Сим хотел еще что-то спросить, но его молчаливый спутник подал знак рукой – пора ехать, и тронул коня, направляясь в сторону Паны. Кивнув крестьянину на пасущихся поодаль лошадей – его и гвардейца, разговорчивый юноша тоже больше беседовать не стал и отправился следом за товарищем.
Простояв до конца недели на берегу Эсимуса, циркачи свернули шатер, упаковали вещи в кибитки и не спеша двинулись на восток. Время принийских «гастролей» подошло к концу, местная публика пресытилась и устала: за последние два дня цирк наполнялся от силы наполовину.
Растянувшись длинной цепью, караван пестрых повозок отправился в Фирапонту. Матушка Миртэй долго раздумывала над маршрутом, но все же осталась верна стародавнему пути – издревле знакомому и привычному. Уже много лет цирк кочевал по одним и тем же местами, из года в год возвращаясь на знакомые стоянки и разбивая там свои шатры.
Когда караван подошел к Пане, солнце поднялось в зенит, заставив возниц спрятать головы под соломенными шляпами, а пассажиров спрятаться поглубже в повозки. Одна Джилл невозмутимо вышагивала рядом со своей кибиткой, поднимая босыми ногами серые клубы дорожной пыли. Тоги шел рядом, опустив голову и волоча по земле хвост. Местный солнцепек доконал даже его. Дракон несказанно обрадовался, когда мимо повозок пронесся верхом на лошади один из конных акробатов, сообщая долгожданное:
– Прибыли! Дотянем до рощи и там разобьем лагерь!
Решив остановиться в паре миль от Паны, матушка Миртэй осталась довольна выбранным местом: светлая буковая роща на окраине поля, извилистая холодная река, питаемая звонкими лентами серебристых ручьев – все, что нужно для спокойной и удобной стоянки.
Когда циркачи разбили лагерь и занялись насущными делами, холь несколько раз обошла повозки, зачаровывая и заговаривая место, ставшее на время их новым домом. Близость Паны тревожила старую кошку, как никогда. И хотя колдуны Фирапонты никогда не удостаивали особым вниманием ее труппу, в этот раз на душе матушки Миртэй с предупреждающей настойчивостью скреблись ее сородичи.
Повинуясь интуиции, холь медлить не стала: призвав на помощь окрестных кошек и котов, отправила их выслушивать и вынюхивать обо всем, что творится в этих неспокойных местах.
Дурные вести появились тем же вечером. Их принес огромный полосатый кот, живущий в доме одного небедного горожанина, что стоял неподалеку от обиталища самой госпожи-благодетельницы и ее сподвижников. Сверкая желтыми фонарями глаз, кот запрыгнул на пухлое плечо матушки Миртэй и принялся нашептывать ей на ухо все, что сумел пронюхать и подслушать шпионя в колдуньином саду. Видел он многое: и то, как таща за собой сонм из незнакомых, чужих запахов прискакал в Пану Высокий эльф со знаком ласточки на одежде, и то, как на следующий день там и тут начали рыскать охотничьи облавы, возглавляемые порой самой Клодией, а чаще ее правой рукой – мечницей Бернадет. Ловили дракона. Люди поговаривали, что госпожа-благодетельница крайне озабочена его поимкой и не жалеет на мероприятие никаких сил и средств…
Весь вечер матушка Миртэй провела в раздумьях. Пока очередная кошка шептала ей на ухо о мешках золота, обещанных колдунами за редкостного зверя, старая холь мусолила в пальцах трубку и задумчиво щурилась, наблюдая за нервной пляской пламени одинокой свечи, стоящей на столе в ее фургоне. Вновь отослав за новостями своих четвероногих осведомителей, хозяйка цирка высунулась в окно и велела одной из расположившихся по соседству гимнасток сбегать за Тоги.
Дракон пришел спустя несколько минут и сел на поляне перед фургоном, вопросительно глядя на дверь. Матушка Миртэй не заставила его ждать – тут же пригласила войти и, прислушавшись и принюхавшись к зачерневшему уже ночному воздуху, заперла засов.
– Сядь, – велела строго, присаживаясь за свой стол и закуривая. – Мне надо поговорить с тобой, дракон. До меня дошли недобрые вести о том, что в Фирапонте на тебя объявили охоту.
«Я тоже слышал об этом» – мрачно кивнул Тоги, пытаясь угадать, чем продолжит беседу его работодательница.
