– Интересные дела… – пробормотал я, натягивая респиратор, и продолжил уже глухим бубнящим голосом:
– Я-то ладно, но как тебе может повредить твое собственное сновидение? Неужели не можешь превратить тетрагидрокан во что-нибудь более безобидное? В аромат лесных фиалок, например?
– Не могу… Дело в том, что мы сейчас не просто в сновидении… Это Истинный Мир.
– Простенький какой-то… – усомнился я. – Незатейливый. Без фантазии сделанный… Я бы такие Миры мог придумывать десять на дню, не особо перетруждаясь.
– Придумать любой дурак может, без обид… А вот попробуй сделать так, чтобы Мир работал, чтобы действительно отражал все мироздание во всех деталях и тонкостях и чтобы мироздание отражало его… Вот это задачка для мастера.
– Погоди, погоди… Так это не чужой Мир? Твой?
– Мой. – Даже респиратор не помешал расслышать в коротком слове Хуммеля безмерную гордость творца.
Тогда понятно… Сложные и изощренные Истинные Миры могут создавать космократические Силы, а могут и люди, но тогда их творит коллективное бессознательное целых народов (как недоброй памяти гаитянский ад). А сотворить пусть простенький, но работающий Мир в одиночку… Снимаю все претензии.
– Нечто вроде дипломной работы? – догадался я. – На двадцатую степень посвящения?
– Можно сказать и так.
– И как тут все устроено? Только объясни коротко, в двух словах…
– В центре Мира – там, где мы сейчас – постоянно спит Конопляный Медведь и видит очень сложный многослойный сон. Собственно, ему снится вся наша Вселенная во всей полноте и многообразии…
– Где?
– Что «где»?
– Берлога медведя где? Хочу взглянуть одним глазком на миродержца…
– Хм… Ты давно из-под воды? Что-то притормаживаешь… Вообще-то ты на Медведя уже смотришь. И не одним, а двумя глазами.
Не понял… А потом понял.
– Ох… Ничего себе топтыгин…
Я задумчиво рассматривал то, что до сего момента считал травянистым холмом. Была бы шерсть не зеленой, а бурой, сообразил бы раньше.
Но толком рассмотреть ничего не удавалось – слишком близко. А подальше не отойти, высокие стебли заслонят весь вид на исполинского медведя. Чтобы полностью насладиться зрелищем спящего супермишки, нужен вертолет, или аэростат, или способность к левитации.
Почва вновь содрогнулась.
– А ты не можешь как-то справиться с землетрясениями? Как бы не разбудили они косолапого…
– Нельзя, – покачал головой Хуммель. – Это имманентная характеристика Мира. Тектонических процессов тут нет – Зеленый Крот подкапывает основы мироздания на нижнем уровне, и будет подкапывать вечно…
«А когда вечность закончится, состоится Рагнарек или что-то в этом роде…» – мысленно закончил я. Экзаменационной комиссии, или кто там будет оценивать творение Хуммеля, стоило бы поднять вопрос о плагиате… Заменил Мировое Древо на конопляные джунгли, но суть-то та же…
Впрочем, оставим хуанитам их проблемы. У ОСВОДа и своих хватает… И я, отпустив Миру и его создателю несколько комплиментов, перешел к сути дела.
– Ого… – сказал Хуммель, выслушав меня. – Это называется найти иголку в стоге сена… Древние ведь не сидят кучей в одном месте, они после изгнания шатаются по Мирам, причем поодиночке.
– Алгоритм поиска иглы в стоге придумать не так уж сложно, – парировал я. – Сжечь, например, стог и пройтись по пеплу сильным магнитом, – и вот она, твоя иголочка.
– Ну-ну… Только для шитья она едва ли будет пригодна… – гнул свое сонный упрямец. – Ты представляешь объем работы? Отследить перемещения каждого за последнее время, исследовать оставшиеся на пути следы проходов, а их наверняка будет немало… А если они обнаружат слежку? Ты хорошо обдумал последствия?
Я последствия не обдумывал и задачу ставил Хуммелю исключительно для галочки в отчете. Но подчиненному о том знать ни к чему, и я уверенно заявил:
– Не бери в голову… Слишком разный масштаб – ты бы обнаружил выслеживающего тебя муравья? Обратил бы на него внимание?
