов. Будучи одним из основателей объединения Социалистической молодежи Швейцарии, Мюнценберг в 1914 году становится его руководителем. В это же время он очень близко сошелся с проживающим в Швейцарии В. Лениным, который явно выделял его среди других местных социал-демократов. Особенно Ленин восторгался редактируемой Мюнценбергом газетой «Интернационал молодежи», которую усиленно рекомендовал для чтения всем членам РСДРП(б).
Во время Первой мировой войны Мюнценберг руководил боевыми забастовками и демонстрациями швейцарских рабочих, за что был арестован полицией и интернирован в лагерь для иностранцев. Там в мае 1918 года он написал и опубликовал брошюру «Борьба и победа большевиков», а после революции в Германии вернулся на родину. В Германии Мюнценберг возглавил группу «Спартаковцев» в Штутгарте, а после образования компартии Германии стал ее членом и руководителем немецкого молодежного коммунистического движения.
В 1919 году по заданию Ленина Мюнценберг участвовал в организации Коммунистического Интернационала Молодежи (КИМ), учредительный съезд которого прошел 20 ноября в Берлине. А в 1921 году он становится сотрудником созданного при Коминтерне секретного Отдела международных связей (ОМС), главной задачей которого являлось осуществление конспиративных связей между ИККИ и коммунистическими партиями, что включало в себя пересылку информации, документов, директив и денег, переброску функционеров Коминтерна из страны в страну и т. д. ОМС работал в тесном контакте с ИНО ОГПУ и Разведупром РККА и вовлекал в секретную разведывательную работу иностранных коммунистов и сочувствующих, поскольку те охотнее помогали Коминтерну, чем советской разведке. Недаром очень многие агенты ОГПУ-НКВД в 30-х годах были уверены, что работают именно на Коминтерн. Помимо вербовки агентуры ОМС занимался проведением «активных мероприятий» — формированием нужного СССР общественного мнения в зарубежных странах. И именно в этой сфере деятельности Мюнценберг достиг огромных успехов.
В 1921 году Мюнценберг основал и возглавил знаменитый Международный фонд помощи рабочим (МОПР) со штаб-квартирой в Берлине. А в 1926 году он руководил уже целым пропагандистским концерном.
В Германии в его распоряжении были две ежедневные газеты «Вельт ам Абенд» и «Берлин ам Морген», иллюстрированный журнал «Анруф», журналы «Дер роте Ауфбау» и «Арбейтер иллюстрире», вторая по величине иллюстрированная газета Германии «АИЦ», журналы на французском и английском языках, чехословацкая еженедельная газета «Ди вельт ам Зонтаг». Кроме того, он возглавлял кинопредприятие «Межрабпом», а также издательство «Нойен дойчен ферлаг», сеть киноторговли и всеобщую библиотеку «Универсум библиотек». Недаром в это время его называли «гением пропаганды КПГ», а его издания и предприятия — «концерном Мюнценберга». Кроме того, Мюнценберг смог очень быстро заручиться поддержкой целого ряда независимых писателей, художников, ученых. Так, плакат, сделанный для него Кете Кольвиц в 1923 году, на котором был изображен ребенок с широко раскрытыми глазами, жадно просящий хлеба, до сих пор считается образцом произведений подобного рода. Баббета Гросс, спутница жизни Мюнценберга, вспоминала:
«Солидарность была его волшебным словом. Сначала солидарность с голодающей Россией, потом с пролетариатом всего мира. Заменив слово солидарность на благотворительность, Мюнценберг нашел ключ к сердцам многих представителей интеллигенции, добровольно откликнувшихся на его призыв… Когда он с восторгом говорил о „священном долге пролетариата отдавать и помогать“, он затрагивал струны восторженной жертвенности, которая проявляется везде, где есть вера».
Являясь генеральным секретарем МОПР, Мюнценберг организовал целый ряд компаний в поддержку рабочих всего мира, в 1927 году по поручению Коминтерна создал знаменитую «Всемирную лигу борьбы против империализма за национальную независимость», а в 1928 году, будучи членом Рейхстага, основал рейхскомитет «Союз друзей СССР».
Кроме того, при МОПР были организованы так называемые «клубы невинных» для интеллигенции. После поджога Рейхстага 27 февраля 1933 года и развязанной нацистами антикоммунистической «охоты за ведьмами», Мюнценберг перенес свою штаб-квартиру из Берлина в Париж, где в июне 1933 года основал наиболее влиятельный из всех «клубов для невинных» — «Всемирный комитет помощи жертвам немецкого фашизма». Находясь в Париже, Мюнценберг вместе с Отто Кацем в августе 1933 года написал «Коричневую книгу» о терроре Гитлера и поджоге Рейхстага, ставшую библией антифашистов. Побывав после издания «Коричневой книги» в Москве, Мюнценберг получил одобрение ОМС и ИНО ОГПУ на создание международного комитета юристов с целью организации контрпроцесса «поджигателей» Рейхстага. Такой процесс состоялся 13 сентября 1933 года в Лондоне-, и хотя не оправдал полностью ожиданий Мюнценберга, но на нем был сделан вывод о том, что «существуют серьезные основания для подозрений, что Рейхстаг был подожжен ведущими деятелями национал-социалистической партии».
Своей активной работой Мюнценберг смог добиться большей степени независимости и свободы действий на международной арене, чем любой другой видный деятель Коминтерна, тем более, что большинство его предприятий приносили устойчивый финансовый доход. Но после 1936 года это уже не могло нравится Москве. В октябре 1936 года его вызвали в СССР и предложили передать парижскую организацию чешскому коммунисту Б. Шмералю. А вскоре последовал вызов в Интернациональную контрольную комиссию, где ему предъявили обвинение в «недостатке революционной бдительности». Суть обвинений сводилась к тому, что он привлек к сотрудничеству некую Лиану Кляйн, отец которой якобы был агентом Франко и получал от дочери информацию об организации Мюнценберга. Опровергнув все обвинения, Мюнценберг скоро догадался, что «дело Кляйн» было только предлогом, чтобы покончить с ним самим. Тогда, с большим трудом, применив всю свою энергию и хитрость, он при помощи П. Тольятти выехал из СССР.