– Я ж понимаю, гормоны, то-се. Но мне-то виднее.
Из своего министерского кресла, добавляю я про себя.
– Рано ему этой хренью увлекаться. Ну, в смысле, женитьбой. Я на него наехал… Ну, не так чтобы… Вежливо. Мол, рано… В общем, она уехала. А он два года забыть не может. Даже фамилию не знает, ни адреса, ничего, а телефон не отвечает. На распределении сам Новосибирск выбрал. Я так понимаю, он ее там найти хочет. Ты имей в виду.
Интересно, что именно я должен иметь в виду? Помешать чудесной встрече или наоборот содействовать? Но вслух уточнять не стал.
– Ты не думай, он в ментовку честно поступил. Есть в нем интерес к нашему делу, нюх какой-то особенный. Может, гены?
Оставляем на этом министерские гены и переходим к следующему стажеру, Саше Игнатикову.
Пока Ваня Попов загибал передо мной, как они мечтают раскрывать таинственные преступления, Саша глазел в окно, видимо, как раз на автомобильные пробки, и один раз зевнул.
Александр Игнатиков, чемпион Москвы по дзюдо. А так и не скажешь, довольно стройный юноша. По молодежи плюнул на дзюдо, занимался мотокроссом в обществе «Динамо», тоже занимал места. Автоматически приняли в Полицейскую академию.
Ему и тренер обещал: на лекции ходить не обязательно, если быстро ездишь на мотоцикле. А Саша в конце второго курса заполучил перелом запястья, причем не на мотоцикле, а во время альпинистского похода с друзьями.
С виду не скажешь, что урод – кисть гнется во все стороны, как у Ференца Листа. Но с мотоспортом или дзюдо в плане высших достижений перелом уже не совмещается. Пришлось курсы оканчивать по-честному. Ну, как по-честному? Там, где прямо напрашивалась двойка, ставили тройку в память о прошлых спортивных рекордах.
Эту историю я узнал от заместителя начальника Московской академии по воспитательной работе Артема Дыненкова. С Артемом в конце восьмидесятых мы вместе заканчивали Омскую школу милиции. Ему я позвонил сам, чтобы навести справки.
– Ментом он точно не будет, – предсказал замполит. – Ни желания, ни интереса. В Новосибирске у него дядя-бизнесмен, типа местного олигарха. Похоже, Игнатиков намерен влиться в семейный бизнес.
Павел Витицин. Воспитывался в детдоме. С детства имел предрасположенность к компьютеру и правонарушениям. Но тут возникла на жизненном пути инспектор детской комнаты полиции Ирина Николаевна Видулина.
Между двумя разными людьми сразу возникла взаимность. Он к ней потянулся, как к матери, она рассмотрела в нем что-то вроде сына. Парень исправился, не считая того что компьютерная зависимость из головы так и не исчезла. Видулина чуть не за руку привела Пашу в Академию. Он учился на последнем курсе, когда она умерла на операционном столе. Для Павла это была огромная потеря.
– Он очень переживал, – рассказывал по телефону Дыненков, – с тех пор сильно изменился. Стал более закрытым, что ли… Почему его вдруг потянуло в Новосибирск, понятия не имею. Одно ясно, что все трое к вам попросились сами.
Х х х
– Хотите участвовать в раскрытии конкретных преступлений? – переспросил я в ответ на угрозу стажера Ивана Попова сменить наставника.
Попов энергично подтвердил такое намерение. Прочие энтузиазма не проявляли. Игнатиков считал машины за окном, Витицин терзал какой-то гаджет, планшет не планшет, и, кажется, вообще не интересовался, о чем идет речь.
Я вошел в оперативную сводку. Пробежал глазами список последних происшествий.
– О, – вскричал я радостно. – Как раз для вас есть таинственное преступление. Сегодня ночью с веревок на балконе пенсионерки Коромысловой И.А. на третьем этаже беспрецедентно похищено мокрое постельное белье… в количестве штук. Раскрытие этой зловещей кражи навсегда прославит ваши имена. На все расследование вам дается не больше трех дней, и приведите преступника в наручниках.
