Вышел он через две остановки, тут же нырнул в подворотню, но уверенности, что оторвался совсем, что у амбалов нет более проворного товарища с машиной и что теперь за ним издалека не следит кто-нибудь незнакомый, не было. Так что возвращаться окольными путями к гостинице и снова начинать поход в поисках Игоря Николай не рищснул. И еще он вдруг подумал, что в такую премерзкую погоду лучшее место для конспиративных встреч — это кладбище. Игорь вполне мог оставить какой-нибудь условный знак на могиле Олега, а то и вовсе сидит там и ждет. Оставалось выяснить, на какое именно кладбище надо ехать — на карте их было целых четыре.
Там же в справочнике «Золотые страницы» Николай выяснил телефоны всех четырех и по очереди начал обзванивать кладбищенские конторы, везде рассказывая одно и то же: дескать, вандалы изуродовали временный памятник на могиле Олега Вовка и надо немедленно что-то делать. Теоретически директор кладбища, которого(ую) он каждый раз просил пригласить к телефону, должен был знать, похоронен у них Олег или нет, все-таки человек в городе известный.
В двух местах Николая просто послали подальше, пообещав привлечь за телефонное хулиганство, в третьем объяснили, что у них давно уже никого не хоронят, и только на Щегловском кладбище сказали, что такие вопросы по телефону не обсуждаются, пусть приезжает. Он взял такси и поехал.
В такси все время оглядывался, но ничего подозрительного не заметил — то ли хвост все-таки отвалился, то ли стал вести себя более осторожно.
На могиле Олега, которую отыскать было не так-то просто, никакого временного памятника не было. Стоял разбухший уже от дождей деревянный крест и под ним большая фотография в стеклянной рамке, вода, естественно, затекла и под стекло. Несколько еловых венков, букет увядших гвоздик и стакан, доверху полный разбавленной дождем водкой, а в нем плавают крошки черного хлеба. Вообще могила Олега выглядела очень скромно. Во всяком случае, по сравнению с расположенным совсем рядом захоронением погибших в Чечне омоновцев. Там тоже еще не установили памятники, а в качестве временных поставили десять одинаковых металлических штуковин, до боли напоминающих крышки свинцовых гробов, на каждой крышке лежали живые, словно только что срезанные цветы, и даже грязь там казалась менее жидкой и грязной, чем возле могилы Олега. Но апофеозом временных монументов Николай признал могилу профессора Зелинского. Вместо обычного могильного холмика там высился трехметровый, сложенный из гранитных обломков курган, а между глыб торчали искореженные лопасти вертолетного винта. Николаю почему-то вспомнились тамерлановские пирамиды из черепов. За созерцанием этого творения его застал звонок Макса.
— Передай Денису — не могу до него дозвониться, — что поездом Игорь в Москву не ехал.
— А как там вообще в Москве? — поинтересовался Николай, глядя на небо без единого просвета. — Солнышко небось?
— Не в курсе, — буркнул Макс. — Я еще пробил адрес, с которого приходила электронная почта Игоря. Адрес зарегистрирован на интернет-бар «Лазер- форс». Это тоже Денису передай.
Николай еще немного бесцельно побродил между могилами. Кладбище было красивое и, наверное, престижное, простых работяг тут не хоронили. Но кроме Николая на километр вокруг так и не обнаружилось ни единой живой души — ни хвоста, ни Игоря.
Вымокнув окончательно, он поехал в интернет-бар, но опрос персонала и постоянных клиентов ничего не дал — Игоря никто не вспомнил.
17.20
Горюнов оказался загорелым подвижным мужичком лет, вероятно, шестидесяти, хотя держался молодцевато. Не обращая внимания на угрюмый вид Петра Семеновича, гаркнул:
— Заму главного от пенсионера районного значения привет! — взял под козырек, потом потряс Денису руку: — Молодой человек! Не имею чести?!
— Это Денис. Коллега Игоря, — ответил Петр Семенович без интонации, — съезди с ним, будь любезен. Покажи все.
Горюнов завел его во двор, невыносимо долго собирался, постоянно приговаривая: «иду-иду», — и когда, наконец, вышел, переобувшись, на крыльцо, Денис почувствовал, что с футбольной трансляцией наступает цейтнот.
