– Да уж, господин Иванов, – покачал головой Николай, – умеете вы воодушевить. Что же, я подожду приезда этого вашего профессора Шкловского, и пусть знает, что у меня значительное личное состояние, и в случае необходимости я оплачу расходы по исследованиям в данном направлении…
«Давно бы так, – подумал я тогда, – а то на дворцы, пьянки и гулянки, у русских царей деньги находились, а вот на науку нет. В кои-то веки все будет наоборот.»
И вот сегодня, когда все окончательно было подсчитано и колонны японских пленных унылыми вереницами код конвоем казаков потянулись по дороге на Фынхуанчен под гром орудийных салютов и победные звуки фанфар, Николай вернулся к разговору о преемнике. Он заявился в гостиную со свернутым в рулончик номером «Русского Инвалида», где на развороте была большая статья о Тюреченском сражении, подписанная военным корреспондентом Петром Красновым*, которая в превосходных тонах расписывала все перипетии битвы на реке Ялу.
Примечание авторов: * в 1901 году Петр Краснов командирован военным министром на Дальний Восток для изучения быта Маньчжурии, Китая, Японии и Индии. Во время боксёрского восстания в Китае и русско-японской войны – военный корреспондент. Сотрудничал в журналах «Русский Инвалид», «Разведчик», «Вестник русской конницы» и многих других.
Упомянут в дневнике Николая II за 3 января 1905 года «…Приняли атаманца Краснова, кот. приехал из Маньчжурии; он рассказывал нам много интересного о войне. В «Рус. инвалиде» он пишет статьи о ней.»
Будущий изменник Родины и враг народа аж слюнями брызгал от восторга, расписывая, как русские чудо-богатыри побили желтомордых макак. Даже в этом восторге русской победой было что-то такое гаденькое и не наше, какая гнилостная червоточина, говорящая о том, что слово «русский народ» для этого человека пустой звук, и как только это станет выгодно, он предаст этот народ без колебаний и сожалений*. Впрочем, хватит о Краснове. Если его там не опознал и не пристрелил Новиков или кто-нибудь из наших, то, значит, так тому и быть. Пока. Насколько я знаю Павла Павловича, однажды он вернется к этому вопросу и окончательно унасекомит всех замаравших себя предательством России, какими бы мотивами они при этом ни руководствовались.
Примечание авторов: * возможно, что реальный Петр Краснов весной 1904 года еще не был таким мерзким и отвратительным типом, но каперанг Иванов смотрит на него сквозь призму послезнания, а та окрашивает все слова и поступки этого человека в черно-коричневый цвет ожидаемой в будущем измены.
Что касается битвы на Ялу, то, как я понял, полковник Новиков, продвигавший свои идеи через Великого князя Михаила, устроил там японцам нечто вроде Сталинграда-лайт. И сражение продолжалось всего несколько дней, и войск с обеих сторон было задействовано на порядок меньше, но эффект, как и настоящего Сталинграда, получился просто оглушительным. Ну не привыкли еще в эти времена к таким сильным ощущениям, когда противник одномоментно теряет целую армию. У Цинампо было совсем другое – там русский флот застал японские войска погруженным на пароходы, а в таком случае катастрофические потери неизбежны. И то по разным оценкам от десяти до пятнадцати тысяч сумели выплыть и выбраться на близкий берег. А в битве под Тюреченом из японцев не спасся почти никто. Из тридцати пяти тысяч десять мертвы, остальные в плену. При этом там потерпели поражение не только японцы; вдребезги разгромленными оказались британские и германские советники японцев. Они не смогли разгадать ни одного предложенного Новиковым тактического хода и слепо исполняли свои планы, составленные против Засулича, а когда поняли, что против них играют совсем на другом уровне и совсем не те люди, просто растерялись. Впрочем, Николай победу воспринял как должное, как выполненное обещание победить Японию на суше и на море. Его интересовал другой вопрос.
– Скажите, господин Иванов, – спросил он меня, – как это было возможно – наносить удар корпусом, который только что совершил длительный пеший переход от Ляоляна? Ведь наверняка люди просто устали и хотели отдыха, а не наступления на врага.