– Да уж, – холь медленно затянулась, выпустила к потолку плотное кольцо. – Ты уж прости, но я не могу позволить себе скрывать в цирке опального дракона.
– «Я должен уйти»?
– Нет. У нас подписан договор, и я обязана позаботиться о тебе – ты ведь теперь неотъемлемая часть нашей труппы.
– «Так позаботьтесь, – несколько непонимающе пожал плечами Тоги, – Я не против? Что требуется лично от меня?»
– Твое согласие.
– «На что?»
– Но помощь, – глаза холь таинственно блеснули.
– «Помогайте, если вам хочется, – не сильно улавливая суть разговора, безразлично кивнул дракон, – а если что, я и сам неплохо могу себя защитить».
– Хорошо… – матушка Миртэй медленно поднялась из-за стола и по-кошачьи мягко двинулась к большому обитому кожей и сталью сундуку; вытащив из него прозрачную колбу с бесцветной жидкостью, открыла ее и протянула Тоги. – Выпей.
– «Что это?» – насторожился дракон.
– Маскировка – иллюзия, которая скроет тебя от лишних глаз и ненужных проблем. Но помни – самая мощная иллюзия начинается с тебя, когда ты сам веришь в то, что видишь…
Вытянув шею и прикрыв глаза, Тоги чутко принюхался к таинственной жидкости, а потом одним махом опустошил колбу. Содержимое его не пугало – драконы устойчивы к отравам, к тому же после битвы в Гиеньей Гриве Тоги заполучил иммунитет к яду виверна, который раньше нес для него существенную опасность.
Проглотив зелье Тоги никаких изменений не отметил, по крайнем мере сразу. Кивнув на прощанье матушке Миртэй, он преспокойно отправился в свою клетку.
Он улегся на примятый лежак из старой соломы, решив вздремнуть, но сон никак не шел. Поднявшись на ноги, Тоги покрутился на месте, как пес, и вновь попытался улечься, но отчего-то ему стало еще неуютнее и беспокойнее.
Решив не мучиться более, дракон выбрался из клетки и, подчиняясь ставшему привычным уже притяжению, побрел в сторону кибитки Джилл. Подойдя к открытому настежь окошку, принюхался и, убедившись, что девушка мирно спит в своей постели, занял пост в ближайших кустах.
Тоги всегда умел застывать, будто каменный, и мог просидеть недвижно несколько часов – необходимый навык для охотника, только теперь сидеть тихо у него никак не выходило. Тело постоянно передергивало: зудело под кожей, а по конечностям проходили неконтролируемые волны мелкой дрожи. Тоги злился, решив, что просто перенервничал и устал. Он пытался совладать с собой и даже не заметил, как к жилищу его подруги бесшумно приблизилась невысокая тень.
Предупреждающее храпение Молодого заставило Тоги отвлечься от безрезультатной борьбы с собой. На откидной подножке кибитки стоял Глобер и настойчиво стучал в дверь.
– Открой, – требовал он, барабаня узловатыми пальцами по натянутой на деревянный каркас коже. – Открывай, Джилл, мне нужно поговорить с тобой.
Обнаружив незваного гостя, Тоги весь напрягся и подобрался, словно перед прыжком. Два хищных алых огня просветили листву импровизированного прикрытия. А карлик, тем временем, не унимался, стучал и требовал все настойчивее, пока ему, наконец, не открыли.
– Уже поздно, Глобер, – прозвучал из глубины кибитки сонный голос. – Я спала уже…
Джилл затянулась сладким зевком, но карлик сердито бросил ей.
– Выходи, живее!
– Ладно…
Спустя миг девушка спрыгнула с подножки на траву. Кутаясь в длинную накидку, взглянула на позднего гостя сверху вниз. Притаившийся рядом Тоги напрягся, чувствуя, как деревенеют от напряжения мышцы, а в кровь начинает кипеть от ярости. Ноздри судорожно двигались, тянули воздух, заставляя дракона звереть от того, что такой желанный, манящий запах Джилл мешался то и дело с неприятным, раздражающим духом чужого мужчины.
– Тянуть я не буду, скажу прямо, – начал было Глобер, и тут же обернулся, чувствуя на себе чей-то недобрый взгляд; дракона он не заметил, поэтому, списав подозрения на волнение, поспешил продолжить. – Я беру тебя в жены, но, свадьбу играть не будем. На днях пригласим священника из Паны и покинем цирк.
– Покинем? – в голосе Джилл отчетливо прозвучало непонимание.