Я хотел сказать: раньше, чем через три дня не возвращайтесь, и только в последний момент изменил формулировку.
Когда они уходили искать белье, я расслышал, как Игнатиков злобно зашипел на Попова:
– Какого хрена ты к этому придурку привязался?
– Во-во! – подтвердил Витицин. – Ибо сказано: не буди спящего придурка!
– Занимались бы своими делами, – приводил аргументы Игнатиков. – Сам ищи свои вонючие наволочки!
Догадка мелькнула с быстротой Усейна Болта: придурок, надо понимать, это я!
Надо бы припомнить.
Х х х
На следующее утро меня ждал неприятный сюрприз.
На стульях возле моего кабинета дожидались Попов и глубоко мне известный потомственный и неизменный бомж Корыто, он же мой информатор в редких случаях. В смысле, Корытин. Если бы вместо меня перед кабинетом оказались Ильф и Петров, они бы в один голос подтвердили, что Корыто явно воздух не озонировало. На нем красовались наручники.
В кабинете Попов доложил:
– Вот он украл белье.
Корыто возопило:
– Гражданин начальник, вы ж меня знаете, как самого себя. Что бы я?! Мы ж с вами сколько лет знакомы!
– У меня есть все доказательства и улики, – с гордостью доложил стажер
Уставив на Корыто пронзительный взгляд, я спросил просто и доходчиво:
– До мокрухи докатился?
– Это не я! Клянусь! Просто оказался…
– В нужном месте в нужный час?
Во мне что-то щелкнуло. Обычным местом обитания Корытина был как раз район около пансионата «Парус».
– Выкладывай все, – грозным голосом велел я.
– Это было дней пять назад. Примерно, в час-два ночи. Мы там с одной… зависали на моей фазенде, то есть на моем обычном месте, на берегу. Уже и костер погас. Подъехала машина, водитель вытащил с заднего сиденья... ну, явно труп… и сбросил в реку. Там глубоко, течение быстрое и сразу уносит на середину. Но я толком ничего не рассмотрел, ночь же, метров пятьдесят от нас. Ни машину, ни водителя. А расспрашивать, сами понимаете…
Я развернул довольно подробную карту участка, на которой Корыто не без труда обнаружило место своей стоянки и с какой стороны подъехала машина. По крайней мере, стало понятно происхождение костровища.
– Чтоб мне подавиться, я здесь не при делах! – вскричал он с такой горячностью, что я испугался, как бы из него не посыпались искры и не подожгли управление.
– Вообще-то я не ту «мокруху» имел в виду, а мокрое белье с балкона, – рассеянно заметил я. – Это я так пошутил.
– Ну и шуточки у вас, гражданин начальник! Такие шуточки знаете на сколько лет тянут? Я в гости приезжал к знакомым, спать было не на чем… Не стану же я в моем возрасте прямо на полу…
– Ладно, иди. Если понадобишься, я тебя найду.
– С удовольствием, я всегда на месте.
– Как это? – возмутился Попов. – Я жизнью рисковал по подвалам. Между прочим, он меня укусить хотел!
– Все простыни соберешь, перестираешь и вернешь на тот же балкон, – распорядился я вслед Корытину.
Продолжение
Тем временем со стажером-спортсменом Игнатиковым, который намеревался ментовскую зарплату поменять на счет в банке в рамках предприятия своего дяди-олигарха, происходили следующие события. Я узнал об этом позднее, но опишу теперь.
Как было замечено классиком? Дескать, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему? Несчастье дяди Вити Горелова и его семьи было обусловлено такими реалиями, которые не мог предположить писатель Лев Толстой в своем добрейшем девятнадцатом веке: они были связаны с рейдерским захватом.
