Мы довольно долго, вероятно около двух часов, путешествовали по Общине. Много разных фигур запечатлелось в моём сердце. И как я был счастлив видеть их! Это всё были лица радостные, приветливые, спокойные. Были среди них и старые, и молодые. Были люди очень высокой культуры, поразившие меня своими манерами и образованностью, сквозившей в каждом слове; были и совсем простые люди, научившиеся грамоте и ремёслам в Общине.
Весь этот калейдоскоп лиц снова меня утомил, но утомил радостно, наполнив счастьем от удачно выполненного поручения. Что меня особенно поразило – все эти люди благоговейно благодарили Иллофиллиона за их спасение, совершённое им когда-то.
Невольно я задумался, когда же и как успевал Иллофиллион делать столько дел и удерживать в памяти образы людей в Индии, в Европе и Азии и, быть может, ещё и в тех странах, о которых я и понятия не имел…
Мы возвратились домой. Иллофиллион вызвал молодого брата, данного нам Радандой в качестве проводника по Общине, назвал ему имена тех сестёр из оазиса Дартана, о которых сказал мне, и велел через час зайти за мной, чтобы проводить меня к ним. Этот час Иллофиллион провёл со мной в своей комнате, где усадил меня в удобное кресло и кормил прекрасными фруктами.
– Сегодня, когда ты так нарушил все функции своего тела, ничего, кроме фруктов, не ешь. Если, возвратясь, почувствуешь голод, подожди меня, я захвачу тебе хлебцев от Раданды. Об Эте не беспокойся, я его приведу. Он ведь теперь очень хорошо воспитан.
В комнату постучал брат-проводник, Иллофиллион дал мне письмо и пакет для сестёр. Он ласково со мной простился, и я вышел в сад, думая всем сердцем, что Жизнь вновь зовёт и движет меня по своей великой Мудрости.
Глава 4
Мои новые знакомства в Общине. Часовня Радости. Выполнение поручения Дартана с помощью Раданды
Все люди, которым я относил письма Франциска, поразили меня своей жизнерадостностью. Но не одним лишь этим свойством запомнились мне встречи с ними. Каждый из адресатов активно окружал меня атмосферой своей простой доброты. И я на деле понял, каким образом человек сам куёт сеть связи со своим окружением. В моём сознании проявилась новая действенная идея: жить – значит выливать из себя эликсир Жизни – радость.
Я присмотрелся к брату-проводнику. Это был совсем ещё молодой человек, на вид лет восемнадцати, стройный и довольно красивый, хотя все отдельно взятые черты его лица были неправильными. В нём чувствовалась жизнерадостность и уверенность в себе. Шёл он легко и несколько раз принимался мурлыкать песенку; но каждый раз, поглядев на меня, он точно извинялся за нарушенное молчание, улыбался и умолкал. Я спросил его, давно ли он живёт в Общине.
– Давно, я здесь родился. Мать моя лет десять уже как ушла в скит уединённых. Как только увидела, что я хорошо учусь в школе и больше не нуждаюсь в её опеке, так и ушла.
– А что вы делаете сейчас?
– Сейчас я готовлюсь к сдаче экзамена на поступление в какой-нибудь университет, куда меня отвезёт Учитель Иллофиллион, если найдёт мои знания удовлетворительными.
При этих словах я остановился на месте как вкопанный и мгновенно превратился в «Лёвушку – лови ворон». Всего, чего угодно, я ожидал, но такой ответ не снился мне и в лучшем сне. Своим видом я насмешил брата. Он раскатисто расхохотался и меня заразил своим смехом – я залился, мальчишески забыв всё и вся.
– Бог мой, – отдышавшись, наконец, от смеха, сказал я ему. – Ваш ответ встряхнул меня, и даже вся моя усталость слетела. Ещё раз я убедился, что абсолютно не умею разбираться в людях, не умею угадывать их скрытые способности. Я ожидал всего, только не такого ответа. Я должен попросить у вас прощения: я даже не спросил, как вас зовут, считая свою встречу с вами случайной, мелькнувшей на один миг в стенах Общины. Я думал только об исполнении данного мне Дартаном поручения и… забыл поклониться Единому в вас. Простите меня.
Брат остановился, лицо его стало очень серьёзно, что изменило его почти до неузнаваемости.
