Я мысленно стонал. Какой голос, какой у нее голос. Какие руки! Тонкие запястья, длинные пальцы. Шея лебединая, соболиные брови, первый раз в жизни понял, что такое "соболиные", раньше только в сказках слышал. Нет, нет. Надо досчитать до десяти. Мало ли какой голос, может она специально тренировалась. Надо еще посмотреть, она, наверное, дура непроходимая, или характер злостный, не может быть так, чтобы все было вместе.
Через некоторое время поля и перелески сменились лесом. Хорошим таким, плотным смешанным лесом, и это мне понравилось.
— Вот здесь остановите, пожалуйста, — сказала Ирина на перекрестке. Я остановился.
— Если сейчас поехать налево, то попадем на Выселки. Там есть площадка, где машины оставляют, а к нашему дому можно перейти по пешеходному мосту, это недалеко. А вот если ехать прямо, то придется проехать лишних десять километров, всю деревню надо объезжать, а потом по деревне назад ехать.
Слово "выселки" мне не понравилось. Выселками хорошее место не назовут. Обычно выселяли асоциальный элемент и нарушителей общественной нравственности, но будет хорошо, если я ошибаюсь.
Говорю Ирине:
— Давайте проедем длинным, но коротким путём.
Проехав километров пять, мы свернули налево, и через некоторое время въехали в деревню.
— Так, вы командуйте, Ирина, я дороги не знаю.
— Всё просто. Сейчас направо, а потом два поворота налево, я скажу, где поворачивать.
Деревня действительно большая, не столько по количеству населения, сколько по площади. Дома стояли привольно, не жались друг к другу, совсем не то, что я видел в других деревнях. Глухих заборов нет, только легкие ограды из штакетника. Улицы широкие, метров под сто, заросшие травой. По центру улицы едва видна колея. Бродят утки, куры, собаки и три козы. В наличии имелось два магазина типа сельпо, библиотека, бывший детский садик, школа, сельсовет, клуб. Мы проехали практически по всей деревне, потом по переулкам. Действительно, лишних километров десять намотали. Последняя улица разительно отличалась от остальных. Такая же широкая, как и другие, но никаких зарослей крапивы, конопли и прочего травяного раздолья. Все лишнее выкошено, что надо покрашено, все аккуратно, никаких гнилых плетней и покосившихся заборов. Первая мысль: немцы, что ли здесь живут? Все дома одинаковые, но отличаются от прочих деревенских каменным фундаментом. Откровенных руин нет, но видно, что дома старые.
Мы подъехали к дому, который указала Ирина.
— Вот наш дом. Третий от оврага, — показала она в сторону выселок, — если там ставить машину, то гораздо быстрее дойдете. А я сейчас ключи возьму.
Она пошла к соседнему дому. Я сейчас умру, с такой походкой – и в деревне, стройная фигура, красивые ноги с некрупными икрами, это бесовское наваждение, надо закрыть глаза и досчитать до десяти. Это меня заманивают, однозначно. Это сборище аферистов. Подлавливают вот такого пожилого мужчину, ждут, пока тот слюни распустит и потеряет бдительность, вывозят к черту на кулички, потом раз, и готово. Нет, непременно, сейчас из дома выйдет кузнец, даст мне кувалдой по темечку, и все, прощай деревня, в таких лесах трупы удобно прятать.
Однако из дома вышла старушка, а не кузнец с кувалдой.
— Ой, Ирина! Здравствуй! Ты приехала? Тебе ключи, наверное, надо? — затарахтела хозяйка соседнего дома, мельком взглянув на меня. — Здравствуйте!
Вот это взгляд. Говорят, что женщине нужно семь секунд, чтобы составить мнение о мужчине. Этой женщине хватило трех миллисекунд. Бортовой вычислительный комплекс отдыхает.
Я приподнял кепи и, подобрав своему голосу подходящий тембр, произнес с интонациями моей первой жены:
— Здравствуйте, меня зовут Вольдемар. Я чертовски рад, что нелегкая судьба привела меня в эти чудесные палестины.
— А меня – Мария Афанасьевна, — ответила бабуля, — очень приятно.
Женщины ушли в дом, за ключами. Там, наверняка, с Ирины снимают первичные показания: кто таков, откуда, сколько лет, где работает. Так же будет ей сообщены результаты обследования, уж не знаю, что бабуля на мне насмотрела. Сглаз, наверное, и венец безбрачия.