Еще в селе он, не стесняясь, наддал газу. Десять с лишком километров пролетели за неполные пять минут. Горюнов успел поведать, что в тот день, 25 мая, в субботу, ездил на велосипеде в екатерининское на мебельную фабрику за обоями.
— Вот поворот, тормози! — скомандовал он, когда проскочили съезд на грунтовку.
— Что ж вы раньше не предупредили? — Денис чертыхнулся вполголоса.
— Чего?.. А нам туда не надо, разворачивайся! Обои купил, — продолжал Горюнов, — значит, половину на багажник, половину — на раму. Как выехал на трассу, засек время: тринадцать пятьдесят одна. У меня на всех маршрутах полный хронометраж! До снежинского рынка — час тринадцать, а обратно — час десять, если налегке: обратно под горку, от дома до Екатерининского поворота — тридцать шесть минут, в обе стороны одинаково. Короче говоря, свернул, проехал где-то полкилометра, может, метров семьсот, тут меня Олег на мотоцикле обгоняет: вж-жжу! Вот здесь! А может, там, вон, видишь, где сосна кривая…
— Как вы Олега узнали? — прервал его Денис.
— Ну, у него шлем крутой. Металлик. И рукой мне махнул.
— А с какой скоростью он ехал, хотя бы примерно можете сказать?
— Черт его… — Горюнов вдруг стушевался, — сказать по правде, нет глазомера. На велосипеде я те точно скажу: восемнадцать километров едешь или девятнадцать, а так… Может, восемьдесят, а может, сто пятьдесят. И потом, ты всех по себе не ровняй! Ты на своем танке по осевой прешь, а я— по обочине. Под колеса больше смотрю, а не за горизонт… Сразу за поворотом останови.
Правая сторона — внешняя часть поворота, — как и положено, имела сплошное бетонное ограждение, а дальше обрыв — крутая каменистая осыпь. Денис с Горюновым, цепляясь за выступы и корни, спустились вниз.
— Здесь, — сказал Горюнов, взобравшись на небольшой валун.
Денис взглянул наверх: склон почти отвесный, добрых десять метров.
— Был еще жив или сразу?..
— Почти что не жив, — Горюнов закрыл лицо ладонями, потом медленно-медленно опустил, — дышал через раз. Я бегом наверх — голосовать, тормознул «копейку», пока дотащили: по откосу никак— в обход, туда-сюда — минут десять, в общем, поднялись на трассу, а он уже холодный. Я машину отправил в город, там при въезде гаишный пост, а сам остался охранять, чтоб никто мотоцикл не тронул.
— Ясно… — Денис огляделся. Никаких следов не сохранилось, по крайней мере, на месте падения. Недавно, вчера-позавчера, прошел ливень, под откосом расплылись свежие потеки намытой им светло-коричневой глины, похожие на языки полузастывшей лавы. — Понятно… У него какие-нибудь вещи с собой были?
— Я что, по-твоему, по карманам шарил?! — мгновенно обиделся Горюнов.
— Когда Олег падал, что-нибудь могло выпасть? Могло, — спокойно возразил Денис, — и на мотоцикле тоже.
Горюнов нагнулся и поднял что-то с земли. Денис вопросительно кивнул.
— А, пустяк, камешек… Не было ничего, налегке ехал. Это назад, от родителей, понятно: всегда с гостинцами. Насчет выпало ли чего — прости уж, не скажу. Когда за Олегом спускался, не до того было, а потом я мотоцикл караулил аж до приезда милиции.
— А когда показывали следственной группе место падения?
— Нет! — Горюнов обиженно отмахнулся. — Они меня тут же наверх спровадили. Кое-как обмерили, пошарили чуть-чуть для видимости… Потом протокол подписал, вот и вся история.
— После того как вас Олег обогнал, проезжали мимо встречные машины или попутные? — спросил Денис. — Вспомните, постарайтесь!
— Точно! Следователь меня тоже спрашивал! Нет, не обгонял никто, и встречных не было.
— Ладно, — Денис нетерпеливо посмотрел на часы: чуть больше часа до футбола, — покажите, где мотоцикл лежал.
На трассе отыскать следы аварии тоже не удалось. Горюнов показал примерно: пару метров туда, пару метров сюда, но дорога вся была в мелких выбоинах, а ограждение — щербатое от рождения — в шрамах от летящих из-под колес камней.