– В вашем невнимании ко мне лично нет ничего удивительного, – сказал он ласково. И даже голос его изменился, стал глуше и теплее. – Каждый из нас пропускает без внимания сотни встреч, потому что не выработал привычки гибко и всецело переключаться полным вниманием от одного предмета к другому. Несмотря на то, что нас здесь с детства воспитывают, развивая в нас концентрированное внимание, я научился этому лишь тогда, когда отец Раданда стал заниматься со мной древними языками. Ах, какой он замечательный учитель, какая радость проводить с ним время!
Ответ брата ещё больше сразил меня. Я думал, что Раданда полусвятой. Но чтобы Раданда был учёным, знатоком греческого и латыни, которые он мог к тому же увлекательно преподавать!
– Вы ведь многих здесь посетили в сопровождении Иллофиллиона. Я был как раз у старого графа, когда вы отдавали ему письмо Франциска. Граф – знаток истории и выдающийся лингвист. С ним я проходил специальный курс мировой истории и литературы. Он дал мне так много знаний, что я не сомневаюсь в успешном прохождении экзамена по истории и языковедению.
– Скажите, как ваше имя?
– Меня здесь зовут Славой. Имя моё Вячеслав, а фамилия Силько. Вот мы и у цели. Обе сестры считаются у нас лучшими математиками. Я слышал, что у них есть дипломы из каких-то университетов, но так как они очень замкнуты и никому ничего о себе не рассказывают, то точно я о них ничего не знаю. Они живут здесь не так давно, не более десяти лет.
Мы подошли к хорошенькому домику, первому оранжевому по цвету, который я увидел здесь среди белых домов Общины. На балконе сидели две ещё не старые женщины. По их одежде я сейчас же узнал, что они из оазиса Дартана. Заслышав наши шаги, они подняли головы от книг, над которыми склонялись, и одна из них вышла нам навстречу.
– Ты что, Слава, ко мне?
– Нет, я привёл к вам келейника и секретаря Учителя Иллофиллиона, – ответил Вячеслав, кланяясь сёстрам и пропуская меня вперёд.
Лицо женщины вспыхнуло ярким румянцем. Её сестра поднялась на балконе, почти вскрикнув:
– Учитель Иллофиллион здесь? Когда же он приехал? С кем он и где?
Слава улыбнулся быстроте её вопросов.
– Вот этот брат всё вам толком расскажет. Я оставляю его у вас и через час зайду за ним.
Сестры пригласили меня к себе на балкон. Я рассказал им, с какой миссией прислал меня к ним Иллофиллион, и передал его письмо. Каждая из сестёр прочла письмо, и каждая отреагировала на него совершенно по-своему. Старшая, молчаливо приветствовавшая меня, заметно посветлела от радости. Лицо её выражало теперь счастье, почти экстаз. А младшая, засыпавшая меня вопросами, имела вид удручённый и скорбный.
– Я думала, конец, – прошептала она едва слышно, садясь в кресло у стола и впадая в апатию.
– Милая Рунка, перестань быть ребёнком. Разве ты не видишь, что Учитель даёт нам поручение? Неужели ты можешь принять в унынии первое поручение дорогого Учителя, спасшего нам жизнь?
– Да, конечно, ты права, Роланда. Но у меня нет больше сил жить здесь. Я хочу домой, в оазис, а оттуда – в широкий мир. Я больше не в силах жить здесь. Я хочу учиться и видеть людей. Можно же, наконец, нас пощадить, – разбитым голосом, со слезами говорила Рунка, перейдя на французский язык.
Роланда нежно обняла её, гладила её чудесные чёрные волосы и ласково, тихо отвечала ей на том же языке:
– Ты ведь сама знаешь, что этот приступ раздражения пройдёт. Никого добрей тебя нет, усердная моя сестричка. Вспомни, в каком состоянии ты была, когда Учитель Иллофиллион вывез нас сюда. Здесь ты окрепла, здесь ты многим принесла помощь. Утешься сейчас. Посмотри, как ласково и дружелюбно смотрит на тебя юноша. Он подаёт тебе пакет. Возьми. Он никак ведь не ожидал встретить здесь драматическую сцену вместо помощи, которую ему обещал в нас Учитель Иллофиллион.
Рунка отерла слёзы и жалобно, точно ребёнок, сказала мне:
– Простите, брат. Я десять лет не могу примириться, что оторвана от всего родного и близкого. Всё вспоминаю разлуку с любимыми. Но… в этой разлуке виновата я сама. Мне очень стыдно, что я вас заставила быть свидетелем такой неприятной сцены. Я готова выполнить то, чего желает Учитель Иллофиллион, со всей любовью и усердием. Поверьте, это доставит мне одну радость.