– Безусловно. Фирапонта слишком опасна, чтобы оставаться тут. Я все решил…
– Решил? – Джилл раздраженно тряхнула короткими волосами. – А как же я? Как же мое мнение? Я не хочу покидать цирк, да и согласия тебе пока не давала.
– Согласие? – надменно фыркнул Глобер, приблизившись к девушке ухватил ее за руку и заставил склониться к себе. – Посмотри на себя! Кому ты нужна? Безродная беззубая циркачка! Ты должна благодарить небо за то, что такой обеспеченный человек как я снизошел до тебя!
– Ты мерзкий, не зря боги наградили тебя соответствующим обликом, – не став терпеть обиды, язвительно прошипела Джилл.
Глобер тут же побледнел от злобы и дернул свою несостоявшуюся невесту за руку, отчего та чуть не упала на землю…
Это стало последней каплей. Тоги со скоростью молнии выпрыгнул из укрытия и, рыча, накинулся на соперника. Встретившись лицом к лицу с разъяренным драконом, тот завопил, но голос сорвался на предательский сиплый писк. Огромные челюсти разомкнулись, скрывая голову Глобера за частоколом зубов, но тут же застыли, так и не сомкнувшись до конца, повинуясь высокому и испуганному окрику Джилл.
– Что ты делаешь! Остановись! Перестань сейчас же…
Не смея ослушаться, Тоги выпустил из пасти голову жертвы. Бездыханное тело карлика рухнуло на траву, окрасив ее алыми каплями, брызнувшими из распоротых острыми клыками висков.
– Ты убил его! – оттолкнув опешившего дракона, девушка кинулась к распростертому телу горе-жениха. – Как ты мог!
«Да жив он, – с уверенностью заявил Тоги, – вырубился просто».
– Вырубился? Он весь в крови и не дышит! Ты жестокое чудовище, Тоги…
«Значит, я чудовище?» – дракон раздраженно хлестнул себя хвостом.
Возможно, он и впрямь поступил с проклятущим карликом слишком сурово. Возможно, он не заслужил похвалы, даже за то, что вступился за честь понравившийся девушки. Все возможно… Только резкие слова Джилл больно кольнули в самое сердце. Ревность тут же сменилась обидой и разочарованием. «За что? Несправедливо!»
Смерив циркачку похолодевшим взглядом, Тоги угрюмо побрел прочь. Сообразив, что зря обидела дракона, Джилл умоляюще взглянула ему вслед, но тут же склонилась к застонавшему Глоберу. Слава небу карлик не погиб – отделался парой рваных ран на голове.
Вот она, ревность дракона… Подоспевшая на происшествие матушка Миртэй, охнув, присела возле раненного. Прошептав пару заклинаний, махнула рукой паре ждущих в стороне мужчин-циркачей:
– Отнесите его в мой фургон. А ты, – холь строго посмотрела на перепуганную, бледную Джилл, – вертихвостка, смотри у меня! Иди, ищи теперь своего ревнивого поклонника…
Каждый сам по себе – так звучал их негласный договор, поэтому в Пану Сим отправился один. Юноша собирался отыскать там старых знакомых и дальнюю родню – всех тех, кто милостью небес мог остаться в живых после колдуньиных изуверств.
Фиро появляться в городе не спешил. Рыская по окрестным дорогам он вспоминал все знакомые с детства потайные тропы, укрытия и пути. Иногда память подводила, но утончившееся чутье уверенно вырывало из помутневших воспоминаний запахи прошлого, тянущиеся здесь ото всюду: от дорожной пыли, от лежащих в траве валунов, от старого погоста на севере поселения, от буковой рощи на востоке, даже от людей, которых он старался сторониться, пахло чем-то неуловимо знакомым, почти родным. Запах родины…
Покрутившись вокруг Паны, Фиро направил коня по старой дороге, что вела к его дому. Он не питал иллюзий – Сим рассказал, что от неприступного замка Араганы за прошедшие десять лет не осталось даже камня. Только слова – одно, а реальность – совсем иное. И даже стойкий и хладнокровный Фиро не смог удержаться от острой боли, пронзившей сердце при виде заросшей бурьяном поляны, на краю которой сиротливо торчала одна из построек бывшей псарни. Небольшой сарай с просторным чердаком наверху – раньше там держали старых, израненных на охотах, доживающих свой век животных, а под крышей складывали солому для подстилок. От сарая до сих пор веяло прелой соломой и псиной.