Получалось, что Олег, не вписавшись в поворот в самом его начале, ударился о бетонную плиту и вылетел в кювет, а мотоцикл, отразившись от стенки, кувыркался по дороге еще с полсотни метров. То есть либо Олега кто-то догнал и ударил сзади — но Горюнов уверяет, что после Олега никто его не обгонял, — либо Олег, вместо того чтобы наклониться к центру поворота, каким-то неестественным образом перегнулся в другую сторону, иначе, даже ударившись об ограждение, он покатился бы по дороге.
История действительно странная. И мотоцикл надо обязательно осмотреть.
— Фамилии следователя и эксперта, который мотоцикл осматривал, не запомнили?
— Они мне не представлялись, — обиженно засопел Горюнов.
— А как выглядели, хотя бы помните?
— Обыкновенно выглядели. Следователь такой постарше, с радикулитом наверное, спина у него не гнулась… Больше ничего про него не помню. А эксперт — тот помоложе: тридцать пять в лучшем случае, крепенький такой, кряжистый, курчавый, залысины еще большие и вообще лицо такое бурятское или монгольское — со скулами такими….
Вечер того же дня
К гостинице Денис подъехал, когда было уже без десяти семь. Стремительно загнал джип на стоянку и рысцой, рысцой — ко входу. Обильный обед, которым накормили родители Игоря, от прогулок на свежем воздухе и лазаний по насыпям давно растрясся, отчаянно хотелось чего-нибудь пожевать, но на поход в ресторан времени уже не оставалось. А на крыльце дорогу ему преградила женщина, а может, девушка, он даже не разглядел толком, смотрел под ноги — торопился. Столкнулись у самых дверей. Он шаг вправо, и она шаг вправо, он — влево, и она туда же. Раза три так переступив, Денис решительно ее отодвинул и, буркнув извинения, рванулся наконец внутрь. Но она вдруг схватила его за рукав:
— Простите, это не вы из Москвы сегодня приехали?..
— Я, — Денис хотел все-таки пройти мимо, но, подняв глаза, сообразил: хорошо, что не прошел. И дело было даже не в девушке, довольно хорошенькой: лет двадцати пяти, не больше, темноволосой, с миндалевидными, очень темными глазами, настолько темными, что практически не было видно зрачков. На ней были светло-голубые обтягивающие брюки и того же цвета обтягивающий короткий свитерок, между свитером и брюками оставалась еще узенькая полоска смуглого подтянутого живота… но все это он заметил буквально краем глаза, просто по привычке не пропускать детали. Главное внимание Дениса было приковано к дальнему углу здания. Тому, за которым сегодня утром курочили белую «Волгу».
Он был почти уверен, что секунду назад видел до боли знакомую фигуру, удалившуюся за этот самый угол в сопровождении двух совершенно незнакомых фигур. Почти уверен, но все-таки не до конца.
— Я на минутку, — бросил он девушке и, забыв о футболе, бегом скатился с крыльца.
Девушка последовала за ним, он слышал, как стучат по асфальту каблуки ее туфель, но оборачиваться и тратить время на дополнительные объяснения не стал.
За углом никого не оказалось, Денис пробежал еще несколько метров, снова свернул и очутился в довольно тесном дворике: котельная с высоченной красной трубой, загородка из проволочной сетки, штабель пустых деревянных ящиков, какие-то ржавые контейнеры, мусорные баки, обшарпанный фургон ГАЗ-53 на кирпичах вместо двух передних колес и на первый взгляд ни одной живой души. Но, прислушавшись, Денис различил обрывки разговора, долетавшие откуда-то из-за контейнеров. Слов было не разобрать, потом послышалась какая-то возня и звук нескольких тупых ударов, кто-то вскрикнул. Переложив пистолет из наплечной кобуры в карман куртки, Денис двинулся в сторону беседовавших.
Он не ошибся: одним из троих в темном, разящем общественным туалетом углу был Щербак. Согнувшись пополам и схватившись руками за живот, он судорожно глотал ртом воздух. Лицом к нему и, соответственно, спиной к Денису стояли двое: оба в джинсах и джинсовых рубашках, с крепкими, коротко стриженными затылками, довольно широкими плечами, однако задницы у злодеев тоже были ничего себе — немногим уже плеч. Гаишники, что ли, хмыкнул про себя Денис.