– Все равно возни на многие недели астрального времени… – не сдавался Хуммель.
– Начни с Дагона и Атаргатис, – посоветовал я. – Выбор акулы прямо указывает на кого-то из этой парочки…
– Думаешь, только ты это понимаешь? Использовать для отвода глаз обитателя чужой стихии – довольно логичный ход, тебе не кажется?
– Не усложняй. Они чужды нашей логике. И не нуждаются в том, чтобы отводить нам глаза.
– Ну ладно… – нехотя согласился Хуммель. – Попробую просканировать доступные Миры, может, что-то и зацеплю… Ладно, пора прощаться, мне тут надо кое-что подтянуть, закончить с одной проблемкой…
Вокруг чуточку потемнело… Я поднял взгляд, уверенный, что на солнце наползло облако – должны же здесь пролетать облака, и даже дождевые тучи, не то вся зелень загнется без полива…
Но над нами проплывало не облачко. И не туча.
– Ну и пташка… – восхитился я. – Надеюсь, она не имеет обыкновения гадить в полете на головы?
Законы реальной физики и реальной аэродинамики не позволяют летать птицам, весящим даже центнеры, а здесь счет шел на многие тонны. На знаю уж, что поддерживало в небе крылатое творение Хуммеля, размерами превышающее широкофезюляжный лайнер. Разве что поднимающиеся вверх густые испарения ТГК.
– Зеленый Гусь… – сказал Хуммель раздраженно. – Никак не стабилизировать его на верхнем уровне… Ты ступай, Дарк. В смысле, просыпайся. Я займусь Древними, но сейчас немного не до…
Мегагусь издал зычный крик, заглушивший окончание фразы. Акустический удар был еще тот… И не только акустический – высокие стебли гнулись, как при шквальном ветре, по холму, вернее, по боку медведя прошла крупная дрожь, вызвав новые содрогания почвы… Да, Мир действительно недотянут… Сырой, недоработанный.
Хуммель что-то выкрикнул – но я лишь увидел, как дергается его челюсть под респиратором, – и резким движением руки буквально вышвырнул меня из сновидения.
– Не слишком-то вежливо… – сказал я спящему Хуммелю, открыв глаза в нашей реальности.
– Глупо обижаться на случившееся во сне, – выдал спящий свою стандартную отмазку.
Глава 4
Научный совет и его неожиданный финал
Явился на научный совет я ровно к двенадцати, минута в минуту. Но тот, кто считает, что все заседание я просидел как равный среди корифеев-небожителей Института, – тот несколько переоценивает мое всемирно-историческое значение.
Пришлось достаточно долго дожидаться вызова в приемной, среди полутора десятков других сотрудников, чье мнение по тому или иному обсуждаемому вопросу интересовало небожителей. Среди них корпулентной фигурой выделялся Капитоныч по прозвищу Бивень, начальник ОБВОДа, конкурирующей, так сказать, фирмы…
Хотя, по задумке, мы с Отделом безопасности в водной среде конкурировать никоим образом не должны – напротив, оказывать друг другу содействие в выполнении близких, но не пересекающихся задач.
На деле же они пересекаются сплошь и рядом… Нынешнее дело акулы, чтобы далеко не ходить за примером. Угрожает безопасности и требует мер по ее усилению? Именно так. Для решения задачи необходима спецоперация? И это верно.
Отношения у нас с ОБВОДом примерно как были у мушкетеров короля с гвардейцами кардинала. Вроде и одному делу служим, но…
Наверное, логичнее всего объединить щит и меч – то есть оба наших отдела – под единым руководством (кто станет руководить объединенной структурой, вопрос спорный, – я, хоть убейте, служить под началом Капитоныча не стану). Но курируют ОСВОД и ОБВОД два разных вице-директора, тоже имеющих весьма сложные отношения, – так что объединения в обозримом будущем ждать не приходится.
– Здорово, пластинчатожаберный! – душевно приветствовал меня Капитоныч.
– И тебе не кашлять, китообразный, – ответил я меланхолично.
А сам подумал: в руках у него прозрачная папка с какими-то листками, распечатанными на принтере. Наверняка принес свой план действий. Интересно, насколько он пересекается с тем, что породил коллективный разум ОСВОДа?