Я, тем временем, бубнил про себя наставления святого старца Сирина про воздержание в пожелании и порочном сластолюбии. Стиснул зубы, потряс головой и пошел к дому. В машине же проснулся ребенок. Выползла, сонная, зевнула и выпалила без остановки:
— А что, мы уже приехали? А где мама? А вас как зовут? Вы будете жить в бабушкином доме? Она мне не бабушка, а прабабушка Тимофеевна. А мы не будем жить здесь, как жаль. Мама говорит, что далеко ездить. А мне здесь нравится, здесь хорошо. А вот сейчас каникулы, а я в городе сижу.
— Аня, — ответил я, — меня зовут дядя Володя, мы уже приехали и мама пошла за ключами. Может быть, я буду жить в этом доме. Пойдем, посмотрим, что к чему.
Я взял её за руку, и мы вошли во двор, а нас догнала Ирина. Зыркнула на нашу с Аней пару. Точно, неспроста это, она что, во мне педофила подозревает? Мнительная, точно, и психотравма у нее. Постараюсь спиной к ней не поворачиваться.
Двор зарос травой по самые… по пояс он зарос. Мы протоптали тропинку к дому, Ирина отрыла замок на веранду. Сказала:
— Вообще-то тут можно дом и не запирать. Народ здесь весь друг друга знает, никто не войдет без спросу. Вы имейте в виду, без приглашения никто даже во двор не войдет. Если вы не пригласите, так и будут у калитки стоять, а это обида. Или, некоторые специально не приглашают, если в ссоре. Но это редко.
Мы зашли в дом. Я встал на пороге, прислонился к дверному косяку и постарался прислушаться к своим ощущениям. Во-первых, в отличие от других деревенских домов, здесь стоял запах сухих трав каких-то, с неуловимым знакомым ароматом. Во-вторых, чистота и порядок. В-третьих, планировка. Мне это нравилось, и я сказал: "Здравствуй, дом".
Ирина с Аней прошли дальше. Я подошел к ним.
— Вот это кухня, там горница, две спальни. Вы смотрите сами. Вот тут вход в подпол.
Я ответил:
— Ирина, давайте решим, когда едем в город. Может не стоит суетиться, сегодня-завтра все посмотрим, вы мне покажете, расскажете, а я вас отвезу в воскресенье вечером. Мне все равно придется еще закупать всякое барахло в городе, так что все будет нормально.
Ирина согласилась, Аня обрадовалась, что будет в деревне. Ирина сказала:
— Вы пока ходите здесь все смотрите, а я с Аней схожу к тетке. Потом вернусь, вы все вопросы и зададите. Может еще, — она улыбнулась, — сходим искупаться.
— Договорились, — ответил я.
Ирина с Аней ушли, а я издалека любовался Ириной фигурой. Потом подобрал слюни и начал обход будущих владений. Я уже решил, что да, я покупаю этот дом. Хороший добротный дом, на каменном фундаменте, с прочными стенами.
ГЛАВА 4
Утром, после легкого завтрака, Урюнг Тыгын вызвал своего верного десятника Кривого Бэргэна и сказал ему:
— Мне сегодня плохой сон был. Завтра выезжать, а мне неспокойно на душе. Я сегодня буду в городской Управе, говорить буду. Потом к Старухам пойду. Скажи Ильясу, пусть приготовит дары. И еще. Мы поедем через земли Серой Лисы и Чёрного Медведя. Ты знаешь. Пусть Ильяс приготовит им подарки, я не хочу их видеть. Ты отправил Мичила и остальных?
— Бикташ уже уехал, остальные нет.
— Тогда задержи их. Скажи, что до земель Серой Лисы мы пойдем дорогой Отца, да пребудет с ним слава. Потом караван пойдет дальше, а мы свернём в сторону от аулов. Так же пройдем по земле Чёрного Медведя. Пусть Талгат выезжает вперед, выберет дорогу, и разгонят всяких бродяг. Мичил и Айдар пойдут с караваном. И отправишь завтра Тойонам подарки, пусть скажут, что я спешу в Урун-Хая, и не могу почтить их своим присутствием. Всё, иди.
— Хорошо, господин. — Бэргэн поклонился и вышел из комнаты.
Первым делом надо проверить, как его родня собирается в дорогу.
Он прошел на женскую половину, где его встретил гвалт, ругань и суета. И это всего-то две младшие жены и одна внучка. Хорошо, что старших жён оставил в улусе, иначе в дорогу не собрались бы никогда.
