Almond G. The Return to the state // American political science review. – Washington, 1988. – Vol. 82, N 3. – P. 853–874.
CONGRESS & EVENTS IPSA. – Mode of access: www.ipsa.org (Дата посещения: 22.06.2017.)
Demchenko O., Golosov G.V. Federalism, gubernatorial power and the incorporation of subnational authoritarianism in Russia: A theory-testing empirical inquiry // Acta Politica. – Twente, 2016. – Vol. 51, N 1. – P. 61–79.
Easton D. The Political System. An Inquiry into the State of Political Science. – N.Y.: Knopf, 1953. – 320 p.
Elazar D.J. Political science, geography, and the spatial dimension of politics // Political geography. – Oxford, 1999. – Vol. 18, N 8. – P. 875–886.
Elections, appointments, and human capital: The case of Russian mayors / Buckley N., Garifullina G., Reuter O.J., Shubenkova A. // Demokratizatsiya. – L., 2014. – Vol. 22, N 1. – P. 87–107.
Giddens A. The constitution of society. Outline of the theory of structuration. – Berkeley, LA: Univ. of California press, 1984. – 402 p.
Golosov G.V., Konstantinova M. Gubernatorial powers in Russia: The transformation of regional institutions under the centralizing control of the federal authorities // Problems of Post-Communism. – N.Y., 2016. – Vol. 63, N 4. – P. 241–252.
Golosov G.V. The regional roots of electoral authoritarianism in Russia // Europe-Asia studies. – Glasgow, 2011. – Vol. 63, N 4. – P. 623–639.
Golosov G.V. Voter volatility in electoral authoritarian regimes: Testing the «Tragic Brilliance» thesis // Comparative sociology. – Leiden, 2016. – Vol. 15, N 5. – P. 535–559.
Golosov G.V., Gushchina K., Kononenko P. Russia’s local government in the process of authoritarian regime transformation: Incentives for the survival of local democracy // Local government studies. – L., 2016. – Vol. 42, N 4. – P. 507–526.
Hale H.E. Explaining machine politics in Russia's regions: Economy, ethnicity, and legacy // Post-Soviet affairs. – Washington, DC, 2003. – Vol. 19, N 3. – P. 228–263.
Hooghe L., Marks G. Types of multi-level governance // European integration online papers (EIoP). – Vienna, 2001. – Vol. 5, N 11. – Mode of access: http://eiop.or.at/eiop/texte/2001-011a.htm (Дата посещения: 22.06.2017.)
Hutcheson D.S. Party finance in Russia // East European politics. – L., 2012. – Vol. 28, N 3. – P. 267–282.
Kooiman J. Governing as governance. – L.: Sage, 2010. – 264 p.
Lankina T. Unbroken links? From imperial human capital to post-communist modernisation // Europe-Asia studies. – L., 2012. – Vol. 64, N 4. – P. 623–643.
Lankina T., Libman A., Obydenkova A. Authoritarian and democratic diffusion in post-communist regions // Comparative political studies. – Thousand Oaks, CA, 2016. – Vol. 49, N 12. – P. 1599–1629.
Lankina T.V., Libman A., Obydenkova A. Appropriation and subversion: Precommunist literacy, communist party saturation, and post-communist democratic outcomes // World politics. – Cambridge, 2016. – Vol. 68, N 2. – P. 229–274.
Libman A., Feld L.P. Strategic tax collection and fiscal decentralization: The case of Russia // German economic review. – N.Y., 2013. – Vol. 14, N 4. – P. 449–482.
Local elections in authoritarian regimes: An elite-based theory with evidence from Russian mayoral elections / Reuter O.J., Buckley N., Shubenkova A., Garifullina G. // Comparative political studies. – Thousand Oaks, Calif., 2016. – Vol. 49, N 5. – P. 662–697.
Migdal J. Stat-in-society: Studying how states and societies transform and constitute one another. – N.Y.: Cambridge univ. press, 2001. – 291 p.
Moraski B.J. Reverse coattail effects in undemocratic elections: An analysis of Russian locomotives // Democratization. – L., 2017. – Vol. 24, N 4. – P. 575–593.
Obydenkova A., Libman A. The impact of external factors on regime transition: Lessons from the Russian regions // Post-Soviet affairs. – Washington, DC, 2012. – Vol. 28, N 3. – P. 346–401.
