Лысый глухо стонал и никак не мог набрать воздуху после мощного удара ноги в грудь.
Сева помог и другому перевернуться на брюхо, быстро обшмонал его и, не найдя оружия, забрал мобильник с удостоверением и оставил в покое — тот все равно ничего не соображал от боли. Ничего, придет в себя, будет наукой. Если будет…
Затем он подошел к «БМВ», вытащил из замка зажигания ключи, нашел второй сотовый телефон и, размахнувшись, забросил их далеко в воду. Булькнули поочередно метрах в десяти от берега — и все.
И через несколько минут Сева выезжал на трассу, ведущую к Москве…
Трофеи Голованова лежали на столе Дениса Грязнова.
Пистолет был никому не нужен, его, как и оба удостоверения, взял с собой Вячеслав Иванович, странно посмеиваясь и говоря, что сам найдет им применение.
А теперь они обсуждали итоги операции с квартирой Липского.
Иван Петрович, он же — Ваня, не обидевшийся, когда Турецкий так обратился к нему, передавая привет от Грязнова, быстро понял, что от него требуется. Он охотно сел в машину и показал, куда надо его подвезти.
Первым делом приехали в ЖЭК, где старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска Мурашов быстро выяснил у пожилой инспекторши, кому принадлежит интересующая его квартира. И не сдает ли ее хозяин, по слухам, проживающий постоянно за границей, в США. Оказалось, информация, которой располагал Мурашов, была верною Лев Зиновьевич Липский имеет постоянное жительство в городе Бостоне, а здесь им была приобретена в девяносто первом году, в ноябре месяце, трехкомнатная квартира, в которой был сделан евроремонт, и с тех пор сам хозяин бывает здесь наездами. Иногда живет месяц и больше. Квартирантам он ее не сдает, нареканий от соседей не поступает.
Очень хорошо. А интересно, когда он приезжает из-за границы, здесь, в ЖЭКе, об этом известно? Есть же, наверное, сигнализация? А попыток несанкционированных проникновений в квартиру не предпринималось? Тоже нет, все, к счастью, спокойно. Была, правда, жалоба со стороны соседки, пожилой женщины, которой, по ее словам, мешал шум в квартире Липского — в один из его приездов, давно уже. Но это дело сами жильцы решили мирно, между собой. Отвалил ей небось «зелененькую» иностранец, вот она и довольна.
А как в настоящее время? Выяснилось, что и сейчас кругом полный порядок. Телефонная сигнализация подведена к отделу вневедомственной охраны, там известно, кто приезжает, когда открывает и закрывает дверь, а в ЖЭКе этого вопроса не касаются. Квартплата и деньги за все прочие коммунальные услуги всегда вносятся вперед, и к владельцу у них нареканий и претензий нет.
Получив исчерпывающую информацию, все вышли наружу. Теперь нужно было узнать, почему сегодняшней ночью в квартире горел свет. Ответ могли дать как жильцы дома, так и сотрудники охраны в милиции.
Дежурный, хорошо знавший, естественно, Мурашова, показал ему короткий список лиц, которым владелец жилплощади в доме по Сивцеву Вражку разрешил доступ в его квартиру. Очевидно, эти люди имели также свои собственные ключи и знакомы с сигнализацией.
Мурашов представил дежурному Турецкого, тот внимательно прочитал его удостоверение, черкнул у себя в журнале — для порядка. И показал список.
Пять фамилий. Четыре из них ни о чем не говорили Александру Борисовичу, он их тем не менее записал. А пятым оказался… Хакель-Силич. Такие вот дела!
Поблагодарив дежурного и попросив его не разглашать факт посещения отдела помощником генерального прокурора, они отправились в Сивцев Вражек.
Увидев при дневном свете подъезд, в котором вчера его «облизывала» страстно дышащая девушка, Александр Борисович почувствовал угрызения совести. Их что-то, вообще, в последние дни оказалось слишком много. Почему? Странно, надо будет на досуге обдумать…
Консьержка, сидевшая на первом этаже в традиционной будке, сказала, что сегодня ночью дежурила не она, а ее напарница. Нашли напарницу, которая, к счастью, не ушла на базар или в магазин, куда добиралась еще с утра, и та наконец сообщила, что вчера в квартиру поднимался знакомый ей молодой человек с товарищем. Он часто сюда приходит, и не один, а с другими мужчинами. Известно, что они журналисты, которые в газете работают, и здесь, в кабинете хозяина, у них есть рабочее место. Ведут себя тихо, никого не беспокоят, спиртных напитков не распивают, криков, топота и громкой музыки тоже не слышно. Ночевать если и остаются, то редко. Словом, очень приличные люди — вежливые, всегда с праздниками поздравляют, на подарки не скупятся. Нет претензий, короче.