– Тут ответ простой, – сказал я. – Наш русский человек очень отзывчив и все понимает. Стоило вашему брату выйти перед строем и сказать: «Братцы, я понимаю, что вы устали, но поймите, что надо совершить последнее усилие, ударить сейчас – и тогда будет победа. А иначе пронюхают япошки, что вы здесь – и вот тогда не оберешься беды, подтянут солдат, нароют окопов, и мы все умоемся кровью.» И стоит так сказать, как люди забывают об усталости, саперы всю ночь машут топорами, наводя переправы, а стрелки на рассвете форсируют реку и вступают в бой с врагом. Но слишком часто так делать тоже нельзя, да и после боя людям надо давать возможность двойного или тройного отдыха.
– Это понятно, – сказал Николай, – на самом деле я хотел бы поговорить с вами о своем брате. Если он так популярен в войсках, так, может быть, трон лучше оставить ему, а не Ольге?
– Михаил, – сказал я, – абсолютно не приспособлен к самостоятельному существованию. Ему непременно нужен командир, который поставит задачу и задаст граничные условия ее выполнения, а также высший авторитет, на который в случае чего можно будет сослаться. Он не желает становиться царем исключительно потому, что боится подпасть под чужое влияние, когда советник пересекает некоторую невидимую грань и становится кукловодом. Ольга – это совсем другое дело; она выслушает все мнения, но сделает все так, как считает нужным. Стань она императрицей, над ней будет только Бог и больше никого, а если кто-то попробует ею манипулировать, то узнает, какова государыня в гневе.
– Да уж, – сказал Николай, – упрямства Ольге не занимать… Ну ладно, пусть будет по-вашему…
Немного помолчав, он с легкой иронией добавил:
– Тем более что война, как и запланировано господином Одинцовым, семимильными шагами идет к победоносному концу.
24 апреля 1904 года, полдень по местному времени. Острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца»
Дарья Михайловна Спиридонова (почти Одинцова), 32 года.
Сегодня был особенный день, и даже погода, казалось, знала об этом. По ясному небу бежали редкие облачка, дул приятный ветерок, и солнце грело по-весеннему нежно. Сегодня бригада морской пехоты, детище нашего счастливого влюбленного полковника Новикова, возвращалась в пункт постоянной дислокации с места сражения под Тюреченом. Не знаю почему, но дернуло меня сходить навестить Ольгу. Волнуется, наверное, бедняжка, в ожидании своего героя…
Подходя к ее каюте, я вдруг услышала чарующие звуки, доносящиеся из-за двери. Играла скрипка… Я замедлила шаг и буквально на цыпочках подошла к Ольгиной каюте, не переставая вслушиваться. Не могу сказать, чтобы я была поклонницей такого рода музыки, но эти звуки меня заворожили. Может быть, все дело было в том, что теперь я очень хорошо знала Ольгу, и в этих звуках мне слышалось все то, что было у нее на душе. Да-да – без слов эта музыка рассказывала о многом, но понятно это могло быть только посвященным… А как раз таковой я и являлась.
Я тактично дослушала этюд до конца, и только когда настала пауза, постучала. Она открыла мне тут же. Она улыбалась и пребывала в радостном волнении.
– Милая Даша! – воскликнула она, слегка меня приобнимая, – как я рада, что ты пришла…
Вот не люблю эти телячьи нежности между женщинами, но Ольгины порывы меня почему-то не раздражают.
– Проходи, – продолжала щебетать Ольга, пропуская меня внутрь каюты. – А я вот тут… музицирую. Чтоб хоть немножко нервы унять. А то как-то беспокойно мне с утра, ну ты же знаешь почему; все думаю, как встречу его… Что скажу… Как он на меня посмотрит… Ну, это радостное волнение, конечно, а все ж… Как-то так щекочет в глубине души, и будто руки мои дрожать начинают… А вот взяла смычок – и все прошло.
Потом она тихонько засмеялась и добавила:
– Но все это может начаться опять, если я останусь в одиночестве…
– Не останешься, Ольга, – заверила я ее. – Я вот как раз для этого и пришла к тебе – помедитировать, так сказать. Ну, то есть оказать на твою эмоциональную натуру умиротворяющее воздействие своим дружеским присутствием.