Один в левой руке держал сигарету, а правую лениво и расслабленно встряхивал. Очевидно, именно он только что съездил Николаю под дых. Второй, чуть наклонившись вперед, хриплым баском назидательно отчитывал Щербака:
— Мы же говорили тебе. Говорили? Говорили. Ты не слушаешь. Не слушаешь?
— Не слушает, — поддакнул тот, что с сигаретой.
— Скажи спасибо, что мы такие добрые, — продолжал первый. — Мы тебе еще раз повторяем: сваливай, откуда приехал…
Денис медленно, стараясь не наступать на валявшиеся в изобилии под ногами бумажки и битые стекла, подошел ближе. Заметив его, Николай, продолжая жалобно поскуливать, хитро подмигнул и незаметно указал пальцем на левого. Денис все понял: ему — правый, тот, что так проникновенно читал наставления.
— Эй, мужики, — крикнул Денис, — закурить не будет?
Оба амбала как по команде повернулись к нему. Не дожидаясь, пока они сориентируются, Денис врезал «своему» по зубам левой. Амбал хрюкнул, на губах мгновенно выступила кровавая пена. Это был, видимо, тот самый тип, который утром уговаривал Щербака убраться из города — сто восемьдесят сантиметров, сто — сто десять килограммов, широкоплечий, ноги кривые, короткие, шея толстая, лицо круглое, подбородок скошенный, лоб низкий, глаза мутные, голубоватые, губы толстые, стрижка короткая. От удара он качнулся, неловко отступил к стенке и, отразившись от нее как мячик, прыгнул на Дениса с занесенным для удара кулаком. Денис встретил его прямым в челюсть и тут же, не отпуская, добавил ладонями по ушам. Амбал взвыл. В это время Николай, не мудрствуя лукаво, пнул «своего» ботинком в жирную задницу. Тот шлепнулся на колени, но поскольку одна рука была занята сигаретой, а второй он по инерции продолжал трясти, то, не удержавшись, он пропахал подбородком метра полтора асфальта, и так и остался лежать.
— Ой, берегитесь! — раздалось сзади. Кричала девушка.
Денис, отшвырнув поверженного противника, обернулся и увидел еще как минимум четверых в джинсе, девушку, которой на шею опускается резиновая дубинка, и приличных размеров кулак, врезающийся ему в лоб.
На несколько секунд он отключился, а когда пришел в себя, Щербак в порванной куртке и с висящей лохмотьями штаниной отмахивался от двоих, третий — самый тощий, с длинными, жирными, стянутыми в хвост на затылке волосами — поднимал несчастного с расквашенным подбородком, а последний из вновь появившихся объяснялся с Рыбалко, показавшимся со служебного входа. Денис потряс головой, разгоняя туман, все еще висевший перед глазами, и бросился на выручку Николаю. Тот, что с хвостиком, оставил товарища и попытался обхватить Дениса руками. Как боец он был гораздо серьезнее, чем предыдущий противник. Ему почти удалось сделать захват. В последний момент Денис вывернулся, провел быструю серию ударов в корпус, два слева в челюсть. Однако «хвостатый» даже с места не сдвинулся, стоял и ухмылялся, ожидая, пока Денис выдохнется, только руки чуть приподнял, защищая лицо.
Николай, нейтрализовав одного ударом в пах, не без труда разбирался с оставшимся. И Рыбалко, так и не сумевший увещеваниями добиться прекращения драки, ловко заехал собеседнику в ухо, которое тут же стало бордовым.
Обрабатывая «хвостатого» частыми ударами в корпус, Денис увидел, как девушка пришла в себя, держась за ушибленную шею, отползла к фургону и, достав из рюкзачка мобильный телефон, набрала номер. А «хвостатому», видимо, надоело работать боксерской грушей, он изловчился и ударил Дениса левой в бок.
У Дениса снова на мгновение потемнело в глазах. Но неизвестно, кому, в результате, было больнее. Целил «хвостатый» наверняка по печени, но угодил как раз по лежащему в кармане пистолету. Чертыхнувшись с досады, он врезал Денису по лицу тыльной стороной открытой правой. Из расцарапанной кольцом щеки тут же потекла кровь. Денис, окончательно разозлившись, схватил «хвостатого» за грудки и коротким резким движением стукнул лбом прямо в переносицу. Противник с тихим стоном медленно осел на асфальт.