Турецкий набросал словесный портрет главного редактора. Тетки обе согласно закивали — ну да, он и есть, про него речь.
Ха, знала бы Оксана, с кем вчера едва не поговорила по телефону!
А может, ей бы этого и не удалось, потому… потому что с нею никто и не стал бы разговаривать. Трубку-то не снимали. А почему? Главный редактор пришел с каким-то молодым человеком, значит, и занят был. Может, все они, эти друзья-приятели Липского, используют его квартиру как место для свиданий?..
Стоп, Турецкий, так можно очень далеко зайти в своих фантазиях и подозрениях!
А так ли уж они неожиданны и неосновательны? Вот и Оксана отчего-то решила, что все они тут будто «голубые». Оттого и «скукота, блин»! А у девушки глаз, как ватерпас, между прочим! Всего, говорит, пару раз была, а как впечаталось. И ведь, по идее, сама Оксана наверняка не стала бы возражать, если бы кто-то пожелал с нею там уединиться. Но таковых не нашлось, значит, что же получается? Она оказалась чужой в их узком кругу? Тут есть о чем подумать…
Но, впрочем, раз в квартире все в порядке, проблем у милиции здесь тоже нет. Просто ввиду нынешней очень сложной криминогенной обстановки в стране, в связи с участившимися терактами и, вообще, активным проникновением в нашу частную жизнь преступного элемента каждому сотруднику охраны, тем более частным лицам, осуществляющим эти функции по найму, как это происходит в конкретном случае с консьержками, следует быть более внимательными и предельно бдительными. Квартира принадлежит гражданину Соединенных Штатов, а не простому московскому жителю, тут и ответственность должна быть гораздо выше той, которая нам свойственна в обычной жизни.
Прочитав такую лекцию, старший оперуполномоченный ОУР Мурашов Иван Петрович пожелал славным консьержкам успешной работы и доброго здоровья. Лично ему тут делать было больше нечего. Турецкому с Демидычем — тоже.
Ваня сказал, что он пройдется пешочком, и, козырнув, пожал им руки с просьбой передать его горячий привет Вячеславу Ивановичу.
И вот сели они в машину и стали думать, что предпринять дальше. Соблазн проникнуть в чужую квартиру был слишком велик. Но следовало придумать если не серьезную причину, то хотя бы подходящий повод. А его не было. И Демидыч отвез Александра Борисовича на Большую Дмитровку, в Генеральную прокуратуру. А сам отправился к себе, на Неглинную улицу.
Договорились, если появится что-нибудь срочное, держать связь через «Глорию». Это потому, что тот, кто дежурил в данное время в агентстве, был, в общем, в курсе, где кто находится и чем занимается, а то случайный звонок на мобильник может нечаянно выдать сыщика в самый неудобный либо даже опасный для него момент. Не говоря уже о том, что и запросто сорвать операцию, когда тебе надо сохранять максимально тщательное инкогнито.
2
Вячеслав Иванович решил внести свою лепту.
Незадолго до окончания рабочего дня Он позвонил в приемную холдинга «Сибургнефть» и, представившись начальником Управления по раскрытию особо опасных преступлений МВД, попросил соединить его с начальником Управления безопасности господином Кулагиным.
— Главного управления, — корректно поправил его строгий женский голос.
— Простите, не понял?
— Федор Федорович Кулагин, — сухо объяснил тот же голос, — исполняет должность начальника Главного управления.
— Ах, вот в чем дело, извините, — поспешил оправдаться Грязнов, хмыкая про себя. Вспомнилось одно наблюдение еще советских времен, касающееся дипломатических приемов: чем меньше и незначительнее государство, тем шикарней и торжественней наряд его посла. — Ну, конечно, Главное управление, как же это я мог оговориться! Так соедините?
— Не раньше чем вы объясните причину, по которой звоните.
— А, простите, с кем имею честь? Я в том смысле, имеете ли вы допуск к информации определенного рода?