Panov P., Ross C. Patterns of electoral contestation in Russian regional assemblies: between «competitive» and «hegemonic» authoritarianism // Demokratizatsiya. – L., 2013. – Vol. 21, N 3. – P. 369–400.
Reuter O.J., Robertson G.B. Legislatures, cooptation, and social protest in contemporary authoritarian regimes // The journal of politics. – Chicago, 2014. – Vol. 77, N 1. – P. 235–248.
Russia's Regions and Comparative Subnational Politics / Ed. by W.M. Reisinger. – N.Y.: Routledge, 2013. – 214 р.
Saikkonen I.A.L. Variation in subnational electoral authoritarianism: Evidence from the Russian Federation // Democratization. – L., 2016. – Vol. 23, N 3. – P. 437–458.
Schubert K., Bandelow N.C. Lehrbuch der Politikfeldanalyse. – München: Oldenbourg Wissenschaftsverlag, 2003. – 436 S.
Sharafutdinova G. Elite management in electoral authoritarian regimes: A view from Bashkortostan and Tatarstan // Central Asian affairs. – Washington, DC, 2015. – Vol. 2, N 2. – P. 117–139.
Sharafutdinova G. Subnational governance in Russia: How Putin changed the contract with his agents and the problems it created for Medvedev // Publius: The journal of federalism. – Oxford, 2009. – Vol. 40, N 4. – P. 672–696.
Sharafutdinova G., Steinbuks J. Governors matter // Economics of transition. – Oxford, 2017. – Vol. 25, N 3. – P. 471–493.
Sharafutdinova G., Turovsky R. The politics of federal transfers in Putin’s Russia: regional competition, lobbying, and federal priorities // Post-Soviet affairs. – Washington, DC, 2017. – Vol. 33, N 2. – P. 161–175.
Skovoroda R., Lankina T. Fabricating votes for Putin: New tests of fraud and electoral manipulations from Russia // Post-Soviet affairs. – Washington, DC, 2017. – Vol. 33, N 2. – P. 100–123.
The politics of sub-national authoritarianism in Russia / V. Gel’man, C. Ross (eds.). – Ashgate: Farnham and Burlington, 2010. – 222 p.
The world of political science: A critical overview of the development of political studies around the globe: 1990–2012 / J. Trent, M. Stein (eds). – Opladen, Farmington Hills: Barbara Budrich publishers, 2012. – 188 p.
Walters W., Haahr J. Governmentality and political studies // European political science. – L., 2005. – Vol. 4, N 3. – Р. 288–300.
White A.C. Electoral fraud and electoral geography: United Russia strongholds in the 2007 and 2011 Russian parliamentary elections // Europe-Asia studies. – Glasgow, 2016. – Vol. 68, N 7. – P. 1127–1178.
Контекст: Проблемы выборов и гражданского участия
Российские выборы и электоральное сигнализирование
Аннотация. Данное исследование оценивает качество и уровень демократичности региональных выборов в России, а также степень, в которой они могут быть определены как свободные и честные. В частности, в ней рассматриваются практики электоральной манипуляции на выборах исполнительной и законодательной власти в регионах в 2014–2016 гг. Исследование показывает, что в ответе на вопрос о том, почему популярные авторитарные режимы прибегают к фальсификациям, значительную роль играет посыл «электорального сигнала» оппозиции об отсутствии политического будущего вне правящей партии, а также о бесполезности оспаривания текущего политического режима.
Ключевые слова: региональные выборы; электоральные манипуляции; электоральное сигнализирование.
C. Ross
Russian elections and electoral signalling
Abstract. This study assesses the democratic integrity of Russian regional elections and the degree to which they can be considered to have been, free and fair. In particular, it examines electoral malpractice in the last three rounds of regional assembly and gubernatorial elections which took place in September 2014, 2015 and 2016. In answer to the question, why do popular authoritarian regimes, engage in election fraud, the study argues that high degrees of blatant electoral manipulation send a strong signal to members of the opposition that there can be no political future outside of the ruling party, and it is pointless to try and mount a challenge against the regime.
Keywords: regional elections; electoral manipulation; electoral signalling.