Решив, что сказано достаточно и дань формальной вежливости отдана сполна, коллега-конкурент отошел на другой конец приемной и повернулся ко мне спиной. Да и я не горел желанием с ним общаться.
Среди собравшихся время от времени происходила ротация. Одни, повинуясь неслышимому зову, заходили в зал для совещаний, другие выходили. Среди последних оказался г-н Заблудовский, институтский зампокульт. Вышел и уставился на меня, словно вспоминая что-то.
В руках Заблудовский держал блокнотик – обыкновенный, бумажный. Перелистал его странички с необыкновенной скоростью и ловкостью, нашел искомое и радостно объявил:
– Ага, Дарк… Ты почему не был на последнем жертвоприношении?
Ну не объяснять же ему, что в субботу дети закончили четверть, получили табели с оценками и у семьи Чернецовых случился по сему поводу маленький семейный праздник. И променять этот праздник на двухчасовое выслушивание набивших оскомину заунывных мантр с довольно неэстетичным зрелищем в финале мог только полный идиот…
Объяснять я не стал, отделался фразой из древнего анекдота:
– Знал бы, что оно и в самом деле последнее, – пришел бы непременно.
– Смотри, Дарк… Дошутишься. На первый раз просто предупреждаю. На второй – вызовем на ковен и хорошенько пропесочим. А там и до отлучения дело может дойти, как знать…
Заблудовский, хоть он дурак и демагог, жизнь и впрямь может испортить любому… А большой ковен, состоящий из жрецов тринадцати культов, имеет широкие полномочия (слишком широкие, на мой взгляд) – от лишения квартальной премии до развоплощения.
Осознав реальность угрозы, я не начал оправдываться, но всем видом постарался изобразить смущение, раскаяние и желание исправиться. Зампокульт, очевидно, остался доволен моими мимическими потугами – не прощаясь, пошагал дальше, то поглядывая в блокнотик, то зыркая по сторонам. Высматривал других прогульщиков, манкирующих обязательными для посещения культмероприятиями.
Схлынул и ладно. Чтобы убить время, я решил связаться с Даной – все ли в порядке, пришла ли Наташа с племяшкой Ларой? – но не успел.
«Дарк, заходи!» – телепатировал мне ЛБ.
Капитоныч, надо полагать, получил схожий сигнал от своей начальницы г-жи Лернейской, потому что шагнул к двери одновременно со мной. Я чуть замедлил шаг, чтобы не столкнуться с ним в дверном проеме. Мы и без того вечно сталкиваемся где надо и где не надо…
* * *
В зале для расширенных совещаний могло поместиться под две сотни приглашенных, однако сейчас находилось там меньше трех десятков избранных. Расселись они произвольно, кто где хотел, в одиночку или группами по два-три человека, не утруждая себя какими-либо формальностями. Благо все могли общаться мысленно, не повышая голоса.
Среди строгих костюмов я с превеликим удивлением узрел белую «манишку» и черный «фрак» пингвина Крейзи. Сидеть ему не позволяло анатомическое устройство, и он застыл столбом в сторонке, у колонны. Стоял в гордом одиночестве, и даже вокруг образовалась изрядная пустая зона. Неудивительно, если вспомнить знаменитое амбре тухлой рыбы…
Да кто же он такой, ктулху побери? Посланец того, о ком говорить не принято? Ревизор с широчайшими полномочиями, путешествующий инкогнито? Загадка…
Над сценой, над пустующим столом для президиума, мерцал в воздухе обширный виртуальный экран – кто-то из недавно выступавших подкреплял свои слова визуальными образами. Экран уже гас, рассеивался, но я все же успел разглядеть, что на нем изображено.
Напоминало изображение картинку из детского журнала. Из тех рисунков, что озаглавлены «Найди десять отличий». Слева снимок Стелы Азатота – монумента, носящего в миру несколько иное название. Справа – рисунок, изображающий проектный вид небоскреба, вызвавшего немалые бури среди городской общественности, возмущенной покушением на исторический облик города.
Ракурсы изображений были выбраны так, что монумент казался макетом здания. Слева был обведен красным неровный разрыв в каменном кольце, опоясавшем Стелу. Справа – точно так же выделен промежуток между двумя полукруглыми зданиями, окружившими подножие небоскреба.