Я протянул ей пакет, данный мне Иллофиллионом для сестёр.
– Я очень хорошо понимаю, как скорбит сердце человека, когда ему приходится отрываться от самого дорогого в жизни, что кажется кому-то единственным смыслом и красотою. Страдание, пережитое от такого разрыва, оставляет надолго следы. Даже тогда, когда раны личной скорби уже зажили, когда уже понимаешь, что смысл жизни в Вечном, которое ты отыскал в человеке, а не во временной его форме, и тогда ещё живёт в сердце память о пережитом страдании, хотя само страдание уже кажется только эхом прошлого.
– Я много раз достигала на время этой мудрости за прожитые здесь десять лет. Но достаточно какой-нибудь внешней искры, чтобы я поняла всю неустойчивость своего внутреннего мира. Ваши слова ещё больше устыдили меня. Какое счастье, что Учитель Иллофиллион не сам пришёл, а прислал вас. У меня есть время прийти в себя. Если бы вы знали, как милостива оказалась ко мне Жизнь, послав мне такого нежного и заботливого друга в моей сестре Роланде. Роланда добровольно оставила мир и науку, которой она предана как своей единственной страсти, оставила и оазис, куда я её увезла с собой. Роланда живёт всюду в Вечном. Если бы её не было рядом со мной, меня бы уже не существовало.
Рунка могла бы и не говорить мне всего этого. Я сам понял – точно по книге прочёл – жизнь и взаимоотношения сестёр.
– Быть может, нам не стоит терять времени? Если хотите, начнём сегодня же знакомство и пойдём к кому-либо из жителей оазиса, – Роланда старалась дать иное направление нашему разговору. – Здесь, рядом с нами, живут мать и сын. Оба очень добрые, но неуравновешенные люди. Знакомство с ними будет для вас приятно тем, что в их доме постоянно собирается много друзей из оазиса. Вы сразу попадёте в гущу этих людей и поймёте их интересы и настроения, уровень их культуры и вкусов.
Я был очень рад пойти в гости ближайший дом. Мы оставили Славе записку на столе, прося его зайти за мною в соседний дом. Когда мы подходили к дому, в который меня вели сёстры, то уже за несколько шагов был слышен шумный разговор, похожий скорее на спор, чем на обычную мирную беседу. Комната, куда мы вошли, больше походила на гостиную восточного стиля, чем на обычную гостиную, какую я рассчитывал увидеть в домах Общины. По стенам стояли широченные диваны и висели ковры, посередине комнаты были расставлены маленькие круглые столы с низкими креслами, и всё это было занято людьми, громко смеявшимися, которые, разбившись на группы, интересовались только своими ближайшими соседями, не обращая внимания на всех остальных.
– Бог мой! Наши учёные затворницы! – вставая с места и подходя к нам, сказала седая элегантная женщина, прекрасно одетая по моде оазиса Дартана. – Какой же это рыцарь нашёлся на земле, сумевший вытащить из башни заколдованных принцесс? – женщина смеялась, обнимая сестёр и хитро поглядывая на меня.
– Этот рыцарь – спутник Учителя Иллофиллиона, – ответила Роланда.
Как только она произнесла эти слова, в комнате воцарилась гробовая тишина. Точно по мановению волшебной палочки речь каждого оборвалась на полуслове, фигуры застыли, точно в живой театральной картине.
– Позвольте познакомить вас, сестра Леокадия, это секретарь Учителя Иллофиллиона брат Лёвушка, как называет его Учитель в своём письме, – нарушила гробовое молчание Роланда.
Сестра Леокадия оказалась хозяйкой дома. Она любезно приветствовала меня, но за её внешней любезностью я почувствовал острое беспокойство. Не менее сильно ощутил я и токи окружавших теперь нас кольцом людей, лица которых были растеряны. Всё веселье точно ветром смело, в комнате повисло какое-то печальное уныние.
– Деметро, сынок, где ты? – обернувшись к дверям соседней комнаты, довольно громко позвала Леокадия.