Спешившись, осторожно и бесшумно Фиро приблизился к постройке. Несколько минут он прислушивался и принюхивался – людей поблизости не было, по крайней мере живых. Из открытых ворот псарни отчетливо тянуло мертвячиной. Запах, правда, был старым и трупа, источавшего его, скорее всего уже не имелось в наличии.
Решив проверить догадки, Фиро шагнул внутрь. Тихо прошел мимо открытых настежь клетей, чувствуя, как многолетний песий запах окрасился кровавыми нотками. Не удивительно – там и тут на полу виднелись темные пятна въевшейся в дерево крови. «Первым делом она перебила всех собак…» – проплыли в памяти слова.
Несколько высушенных временем мумий валялось в дальнем углу: от них не осталось почти ничего – невесомые клочья белой шерсти на пожелтевших костях.
Оторвав взгляд от мумий, Фиро насторожился – людской запах отчетливо выбивался из сонма других. Парень крутанулся на месте, отыскав источник, заглянул в одну из клетей. Там кучей лежали человечьи кости – достаточно свежие, хоть и полностью обглоданные от мяса.
Фиро подошел, протянул руку, вытягивая из-под них алый медальон, с которого на него равнодушно взглянула золотая кроличья морда. Уже собравшись швырнуть вражескую побрякушку обратно, наследник Араганы замер, чувствуя спиной чей-то пристальный взгляд.
Ему позволили развернуться, но когда рука медленно потянулась к рукояти одного из мечей, воздух завибрировал от утробного рычания. За спиной, перегородив выход из сарая, стоял пес – белоснежный и громадный, как снеговая сопка. Он глухо ворчал, скаля кривые, чуть желтоватые клыки, но уши при этом не жал и даже хвостом чуть повиливал.
Фиро спокойно опустил руку – в тот момент меч был ему ни к чему. Он пристально вгляделся в изумрудно-зеленые глаза зверя; внимательный взгляд скользнул по косматой шее и остановился на запутавшемся в шерсти обрывке ожерелья из резных деревянных бусин. Этот нелепый подарок пес получил когда-то от Йоши – так что вариантов не было…
– Трава, это ты? – Фиро вытянул перед собой руку и присел на корточки. – Помнишь меня? Иди сюда. Ко мне.
Зверь перестал рычать и, тихо поскуливая, подошел к человеку. Мелко виляя зажатым под задними ногами хвостом, непонимающе обнюхал воскресшего из мертвых хозяина, чуть не свалив его на пол. Убедившись, что перед ним живой и настоящий Фиро, могучий араги радостно взвизгнул и повалился кверху брюхом на доски заброшенной псарни.
– Прости, Трава, я всегда был плохим хозяином, – Фиро задумчиво похлопал пса по мощной груди. – Буду исправляться…
В памяти вновь проступили воспоминания, потекли потоком, потянулись нескончаемой чередой… Три щенка, которых подарил ему отец, возятся в траве у ног: Фиро совершенно точно помнил их имена – Весна, Заря и Трава… Безразличие и обида. Надменный, высокомерный взгляд брата Айзе, которому отец отдал лучшего боевого коня, а не каких-то бестолковых щенков… Злоба, обида, зависть – глупые детские реакции на то, что кто-то получил больше, чем ты сам.
Как же глуп он был тогда. Обижался на отца, завидовал старшему брату, не слушал друзей. Ведь все было: и семья, и дом, и друзья, и цели, и мечты. А потом все исчезло, цепью ускользнуло во тьму, сгинуло в беспощадных и жадных пальцах Клодии.
Из глубин небытия четко возник образ Айзе. Старший брат – широкоплечий, темноволосый, высокий, в дорогой сверкающей броне… Так обычно рисовали легендарных героев на книжных гравюрах. «Айзе, дурак, зачем ты связался с Клодией? Чего хотел? Вечной жизни и вечной славы?» – глаза задумавшегося о прошлом Фиро мрачно сверкнули. Он вспомнил, как проклятая колдунья подмяла под себя, приручила Фирапонту, как собрала избранный круг, в который пришли те, кто не смог совладать с собственным тщеславием. Даже невероятно умный и проницательный Шайя не устоял… Один Фиро не повелся на обещания колдуньи, не поверил, за что поплатился – под страхом смерти друзей взял вину за многочисленные ритуальные убийства на себя. Но все было тщетно – такие, как Клодия, слова не держат. Юта и Йоши погибли, ибо ничто уже не могло их спасти. Смертельная цепь звякнула, потянулась, утаскивая в небытие всех: друзей, брата, родителей, а потом и половину Фирапонты…