Злата Васильевна у нас провидица… И вообще, и в данном конкретном случае. Если сейчас у корифеев шел разговор о появлении акулы – а иначе с чего бы приглашать нас с Капитонычем? – то в какой-то связи с Кольцом и паствой Азатота… Заурядная история с заплывшей в город хищницей все больше наполнялась новым зловещим смыслом.
Громадный экран развеялся окончательно. И стало видно, что в оформлении зала имеет место некое новшество. Стена над сценой не задрапирована, как бывало обычно, алым полотнищем с девизом «Знание дарит силу», и видно, что стена та стеклянная, наподобие стенки гигантского аквариума, а за нею вода… Проплыла даже какая-то рыбка, чьи размеры, в сравнении с ее обиталищем, совсем не впечатляли. Я знал (исключительно понаслышке), что видимость обманчива – и там, за сценой и за стеклянной перегородкой, вовсе не аквариум, но воды Тихого океана.
Вот даже как… Чем-то сегодняшний научный совет заинтересовал того, о ком говорить не принято. Оставалась слабая надежда, что интерес этот вызван не историей с акулой, а неким другим вопросом из повестки дня.
Ладно, посмотрим и послушаем…
* * *
Я подсел поближе к ЛБ, а Капитоныч протопал к своей начальнице, г-же Лернейской. Та исполняла должность вице-директора, так же как ЛБ, и курировала среди прочего безопасность и секретность.
Известный юморист Антоша Чехонте однажды написал, что в человеке все должно быть прекрасно. Г-жа Лернейская этой максиме, мягко говоря, не соответствовала. В ней все было весомо: и слова, неторопливо произносимые густым мужским басом, и шаги, сотрясавшие половицы, когда г-жа Лернейская куда-то шествовала. Фигура у нее тоже была весомая. Точнее, увесистая. А если еще точнее, то фигуру вице-директорши в деталях и подробностях никто разглядеть не мог – Лернейская всегда и везде куталась то в большую шаль, то в цветастое мексиканское пончо, то в еще какую-нибудь накидку, скрывающую контуры тела. У этой внушительной дамы имелся муж, г-н Заушко (в шутку его часто называли «стариком Лернейским») – моложаво выглядевший, стройный, он на фоне жены смотрелся натуральным дистрофиком. Я не мог отделаться от подозрения, что во время семейных трапез супруга безбожно объедает «старика Лернейского», пожирая и свою, и его порцию…
Как раз Лернейская получила слово, когда мы с Капитонычем присоединились к заседавшим.
Получила и немедленно обрушила на собравшихся град риторических вопросов: понимают ли, дескать, они, что произошло бы, прорвись залетная океанская хищница в нашу мирную Неву чуть позже? Летом, когда куча народу купается и у Петропавловки, и на множестве «диких» пляжей? Берется кто-нибудь предсказать число жертв при таком раскладе? А ведь не исключено, что эта акула лишь «первая ласточка». Запущенная, чтобы проверить нас на вшивость. Никому ведь не надо напоминать историю, случившуюся в Ипсвиче?
Мне, кстати, она могла бы и напомнить. Я о такой истории слышал впервые, но благоразумно не стал влезать с неуместными вопросами.
Лернейская продолжала: враг оказался внутри Кольца. Каким образом?! Она уверена, что без предательства дело не обошлось. Все знают, кто теперь рулит Московским институтом океанологии и чьими креатурами стали сотрудники института. Почему же мы уверены, что у нас, в последнем оплоте, с чистотой рядов все в порядке?
Позже, когда я вспоминал мысли, одолевавшие меня во время научного совета, стало ясно: даже тогда я не воспринимал все всерьез. Наверное, роль своеобразной прививки сыграло мое октябрятское детство, когда повсюду звучали мантры о мире во всем мире и о неизбежной победе коммунизма, при этом нисколько не пересекавшиеся с реальной жизнью.
Вот и теперь казалось, что о происках Древних, пытающихся вернуться в наш мир, Лернейская вещает для проформы, оттого, что так принято. А сама имеет на уме другое: получить больше полномочий и финансов для подконтрольных ей структур.