Тыгын поморщился, постоял, плюнул и пошел дальше. Однако, пройдя несколько шагов, вернулся. Он внезапно почувствовал желание. Зашёл к женщинам, взял за руку младшую жену, молодую и худенькую Дильбэр и повел в одну из спален. Не раздевая жену, задрал подол её халата и овладел ею. Дильбэр заплакала. "Опять плачет", — подумал Тыгын, — "надо будет подарить её кому-нибудь". Дильбэр он взял в жёны три луны назад, из одного из дальних наслегов, и она до сих пор не привыкла к жизни в городском доме Тыгына, и каждый раз тихо плакала, когда Тыгын входил к ней. Возможно, её обижали другие жены, но это никого не волновало. Тыгын вышел во двор, и не заметил, как другая младшая жена, широкобедрая Айбану, закусила нижнюю губу и на глазах у нее блеснули слезы.
Тойон прошелся по двору, среди суеты нашел Ильяса, хранителя амбаров. Возле повозок тот раздавал указания, народ подбегал, убегал, что-то тащили, что-то паковали, увязывали тюки, работа кипела.
— Ильяс, тебе Бэргэн все сказал?
— Да, господин.
— Тогда вот что. Моих жен и родню погрузишь в кибитки и отправишь большим караваном по дороге. А я с Бэргэном и Сайнарой пойду другим путем. Приготовь все на вьюках, без кибиток. И найди мне двух девок покрасивее, в прислугу. Дашь со мной народу, сколько надо, самых верных выберешь. Ты останешься в городе.
— Слушаюсь, господин.
— Подарки Старухам отправишь, как будут готовы, сразу к Храму, пусть меня ждут. Я позже там буду.
— Слушаюсь, тойон.
Солнце уже показалось над вторым куполом храма Тэнгри, осветило двор Пора выезжать в управу, на малый муннях тойонов.
Тыгын прошел к конюшне. Здесь суеты не было. К Тыгыну подбежал конюший, склонился в поклоне, доложил, что все лошади здоровы. Тыгын с размаху ударил его камчой по спине, разодрав ватный халат. Конюший взвыл:
— В чем я провинился, о Пресветлый Тойон?
— В том, что конюхи распустились и предаются праздности. Вчера Сайнара-хотун жаловалась, что твои конюхи глазеют на нее с бесстыдством. Поэтому ты сейчас найдешь того конюха и дашь ему пять плетей за то, что он пялился на нее, и еще пять за то, что пока он глазел на госпожу, он не смотрел за конями! Отправишь его в дальний наслег, пусть собирает кизяк и любуется на коров. В следующий раз я прикажу выпороть не только всех конюхов, но и тебя! Иди, прикажи, пусть седлают Мохсогола.
Тыгын еще раз несильно хлестнул его, показывая, что не сердится и прошел дальше в конюшню. Проверил на выбор трех лошадей, остался доволен. Конюший свое дело знает, но пороть все равно надо. Стоит только недосмотреть, как погубят всех лошадей.
Мохсогол, любимый жеребец Тойона уже был оседлан и стоял, перебирая стройными ногами. Тыгын вскочил на него, проехался по двору. Показал Бэргэну растопыренную ладонь и махнул рукой. Пятерка стражи сразу же заняла место за Тыгыном и они выехали за ворота.
Тем временем внучка тойона, раздала указания служанкам, что и как паковать, какие наряды брать, вышла на крыльцо дома, посмотреть на порку конюха – развлечение, какое-никакое, в этой скукотище городской жизни. Нечасто дед порол слуг, посмотреть стоило. Тем более что пороли недоумка, который недавно пялился на нее, как на простую девку. Впрочем, ничего интересного не случилось. Сайнара же думала о другом. Завтра они поедут в степь. А урок никто не отменял, надо идти учить, иначе дед будет ругаться. А может и плёткой отходить. Строгий дед, но добрый.
Тойон прибыл на муннях, собрание тойонов, вовремя. Еще даже не все собрались. В зале, украшенным бунчуками семи Старших родов, коврами и шелковыми яркими занавесями, тойоны раз в шесть лун, как и завещал Отец-основатель, для того чтобы выслушать градоначальника и решить спорные вопросы. Присутствие на этих собраниях было необязательным. Есть вопросы – приезжай, нет вопросов – приезжай, выпьем кумыса и бузы, похвастаемся друг перед другом. Не хочешь приезжать – не приезжай, но на тебя могут посмотреть косо.