– Правда, Даша? – радостно воскликнула Ольга. – Ах, ты такая душечка! Но ты проходи и садись, не стесняйся…
– Очень красивая музыка, – совершенно искренне похвалила я ее, присев в кресло, – и ты хорошо, вдохновенно так играешь, по крайней мере, на мой дилетантский взгляд.
– Да, когда я играю, то уношусь в какой-то сказочный мир… – мечтательно ответила Ольга, заводя глаза вверх, – от этих звуков, которые издает скрипка, меня охватывает просто неземное счастье…
Впрочем, она тут же вернулась на грешную землю, и, глядя мне в лицо, немного грустно, с плаксинкой в голосе, произнесла:
– О милая Даша! Ведь я начала утро с того, что села перед зеркалом. – Ольга кивнула в сторону большого трельяжа, в котором она могла рассмотреть себя с ног до головы. – Знаешь, я, пожалуй, впервые так придирчиво себя рассматривала. И… и знаешь, Даша, я не нравлюсь себе… – Уголки ее губ опустились, и на меня взглянули глаза, полные вселенской грусти. Прекрасные, между прочим, глаза, которые являются ее бесспорным достоинством – глядя в них, уде не замечаешь остального.
– Так-так… – с нажимом произнесла я, – с этого момента, дорогая Ольга, пожалуйста, поподробнее. Что же именно тебе в себе не нравится?
– Все! – воскликнула она. – Эта серая кожа, этот маленький нос, широкие скулы… Ах, Даша, как грустно осознавать, что я некрасива! Наверное, Новиков полюбил меня исключительно за мою душу… – Она горестно вздохнула.
– Э, голубушка, послушай-ка меня… – Я взяла ее за руки и посмотрела строгим взглядом наставницы, – некрасивых женщин не бывает, бывают ленивые. Так сказала сама Коко Шанель.
– Что за Коко? – поморщилась Ольга.
– Одна француженка, у вас пока неизвестная. Вы с ней почти ровесницы. Тебе двадцать два года, а ей двадцать один. Ее имя прогремит лет через десять, и женщины будут буквально молиться на нее. Икона стиля, так сказать. Модная одежда, шляпки, духи и прочая парфюмерия… Потом как-нибудь расскажу подробнее. Главное, что она была права, потому что вообще очень хорошо разбиралась в таких вещах. А как сказал еще один умный человек: «Если у вас что-то не получается, то обратитесь, наконец, к специалисту.»
– Хм… – Ольга скептически пожала плечами. – И что же она имела в виду, эта самая Коко? Что-то я не постигаю смысла ее изречения…
– Ты когда-нибудь слышала о декоративной косметике? – спросила я.
– Нет.
– Тогда подожди. – Я встала и направилась к двери. – Я быстро.
Я забежала к себе и, схватив косметичку со своим арсеналом, кинулась обратно.
Когда я стала раскладывать свое не особо богатое хозяйство на столике, Ольга, с изумлением взглянув на все это, произнесла:
– Даша… Ведь этим обычно пользуются кокотки…
– Я что, кокотка, по-твоему? – спросила я, притворно нахмурившись (на самом деле мне хотелось расхохотаться).
– Нет-нет, что ты! – поспешила она заверить. – Но вот это…
– Это и есть декоративная косметика – то, что должна иметь каждая уважающая себя женщина, – авторитетно заявила я, – пользоваться этой косметикой тоже можно по-разному. Можно намазаться густо, как индеец на тропе войны (что и делают кокотки), а можно, имея чувство меры, превратить дурнушку в симпатичную женщину, а просто симпатичную в настоящую красавицу… А ты у нас совсем не дурнушка, просто у тебя немного экзотический тип внешности.
Несколько минут Ольга ошарашено молчала, разглядывая мою нехитрую косметику – тоник, пудра, тональный крем, румяна, тушь, помада, карандаш и коробочка с тенями. Я наблюдала за ней не без удовольствия.
– Даша, ты хочешь сказать, что и вправду этим пользуешься? – осторожно спросила она наконец, хлопая ресницами.
– Ну конечно же, Ольга! – подтвердила я. – Я этим пользуюсь каждый день.
Теперь она принялась внимательно разглядывать мое лицо.