— Я — первый помощник секретаря президента и…
— Благодарю, мне этого вполне достаточно. Отчего же, разумеется, первой помощнице секретарши не быть в курсе, что двое сотрудников охраны вашего предприятия обвиняются в нападении на должностное лицо Министерства внутренних дел Российской Федерации. Или вам еще не успели доложить младшие по званию? Вторые помощники, третьи, а? Чего молчите? Так что мы будем делать? Дискутировать дальше или вы меня наконец соедините с Кулагиным?
В ответ послышалась музыка, и бодрый голос доложил:
— Кулагин слушает, это кто?
— Грязнов это, Федор Федорович. Вячеслав Иванович, если успел позабыть. В бытность мою в МУРе, бывало, пересекались.
— Ах, ну да, привет! Какие проблемы? Чем помочь? Оказать любую поддержку, если есть нужда, всегда рад! Особенно старым знакомым.
«Врет, — беззлобно подумал Грязнов, — мы с ним никогда близко знакомы не были, да и не могли быть. Фамилию слышал, виделись, а так? Вряд ли…»
— Это не у меня проблемы. Вот и та дура, извини за выражение, что пыталась выяснить, зачем я тебе звоню, Федор Федорович, настойчиво интересовалась моими проблемами. Будто я с ней собираюсь их обсуждать. Ну и я, чтоб отвязаться, сказал ей: это, мол, у вас проблемы. Это ваши охранники нападают на сотрудников Министерства внутренних дел и осуществляют несанкционированную слежку за Генеральной прокуратурой.
— Ну зачем ты так, ей-богу, Вячеслав Иванович? — огорчился Кулагин. — Ну какое она-то имеет отношение?
— А я это сделал исключительно с той целью, чтобы ты, перед тем как срочно выехать ко мне сюда, на Житную, пропуск тебе уже заказан, зашел к ней и громко, как это ты умел когда-то делать, очертил ей круг ее прямых обязанностей. А то у вас, гляжу, куда ни плюнь — главное управление, а люди черт знает чем занимаются. Ты меня понял, Федор Федорович? Так вот заезжай, мне долго ждать нет никакого смысла, сам понимаешь…
Кулагин примчался, только что не запыхавшись. Он держал в руках черный кейс, будто привез важные документы для обсуждения.
Грязнов поднялся навстречу, пожал ему руку, пригласил садиться. Потом занял свое место за столом, выдвинул ящик и небрежно кинул перед Кулагиным на стол два удостоверения и аккуратно выложил пистолет Макарова. И все это проделал молча. Только после этого поставил локти на стол, сложил пальцы в замок и уперся в них подбородком.
А Кулагин также молча раскрыл поочередно удостоверения, захлопнул, потом взял пистолет, осмотрел его, хмыкнул и вопросительно поглядел на Грязнова.
— Обычные дела, — ответил Вячеслав Иванович, — проверили, как положено. Отпечатки пальцев наверняка родные: Идентифицировать не стали. Отстреляли, посмотрели по пулегильзотеке — ствол чистый. Да ты и сам не разрешил бы им держать «замазанные» стволы. Тут вопросов нет. Кроме одного. Чего им надо? Или, может, все-таки не им, а тебе? Или твоему начальству? Так за это мы можем запросто, вот прямо не сходя с места, вдвоем с тобой подходящую статью отыскать. Или не будем?
— Давай лучше не будем, Вячеслав Иванович. Ты, вообще, по этой части как, не брезгаешь? — Кулагин щелкнул себя по кадыку.
— А почему я должен брезговать? — удивился Грязнов. — Рабочий день кончился. Ты на это, что ль, намекаешь?
— Ну, если не против?.. — Кулагин открыл кейс, сгреб в него пистолет с обоими удостоверениями, а оттуда достал красочную квадратную упаковку с бутылкой французского «Наполеона». — Не будешь возражать, если мы по маленькой за окончание дела, а?
— Ты погоди с окончанием. Ты мне на вопрос не ответил. Ну, хорошо, понимаешь, что мой парень горячие точки прошел, а если б он послабее оказался? Они его что, уделали бы? А чего они «хвостом» болтаются, как, извини, говно в проруби? Ты их послал? Назови причину — разберемся, потом думать будем, окончено дело или нет. Ишь, шустрые вы какие!