Прибыли только пять тойонов, ввалились в зал, громко и уважительно приветствуя друг друга, стали рассаживаться за круглым массивным столом, стоящим на низеньких резных ножках. Круглый стол – это тоже от Отца-основателя пошло, да пребудет с ним слава. Тойоны Старших Родов равны между собой, и каждый из них ревностно следил за тем, чтобы никто не забрал себе влияния больше, чем другие.
Отец-основатель поделил Большую степь между семью Старшими Родами и тремястами Нижними родами, определил каждому из родов где селиться, где пахать и сеять, а где пасти. И построил Отец основатель Золотой Город – Алтан Сарай, и велел раз в шестьдесят лун собирать Улахан Муннях – Большое Собрание тойонов Старших Родов, чтобы они назначали управителя города, и не было в том городе власти тойонов – только власть градоначальника. И повелел Отец-основатель каждому из Старших родов построить город и править там, в своих пределах. Создал Он законы столь совершенные и справедливые, что вот уже целую вечность процветает Большая Степь, в довольстве и счастье живут ее жители.
Главным сегодня был Манчаары, Улахан Тойон Старшего Рода Серой Белки. Справа от него, как и положено, сел белый шаман, слева – черный шаман, но их слова не было, пока соблюдались заветы Отца-основателя. Сказал Манчаары:
— Во имя Тэнгри и Отца-основателя, да пребудет с ними вечная слава!
Слово говорил Алтанхан, нынешний градоначальник. Долго и витиевато приветствовал он уважаемых тойонов, нудно перечислял сколько поступило денег в казну, сколько и на что потратили и даже взопрел от усердия. Это было тойонам совершенно неинтересно, однако полагалось выслушать. Наконец Алтанхан замолчал.
Слово сказал Тыгын.
— Вчера я заходил в управу, уважаемый Алтанхан. И сегодня зашел, и был удивлен, что некоторые чиновники еще живы. Однако мне кажется, что ты забываешь наставлять своих подчиненных и воспитывать их в почтении к старшим.
Алтанхан покрылся красными пятнами и проблеял, дескать, недосмотрел, исправлюсь. Другие тойоны возмущенно загудели: все уже знали про вчерашний случай в управе.
Тыгын продолжал, не слушая его:
— Ты забываешь, что некоторые градоправители после службы отправлялись не в загородный дом, на достойный и заслуженный отдых, а на кол. И скажи мне, уважаемый, почему в городе торгуют золотой пылью? Почему эти люди до сих пор не болтаются на виселице, вместе с начальником городской стражи?
Манчаары добавил:
— Алтанхан! Мои люди вчера видели, как из города уезжала семья одного уважаемого мастера. Ты не помнишь, кто это? И куда он поехал? Ты же знаешь, что городские кузнецы не могут покидать Алтан Сарай без приглашения тойонов Старших родов. Никто из нас кузнецов не приглашал. Мы хотим услышать объяснения.
— Ты, Алтанхан, в течении семи дней найдешь нового начальника городской стражи или мы будем собирать Большой Муннях. А еще ты нам найдешь тех, кто разрешил выехать кузнецу и кто торгует золотой пылью, — добавил Алгый, Улахан Тойон Старшего Рода Красного Стерха.
Градоначальник позеленел от ужаса и затрясся своими тремя подбородками и необъятным чревом.
Тойоны переглянулись и вышли из зала для того, чтобы в соседнем помещении сесть за дастархан и за пиалой ароматного кумыса продолжить беседы. Ну и пообедать заодно. Тойоны, хоть и не могли править в городе, но управа содержалась на их деньги, и они сделали так, чтобы чувствовать себя здесь непринужденно.
Во время обеда Тыгын объявил всем, что здоровье его пошатнулось и шум города плохо влияет на его сон. Разлитие желчи, как сказал лекарь, требует лечения на родных аласах тойона.
На обед, помимо традиционных блюд, подали, по просьбе Тыгына праздничный ет. Все присутствующие оценили широкий жест Тыгына и стали наперебой приглашать в свои улусы. Тыгыну все застольные приглашения были хорошо известны: стоит ли тащиться в улус к другому тойону, потратив на это три луны, чтобы выпить пиалу кумыса? Ну, разве только на соколиную охоту. А с теми родами, через чьи земли ему придется ехать, его род находился в плохих отношениях.