– Непохоже… – пробормотала она, – а хотя… да, теперь вижу…
– Ну вот и славно! – похвалила я Великую княгиню. – Видишь ли, как я тебе уже говорила, чтобы не стать похожей на кокотку, нужно просто знать меру. На самом деле косметика призвана подчеркивать достоинства и отвлекать внимание от недостатков.
– Да? – произнесла она задумчиво; похоже, ее мнение стало меняться. Она смотрела то на мой косметический арсенал, то на мое лицо.
– Ну конечно же! – я задорно подмигнула Ольге и взялась за тюбик с «тоналкой», – Правильно нанесенный макияж усиливает женский шарм, и при этом не очень заметен на лице. Что, попробуем? Сразим твоего рыцаря наповал?.
– Хорошо, попробуем… – Ольга решительно тряхнула головой и я принялась за дело.
Я сделала ей макияж в стиле «смоки айз» – подходящий как раз тем, кто не привык выглядеть броско и ярко. По правде говоря, ранее мне не приходилось красить кого-либо. Но тут я призвала все свое умение и вдохновение, старание и вкус. И произошло настоящее чудо. После всех манипуляций из Великой княгини получилась загадочная романтичная красавица. Поворачивая ее голову то в одну сторону, то в другую, я любовалась на результат своих усилий. При этом и вправду никто не нашел бы на ее лице явные следы макияжа. Оно просто неуловимо преобразилось. Зрительно лицо Ольги стало уже, а в глазах, плюс ко всему прекрасному, что в них и так имелось, добавилась некая загадка… Они стали еще глубже и выразительней, и мне было совершенно очевидно, что эти глаза теперь способны свести с ума кого угодно. Кроме того, я с большим удовольствием поменяла ее прическу. Не обладая особыми парикмахерскими навыками, я просто распустила ее волосы и затем, слегка подначесав, скрутила на ее затылке обычную классическую «улитку». Так ее лицо стало казаться еще уже и аристократичней. Теперь это была какая-то совсем другая Ольга…
Закрыв ей ладонью глаза, я подвела ее к зеркалу.
– Тадам! – произнесла я и убрала руку с ее глаз. О, наблюдать за ее реакцией было истинным удовольствием. Впрочем, все смотрели передачу «Модный приговор», потому не буду расписывать всю гамму ее эмоций. Она то приближала лицо к зеркалу, то отстранялась, и на ее губах застыло невысказанное «Ах!».
– Это просто волшебство… – наконец прошептала она. – Это я, но как бы и не совсем… Поразительно… Но мне нравится, Даша… очень, очень нравится… – И она подняла на меня глаза, от избытка чувств наполнившиеся влагой.
И вот час спустя мы с Ольгой стоим на солнечной палубе и встречаем наших героев. Наш старый добрый «Николай Вилков» в окружении миноносцев и канонерок, выглядел как дядя Степа в окружении толпы первоклассников. Тем временем преображение Ольги заметили все, а мой Одинцов даже незаметно показал мне большой палец. Мол, так держать, хорошо сделано. Я его понимаю. Когда Ольга станет императрицей, она не должна выглядеть как деревенская простушка. Конечно, в силу воспитания люди не позволяли себе долго пялиться на Ольгу, но все же то и дело невольно задерживали взгляд на ее лице. Удивительно – теперь, с новой прической, она казалась выше и стройней. Сейчас она внушала не только благоговение, но и восхищение. Даже старающийся казаться невозмутимым Великий князь Александр Михайлович все время косил глазами в ее сторону с риском вывихнуть глазные яблоки и заработать косоглазие. Интересно, что никто не мог понять, в чем дело. Ну не в новой же прическе…
Катер подошел к трапу. Мускулистый и подтянутый Новиков ракетой взлетел вверх, даже не касаясь ступенек ногами. Кажется, первым его порывом было заключить Ольгу в свои объятия, но он вовремя одумался и наклонился для того, чтобы по местному обычаю поцеловать даме ручку. Но в этот момент Ольга сама вдруг крепко обняла своего долгожданного героя и принялась что-то горячо шептать ему на ухо. В мою голову пришла мысль – не слишком ли смело они себя ведут? Оглядевшись вокруг, я убедилась, что никто не обращает на эту пару внимания. Люди очень тактично старались не смотреть в их сторону… Может же быть у Великой княгини и будущей императрицы хотя бы пять минут счастья!