Когда Саша без приглашения и предупреждения явился в дядин офис, чтобы обрадовать родственника, то обнаружил там изъятие документов фирмы по полной программе: каски-маски, автоматы-маты. И даже одну особенно отчаянную сотрудницу, которая продолжала выказывать возмущение действиями автоматчиков, все еще удерживали на полу лицом вниз и чуть ли не приставив к затылку ствол.
Тут заходит Саша Игнатиков… Его тоже хотели сразу приобщить к делу, но он предъявил удостоверение, и тогда его попросили всего лишь не путаться под ногами.
Когда разгром фирмы завершился, ослабевший и внезапно постаревший дядя Витя Горелов смог обнять племянника. При этом его худенькое тело чуть не скончалось от глубины чувств.
В разоренном кабинете дядя Витя рухнул в кресло, хватил коньяка от недоразграбленной бутылки и описал московскому племеннику историю падения.
Объективно говоря, Горелов сроду не являлся законопослушным налогоплательщиком: хитрил, как мог, укрывал, как мог, и вообще… не исключено, что был причастен…
Однако в данном случае он явно оказался жертвой еще более отвратительного типа, которая (то бишь жертва), если не вызывает симпатии, то, как минимум, сочувствие.
Вот краткая история последнего периода хозяйственной деятельности дяди Вити. Вместе со своим давним и неизменным одноклассником и партнером Женей Зоновым они затевали все свои проекты – от возможного обольщения десятиклассницы Солодовой до строительства гигантского торгового центра в центре Новосибирска.
С Солодовой тогда не срослось, зато получилось с ТЦ и некоторыми другими проектами.
Взаимодействие партнеров происходило таким образом: всеми непосредственными хозяйственными – кирпичами и асфальтом – делами занимался Горелов, а Зонов принимал стратегические решения, добывал деньги, находил инвесторов и затем их «кидал», а также от любви к публичности выступал по телевизору. Желание вращаться и блистать побудило его поступить в Государственную думу, благо, средств к тому времени хватало.
На почве бухгалтерии между друзьями произошел раскол. Деньги – лучшая почва для ссоры бизнесменов. Каждому из партнеров стало казаться, что он делает для фирмы больше, чем другой. Антагонизм амбиций привел к тому, что Зонов для начала «отжал» у дяди Вити закрытую базу отдыха на берегу Оби и организовал там нечто вроде роскошного притона для вип-персон .
Точной информацией дядя Витя не располагал, но определенно утверждал, что там зависают крупные бизнесмены и политические деятели, в том числе федерального масштаба. Настолько все привлекательно устроено, что из Москвы на выходные приезжают.
Вторым актом драмы стала смена собственника торгового центра.
Главной общей собственностью компаньонов до сих пор оставался цементный завод. Денег у депутата Зонова и без того хватило бы на десять жизней, но он полагал для себя делом чести отнять у школьного друга последнее добро и вообще обмокнуть его как можно глубже в те субстанции, о которых не принято говорить в приличном обществе. Вот до чего может довести школьная дружба!
В этом месте драма все больше стала напоминать трагедию. Двадцатилетнюю дочь Горелова Лизу арестовали за хранение наркотиков, хотя Лиза, по словам дяди Вити, наркотики видела только в кино и с трудом разбиралась, с какой стороны прикуривать обыкновенную сигарету.
Зонов объявил, что готов содействовать скорейшему освобождению бедной девочки в обмен на подписи партнера в нужных документах. А теперь вот еще и обыск….
Дядя Витя резюмировал:
– За свободу дочери, чтобы с ней было все в порядке, я бы отдал и последние деньги, и последние зубы. Но проблема в том, я уверен: когда я передам завод Зонову, он не то что не отпустит Лизу, но наоборот сделает все, чтобы она запуталась в колючей проволоке как можно прочней и больней, на максимально возможный срок. Вот тогда это станет его настоящей победой, истинным триумфом.
Х х х
Корыто ушло, я открыл окно, чтобы свежий воздух омыл ноздри.
– А мне что делать? – напомнил о себе Попов.