В данном исследовании предпринята попытка оценить демократичность и качество выборов в российских регионах и степень, в которой их можно считать свободными и справедливыми. В частности, рассматриваются свидетельства злоупотреблений электоральными практиками в последних трех раундах выборов исполнительной и законодательной власти в регионах, состоявшихся в 2014–2016 гг. В последние годы ряд ученых указали на появление новых гибридных режимов, которые сочетают в себе черты авторитаризма и демократии и тем самым занимают «серую зону» между этими двумя противоположностями. Так, Андерс Шедлер [Schedler, 2013, p. 2] проводит различие между «электоральной демократией», которая удовлетворяет основным требованиям демократичности по Р. Далю, и «электоральным авторитаризмом», где правила избирательного процесса грубо нарушаются. Как отмечает исследователь, выборы в условиях электорального авторитаризма носят регулярный характер и являются:
– инклюзивными (они проводятся на основе всеобщего избирательного права);
– достаточно плюралистичными (оппозиционные партии имеют право баллотироваться);
– достаточно конкурентными (партии и кандидаты вне правящей коалиции, несмотря на невозможность победить, могут выиграть голоса избирателей и места в легислатурах);
– достаточно открытыми (репрессии в отношении оппозиции носят спорадический и избирательный характер).
Однако такие выборы не удовлетворяют минимально необходимым демократическим качествам, поскольку «правительства (в электоральных авторитарных режимах) подвергают их многочисленным формам авторитарных манипуляций, которые нарушают либерально-демократические принципы свободы, справедливости и целостности» [Schedler, 2013, р. 2].
Понятие свободных и честных выборов
С точки зрения Л. Даймонда [Diamond, 2008, p. 24–25], выборы могут считаться свободными, когда юридические барьеры для входа на политическую арену низкие, конкурирующие кандидаты, партии и их сторонники свободны в осуществлении предвыборной кампании, а избиратели могут голосовать за кого хотят без страха и запугивания. Также выборы являются справедливыми, если:
– они администрируются нейтральным органом;
– органы управления избирательным процессом являются достаточно компетентными и обеспеченными ресурсами для предотвращения нарушений в процессе сбора и подсчета голосов;
– полиция, вооруженные силы и суды беспристрастно относятся к соперничающим кандидатам и партиям на протяжении всего избирательного процесса;
– кандидаты имеют равный доступ к средствам массовой информации;
– гарантирована тайна голосования [Ibid].
Также свободные и справедливые выборы невозможны без реализации других ключевых принципов «либеральной демократии» – верховенства права и независимой судебной системы, а также гарантий базовых прав человека, таких как свобода прессы, собраний и ассоциаций [Росс, 2014]. Симпсер [Simpser, 2013, p. 12] перечисляет следующие распространенные примеры манипуляций с избирателями в авторитарных режимах: вброс или уничтожение избирательных бюллетеней; фальсификация результатов или иное вмешательство в подсчет голосов; подделка списков избирателей; покупка голосов до и во время выборов; создание препятствий для регистрации кандидатов; запугивание или подкуп избирателей до и во время выборов; многократное голосование.
Как отмечает Петров [Petrov, 2012, p. 1], после массовых акций протеста в 2011 г. Кремль разработал новую стратегию по контролю за выборами. Вместо того чтобы участвовать в рискованном бизнесе прямого вмешательства в подсчет голосов, власти решили сосредоточить свои усилия на отказе оппозиционным партиям и кандидатам в доступе к выборам на этапе регистрации. Это не значит, что нарушения избирательного процесса не были важным фактором региональных выборов 2014–2016 гг.: все варианты различных типов манипуляций, перечисленных Симпсером, имели место, однако победа «Единой России» на региональных выборах в значительной мере была обеспечена благодаря отсеиванию оппозиционных партий и кандидатов [Kynev, 2014; Кынев, 2016; Кынев, Любарев, 2016; Кынев, Любарев, Максимов, 2014, 2015].