Много пар глаз пристально рассматривали меня. Я уже начинал было чувствовать смущение, как в дверях комнаты появилась рослая фигура красавца мужчины. Это был в полном смысле слова безукоризненный красавец. У него были чёрные как смоль волосы, чёрные глаза и прямые сросшиеся брови, алые губы; черты его лица отличались безукоризненной правильностью. На плечах его был красиво задрапированный ярко-красный плащ, такого яркого цвета и блеска, что казался огненным. Красавец подошёл к нашей группе, очень вежливо поздоровался с сёстрами и с нескрываемым сарказмом посмотрел на меня. В его взгляде что-то слегка напомнило мне Браццано, хотя злой, животной злобы глаз Браццано в этих чёрных глазах не было. Я читал в них презрение ко всему, что не соответствовало его личным удовольствиям и шло вразрез с его вкусами и мнениями.
– Ты, мать, так поражена необычным визитом сестёр-ученых, что даже забыла познакомить меня с их кавалером, – улыбаясь, но холодно и надменно сказал он матери.
– Это секретарь Учителя Иллофиллиона, Деметро, – очень тихо сказала Леокадия. – Позвольте вас познакомить с моим сыном, – обратилась она ко мне. И снова за внешней ласковой любезностью я ощутил её беспокойство. – Мой сын художник. Здесь он не участвует в общих работах, но в его мастерской уже много прекрасных картин.
Я понимал, что женщина говорит первые приходящие ей на ум слова, чтобы оттянуть время и найти самообладание. Деметро же, услышав слова матери, рассмеялся довольно деланым смехом и, здороваясь со мной, вёл себя в нарочито развязной манере.
– Узнаю Учителя Иллофиллиона! Всегда выберет себе спутников самого неожиданно разнообразного вида и характера, что мне, художнику, исключительно интересно. Скажите, пожалуйста, на этот раз все его сопровождающие так же молоды, как вы?
Он дерзко рассматривал меня, бесцеремонно отодвинул какого-то человека, несколько закрывавшего от него мою фигуру, и, рисуясь своей красотой, поправлял красивой рукой свой огненный плащ. Я не успел ему ничего ответить, как услышал голос Рунки:
– Мы привели сюда посланника Учителя Иллофиллиона не для того, чтобы вы красовались перед ним в своих театральных позах, Деметро, – он их много, вероятно, видел, пока жил в мире. Мы привели его для того, чтобы в доме вашей матери он мог увидеть всё лучшее, что здесь живёт из нашего оазиса. С ужасом я вижу, что десять лет вашей жизни здесь оставили вас всё таким же…
Голос Рунки, взволнованный, глубокий, прервала Роланда:
– Деметро, гость в доме – первый человек, которому отдают всё внимание. Таков завет дедушки Дартана. Гость же – посланник Учителя – священный человек для каждого обитателя Общины. Почему вы хотите казаться хуже того, какой вы есть на самом деле?
Деметро резко повернулся к Роланде, лицо его вспыхнуло, почти сравнявшись в краске с его плащом, он готов был уже дать грубый ответ моей благородной защитнице. В моём уме пронеслась картина встречи со старцем Старандой. Я вспомнил, как вспыхнуло негодованием и обидой моё сердце, когда я переживал мнимое унижение Учителя. Я почувствовал себя рядом с моим дорогим наставником, по всему моему телу пробежал ток знакомого мне содрогания – и я тут же стал совершенно спокоен и ласково сказал хозяйке дома:
– Я очень виноват перед вами, что пришёл неожиданно и помешал вашим друзьям продолжать их интересные беседы. Я должен был сначала узнать, желаете ли вы и ваш сын видеть меня, такого скромного слугу Учителя.
– Ах, что вы! Мы очень рады вам! Мы много лет не имели никаких известий от Учителя Иллофиллиона. Но нам не так давно говорили, что он путешествует где-то в России, поэтому ваш приход так поразил нас неожиданностью. Мы не смогли даже сразу прийти в себя. Прошу вас, садитесь. Расскажите, пожалуйста, как вы ехали сюда? Не заезжали ли вы в оазис к нашему близкому родственнику Рассулу Дартану? Где и когда вы расстались с Учителем?
Леокадия сменяла вопрос вопросом, усаживая меня и сестёр возле одного из столов так, чтобы её сын не мог подойти ко мне. Очевидно, она опасалась новой вспышки раздражения в нём и не особенно рассчитывала на мою воспитанность.
– Не знаю, с чего начать свои ответы, – ответил я. – Если начать с самого последнего вашего вопроса, то должен сказать, что я расстался с Учителем Иллофиллионом не более часа назад.