– Мне чет совсем некогда, сам поройся в сводке, выбери что-нибудь достойное, а я похлопочу, чтобы тебе досталось.
Я не сомневался, что он первым делом выберет исчезновение одного необыкновенного бронированного автомобиля с неисчислимым количеством денег внутри. Машина шла из Барнаула, везла крупный нал для одной компании и неподалеку от Бердска прямо с трассы исчезла без следа, совсем как в романе Чейза «Весь мир в кармане». Но кто бы его туда близко подпустил, будь он хоть из Москвы, хоть из самой Американской полицейской академии?
А Попов весь напрягся и вдруг молвит человеческим голосом, да еще так проникновенно: товарищ майор, вот оно дело всей моей жизни, хочу, говорит, раз и навсегда разобраться с телефонными мошенниками.
Обыкновенно телефонами зеки развлекаются. Им все равно делать нечего, обзванивают все номера подряд: здравствуй, мама, я тут в аварию попал, звоню с другого телефона потому, что свой разбил, чтобы закрыть дело, гаишник просит десять тысяч, я сам-то не смогу подъехать, а от них сейчас прибудет человек. В этот момент трубку перехватывает второй зек, чтобы мама чего-нибудь не заподозрила по голосу. В общем, нюансы долго объяснять. Главное, что в итоге мама достает десятку.
Звучит довольно неправдоподобно. Но, между прочим, один местный артист разговорного жанра из второй колонии несколько лет назад на этом сюжете сколотил себе несколько миллионов рублей. Главное, не скажешь, что все люди, в смысле, потерпевшие, такие уж растяпы и разини, но ведь ведутся! Я больше скажу…
Всем известно, что в полиции служат исключительно умные люди, то есть на редкость. У нас на аттестациях знаете как гоняют по теории? Вспотеешь!
Одному нашему полковнику из отдела охраны поступает звонок: папа…
– Вася, ты?
– Да, это я, твой Вася.
– Плохо слышно…
– Это потому плохо слышно, что я только что на своей машине случайно подрезал тут одного на улице имени Покрышкина, теперь должен двадцатку, иначе через десять минут ты получишь мой отрезанный мизинец с правой руки.
У папы-полковника не было проблем с двадцатками, да и мизинец жалко. Он передает посыльному требуемую сумму. А потом у него среди огорченных нервных окончаний мелькает гениальная догадка: надо включить мозг! И тут он осознает, что Вася уже неделю загорает в Таиланде с женой и ребенком, поэтому, как бы ни старался, на улице Покрышкина, никого подрезать не смог бы при всем своем водительском искусстве!
В общем, встречаются разные, самые непредсказуемые изгибы сознания.
Дело о телефонном мошеннике, которое выбрал стажер Попов, заключало в себе ущерб в пять тысяч рублей. К тому же поймать такого преступника необыкновенно сложно, то есть ловить придется долго и нудно. И все же мальчик, доверху набитый амбициями, почему-то выбрал копеечное происшествие. Я насторожился.
– Ах да, – заметил он с небрежностью, нарочитость которой я подметил. – Понадобится официальное письмо для телефонной компании.
– Сделаем, – пообещал я, и мне стало понятно: на мошенника ему начихать, письмо нужно, чтобы по номеру телефона найти совсем иную личность – въевшуюся в мозг абитуриенточку.
Х х х
С утра Катя по обыкновению разгуливала по квартире в одних трусах, чем сильно смущала мой внутренний мир. Рядом со мной она уже давно перестала осознавать, что белые трусы на стройной загорелой попе могут являться мощным сексуальным стимулом для присутствующего поблизости мужа.
Взять хоть зеркало. На самом деле, когда ты все утро крутишься перед зеркалом в белых трусах, не будешь же воспринимать всерьез этот привычный предмет интерьера , будто он тобой любуется и готов вернуть тебя в еще несобранную постель, чтобы во весь свой стеклянный рост напасть сверху.