Ключевым фактором способности Кремля манипулировать выборами является контроль над избирательными комиссиями, большинство из которых далеки от того, чтобы быть беспристрастными [Baekken, 2016; Harvey, 2015; Jarabinský, 2015]. Половина членов избирательных комиссий субъектов Федерации назначаются губернаторами, вторая половина – региональными легислатурами. Поскольку «Единая Россия» доминирует в исполнительной и законодательной ветвях власти; в такой ситуации, как отмечает Г. Голосов, региональные администрации «получили полный контроль над системой региональных избирательных комиссий» [Golosov, 2011, p. 637]. Другим способом обеспечения доминирования в региональных легислатурах стала манипуляция избирательным и партийным законодательством. Важно отметить, что с тех пор, как В. Путин стал президентом в 2000 г., ни одни выборы не проводились по одним и тем же правилам, что и предшествующие; также были сделаны многочисленные поправки в региональное законодательство о выборах и партиях.
Изменения в законодательстве о партиях
Одним из основных критериев свободных и честных выборов является наличие конкуренции между кандидатами и партиями. Тем не менее принятие Федерального закона «О политических партиях» в 2001 г. привело к существенному сокращению числа зарегистрированных партий, соответственно – к сокращению уровня партийной соревновательности на региональных выборах. Закон «О политических партиях» изначально определил, что для официальной регистрации партийные организации должны иметь не менее 10 тыс. членов, отделения – не менее, чем в 45 регионах из 89, в каждом из которых должно быть не менее 100 членов. В декабре 2004 г. произошло пятикратное увеличение требований к регистрации: общее количество членов увеличилось до 50 тыс. (не менее 500 в каждом региональном отделении), в результате чего количество зарегистрированных партий резко сократилось с 46 в 2005 г. до 7 в 2011 г.
Вслед за массовой протестной мобилизацией по поводу результатов декабрьских выборов 2011 г. последовали радикальные изменения в избирательном и партийном законодательстве, которые вступили в силу весной 2012 г. Эти изменения облегчили для партий процесс регистрации и участия в выборах. Согласно данным изменениям необходимое количество членов снизилось до 500, в результате количество партий увеличилось до 79 по состоянию на сентябрь 2014 г., что косвенно свидетельствует о намеренной стратегии Кремля держать оппозицию слабой и фрагментированной. Более того, многие из новых партий, которые появились в результате законодательных изменений 2012 г., являются партиями-спойлерами и были созданы Кремлем специально для того, чтобы подражать названиям и программам оппозиционных партий. К примеру, как отмечает Г. Голосов, «семь партий были зарегистрированы известным российским политическим консультантом Андреем Богдановым специально для того, чтобы отнимать голоса у настоящей оппозиции» [Golosov, 2015, p. 177]. Партии-спойлеры левого спектра включали «Патриотов России», партию «За справедливость», Коммунистическую партию социальной справедливости (КПСС) и партию «Коммунисты России», – все они были созданы для того, чтобы отбирать голоса у системной оппозиции, «Справедливой России» и КПРФ. Подобным образом Демократическая партия России, «Народный альянс», «Гражданская позиция» и «Гражданская сила» выступили партиями-спойлерами для «Гражданской платформы» и других либеральных оппозиционных партий. В этих же целях использовались кандидаты с одинаковыми с оппозиционными политиками именами [Кынев, 2016].
Изменения в законодательстве о выборах
После массовых демонстраций 2011 г. произошли позитивные изменения в избирательном законодательстве: было отменено требование собирать подписи за списки кандидатов, а необходимое количество подписей для независимых кандидатов было снижено с 2 до 0,5% от числа зарегистрированных избирателей в округе (Федеральный закон от 2 мая 2012 г. № 41). Такое развитие событий положительно повлияло на процесс регистрации: в первых двух раундах региональных выборов, проведенных в соответствии с новым законодательством (октябрь 2012 и сентябрь 2013 гг.), произошло значительное снижение количества партийных списков, которым отказали в регистрации. Среднее число зарегистрированных списков на регион выросло с 13,2 в 2012 г. до 17,2 в 2013 г. – наиболее высокие показатели в истории российских выборов [Кынев, Любарев, 2016, с. 18]. В дополнение, Федеральный закон от 2 ноября 2013 г. № 303 снизил минимальный процент депутатов региональных парламентов, выборы которых должны были проходить по пропорциональной системе с 50 до 25%, а для Москвы и Санкт-Петербурга требование наличия пропорциональной системы было вовсе отменено. Также Федеральный закон от 5 мая 2014 г. № 95 снизил порог прохождения в региональный парламент с 7 до 5%.