Позднее должны были приступить к тренировкам их старшие коллеги. Едва глянув на гибкие обольстительные тела, Арчер двинулся дальше, в главный салон. Там над людским гомоном возносились развлекательные мелодии. Он попытался отринуть тревоги и приказал себе расслабиться.
Когда он проходил мимо закутанной в атласные одеяния девушки, та обернулась.
— Потанцуйте же со мной, адмирал.
Задумчивая улыбка, сопроводившая эти слова, принадлежала старухе: лицо девушки, которой было от роду лет двадцать, искусственно состарили так, что выглядела она девяностолетней. Щеки покрылись морщинами и запали под многослойной косметикой, зеленые глаза слезились и гноились. Сочетание древнего лица с юным телом наблюдалось по всему салону: надо полагать, оно сейчас в моде, хотя стандарты женской красоты во всех сложно устроенных обществах стремительно меняются. И хотя вид натренированных в искусстве любви девочек почти не возбудил Арчера, сейчас, когда дряхлая морщинистая щека партнерши коснулась его собственной, по телу адмирала пробежала дрожь: это многое говорило о мощи социальных устоев.
Он задумался, не пригласить ли ее к столу, хотя знал, что в ее возрасте сейчас модно воздерживаться от сексуальных связей. Она наверняка девственница, с искусственно восстановленной плевой, и память о всех прежних партнерах стерта из ее разума. Однако тут мелодия стихла, танец прекратился, и позади прозвучал тяжелый, с присвистом, возглас:
— Ага, вот вы где, адмирал!
В салон ворвался хряк, в котором Арчер узнал исполняющего обязанности старшего артиллериста эскадры. Человек небрежно приветствовал свинью. По уставу командные должности полагалось занимать исключительно людям, но людей на полный состав никогда не набиралось, поэтому на такие посты в рутинном порядке назначали животных. Свиньи казались лучше всего пригодными для подобных обязанностей и, действительно, с энтузиазмом стремились к ним.
Исполняющий обязанности старшего артиллериста запыхался. Вскинув щетинистую морду, боров хрюкнул:
— Адмирал, у нас сегодня не слишком удачный денек, не правда ли?
Пробормотав вежливое извинение в адрес девушки с лицом старухи, Арчер отошел к буфету вместе с боровом.
— Времена такие, — заметил он, чтобы как-то поддержать разговор. — Всякие досадные происшествия, понимаете ли.
— Досадные происшествия? Какие такие досадные происшествия? — Боров сунул рыло в корыто за своими лакомствами, Арчер же обозрел разложенные на столиках человеческие деликатесы. Выбрав небольшой сосуд в форме колбы, он стал потягивать из него через соломинку холодную густую пурпурную жидкость с кремообразной пенкой. Коктейль с гашишем тут же поднял ему настроение.
— О да. Интеллектуально он почти равен человеку. К сожалению, манеры у него настолько омерзительные, что мы вынуждены были посадить его под замок.
Он указал на потолок: там горел световой индикатор работы болевого излучателя.
— Робоклерки заботились о нем в младенчестве. Они даже научили его работе с документами, так что в некотором смысле он образован.
— Твои робоклерки? И что, у него за всю жизнь не было никакой другой компании?
— Ой, Лопо, перестань, не разочаровывай меня, — ответил Насименту, заметив выражение лица гостя. — В производстве химер нет ничего незаконного.
— При наличии лицензии — нет.
— Если надо будет, получу. Это ж музей, как-никак. — Насименту помолчал, размышляя. — Знаешь, а меня не удивляет, что химеризацию в Диадеме забросили. Межвидовая генетическая манипуляция не так проста, какой кажется. Так сложно выдержать правильные пропорции… вот взять хотя бы Паута. Он составлен из генетического материала одних только приматов, лучшего, что может предложить природа, и посмотри, каким невыносимым получился. Раз уж ты привлек к нему мое внимание, нужно, пожалуй, от него избавиться. Я и хотел, но меня что-то отвлекло. Он даже как наглядный пример неудачного эксперимента больше никакой ценности не имеет.
Гость ощетинился.
— Что я слышу! Ты предлагаешь убить ни в чем не повинного второрангового подданного Империи?
— А он что?.. А, ну да. Ну ладно, не лезь в бутылку.
Насименту поспешно вышел из комнаты — в действительности увеличенного коридора, — где жил Паут. Двое не обменялись больше ни словом, пока не вернулись к Насименту в кабинет. Куратор шуганул парочку роботов, которые расположились там поиграть в шахматы.
Лопо де Кого уселся. Насименту поставил перед ним бокальчик пурпурного ликера.
— Не знаю, почему ты так возражаешь против моих экспериментов с химерами, Лопо. Я-то считал тебя симпатиком всей этой камарильи всеземельников-биотистов?
— Торт, ну блин, это же было еще в студенческие годы, — недовольно отозвался Лопо. — Ладно, забудь про химер. Боюсь, у меня более серьезный предмет для обсуждений. Правда ли, что ты наделяешь искусственным интеллектом существ, не относящихся к млекопитающим? Это уж точно совершенно незаконно.
— Не уверен, что соглашусь с тобой. Ты забываешь, что особым декретом музею дарована полная свобода экспериментов во всех областях науки.
Де Кого закусил губу. Такой ответ был для Насименту типичен: если куратора начинали тормошить насчет его опытов, Насименту неизменно ссылался на какой-то древний декрет правителя планеты, с тех пор никем не отмененный. Впрочем, он еще ни разу не предъявлял этого документа.
Де Кого был старым другом эксцентричного куратора, но его личная привязанность в данном случае конфликтовала как с отношением к деятельности Насименту, так и с должностными обязанностями инспектора. Было ясно, что моральный кодекс Насименту (а возможно, и его рассудок) пострадал невосстановимо.
К тому же старый приятель проявил себя дилетантом. Его заявления о трудности генетического смешивания выдавали в нем невежду. Генетики Диадемы возвели работу с химерами в ранг высокого искусства. Химеры в дни славы Империи превосходили численностью обычных людей. Клеточное слияние уже начинало вытеснять секс как метод воспроизводства.
В том и состояла идея всеземельников-биотистов: они утверждали, что границы между видами должны быть стерты, а весь класс млекопитающих со Старой Земли сольется в единое общество. Биотистская философия, однако, не пользовалась популярностью. Многие чистокровные люди опасались, что гены человека разумного растворятся в общем пуле, и радикальное смешивание генетического материала постепенно вышло из моды. Применяли его теперь в основном косметологи. Люди Диадемы обращались к химерицистам и сдавали зиготы, чтобы спроектировать будущего ребенка с примесью определенного животного. К примеру, примесь тигра добавляла безошибочно узнаваемой харизмы.
Хотя подавляющее большинство населения Диадемы составляли животные, де Кого сомневался, что у биотистов есть шанс добиться своего. Слишком значительными оказались преимущества альтернативного подхода: животных наделяли искусственным интеллектом, редактировали их гены лишь в отношении телесных пропорций или, иногда, для нужд хирургии, наделяли органами речи. Люди оставались расой господ.