— Так ведь всю жизнь учили! — захохотал Кулагин. — Ты чего, Вячеслав Иванович, сам не понимаешь? Оперативная нужда! Я ж тоже своего рода крайний. Шеф вызывает, говорит: «Чего там следователь копает под нашего парня?» — ну, из газеты. Посмотри, мол. Мне приказано, я приказываю. А дальше — это уже собственная их инициатива. За что и хорошо наказаны. И я еще добавлю. Вот и все! Ты ж сам всю жизнь — оперативник, не мне объяснять тебе наши азы… Не нравится тебе или там кому-то еще «хвост» — сниму, а перед руководством уж как-нибудь потом оправдаюсь. А может, и ты мне подскажешь решение. Чего надо-то от того сморчка из «Секретной почты»? Просто по-товарищески спрашиваю, если уголовщина какая — ну и хрен с ним, а если политика, мать ее, то тем более. Мне бы только узнать-.
— А ты бы сразу спросил, я от тебя, Федор Федорович, и скрывать ничего не стал бы, — изобразил полнейшее дружелюбие Грязнов. — Какой-то анонимщик обгадил крупного судебного деятеля, из Высшего арбитража…
— А тебе-то что за дело? — насмешливо перебил Кулагин.
— Так тот с жалобой к генеральному прокурору, ну и покатилось— то, другое. Сам знаешь, как бывает, когда наверху хотят очистить чей-то мундир. А тут еще эти… твои… Да не просто — сел на «хвост» и сиди себе, пока не сгонят, а они наглые! Вот и нарвались. Боишься, что ли, шума-то?
— Да не боюсь, не нужен он, — поморщился Кулагин. — Это ж не им оплеуха, а мне как их начальнику.
— По этому поводу могу только одно сказать, Федор Федорович, не держи дураков. Помнится, в добрые старые времена, это было законом.
— Ну, давай хоть за старину дернем? — оживился Кулагин. — За те времена, когда мы были молодыми! За нашу молодость, а?
— А за что другое я б с тобой вообще пить не стал, — заметил Грязнов.
— Вот за что тебя всегда уважал, Вячеслав Иванович! — воскликнул Кулагин. — За правду! Много мы, поди, друг другу крови-то в свое время попортили, а ради чего? И вспоминать теперь смешно!
Грязнов отчетливо видел, что Кулагин просто очень рад тому обстоятельству, что неприятная история так легко, по его мнению, заканчивалась. Интересно, а на что он рассчитывал? Что факт стычки представителей двух охранных частных структур вызовет громкий государственный резонанс? Как бы не так! Или что та же Генеральная прокуратура каким-то образом отреагирует на факт слежки за своим сотрудником, занимающимся расследованием клеветнического выступления газеты? Тоже весьма сомнительно.
В другом обозначился интерес Кулагина. В дальнейшем разговоре проскользнула у него этакая робкая, что ли, мыслишка: а нельзя ли, мол, закрыть это дело вообще, к едреной фене? Ну, пройдет время, ну, дадут в газете опровержение, что факты не подтвердились и на сотрудника, допустившего публикацию, наложено взыскание. И все кругом успокоятся.
— Можно-то оно, наверное, можно, да вот с опровержением как-то в газете не спешат.
— А если их поторопить?
— Ну… если так? — тянул с окончательным своим решением Вячеслав Иванович, будто исключительно от него в данный момент и зависело решение вопроса.
Ему показалось, что интересы холдинга, о чем он уже знал от Турецкого, каким-то образом вошли в противоречие с интересами самого Кулагина, призванного защищать этот холдинг. Бывают такие ситуации? А почему нет? У Федора ведь «закваска» старая, и вполне может быть, что именно его личные интересы лежат несколько в иной плоскости, нежели те, которые демонстрировал тот же холдинг, желая просто отомстить Степанцову за свой проигрыш в имущественном споре с другим таким же нефтегазовым монстром. А Кулагин с его-то прошлым может служить не одному хозяину. Вот и появляются невидимые миру противоречия…
— А давай мы оба, каждый со своей стороны… попробуем? — горячо предложил Кулагин.
— Разве что если попробовать? — с уже более определенной интонацией как бы подвел итог Грязнов.
И они выпили еще по рюмочке, словно обязывающей их теперь активно помогать друг другу «закрыть к едреной фене» это нехорошее дело.