Поэтому проблема во многих отношениях оказывается достаточно сложной, ибо предполагает необходимое приобретение человеком и многих качеств, которые в определенной степени изменяют его прежний статус, но одновременно важно, чтобы чаемый многими поколениями мыслителей-мечтателей, романтиков и максималистов высший человек, сверхчеловек3не оказался при этом неким вышедшим за пределы всего человеческого созданием (а может быть, даже уже и своего рода монстром, узурпатором, терминатором и т.п., ведь не случайно такие создания все чаще фигурируют и в современных произведениях искусства и тем более в судебной хронике). Иными словами, изменившись, сверхчеловек должен оставаться человеком в своем максимально возможном, усовершенствованном и как бы облагороженном человеческом качестве. Более того, человек и тем самым человечество, по мнению А.Г. Маслоу, необходимо должны становиться лучше, иначе они окажутся стерты с лица земли или будут жить под постоянной угрозой исчезновения (Маслоу, 1997, с. 32).
В связи со всем этим, в частности, представляется актуальным и установочно важным разговор об аутентичной природе человека и о конститутивных ее составляющих, о возможности определить меру присутствия того или иного качества в его норме и в случаях ее превосхождения, о нравственно-этической оценке характера и цели подобного превосхождения. При этом становится все более актуальным способ самого понимания характера необходимого «превосхождения»: сверхчеловек возникает, когда человек возвышается до него, преодолевая в себе все человеческие недостатки и ограничения; или же когда он начинает презирать в себе все человеческое вообще как слабость и ограниченность, пытаясь освободиться от всех привязок к человеческому как природному (т.е. тем самым как бы косно-пассивному и заземленному), когда естественному предпочитает искусственное (считая, как герой известного романа Е. Замятина «Мы», идеалом «машиноравность», т.е. объективность, предсказуемость, надежность, отсутствие чувств и фантазий). Или же все-таки – когда, отвергая искусственное, он культивирует и «гиперболизирует» положительное естественное, видя в его усилении и развитии единственный адекватный источник реализации возможного человеческого потенциала. До каких пределов человек может «дополняться» искусственным, чтобы остаться творчески живым и саморазвивающимся?
Представляется, что все такие варианты – с их достоинствами и недостатками – следовало бы осмыслить для продолжения разговора о возможном развитии (вопроса о наличии или даже, может быть, необходимости границ для него) потенциала человека, о характере и способе этого развития, о расширении человеческих возможностей в мире – о собственно человеческих возможностях, а не своеобразных их «заменителях» или искусственных усилителях. Ведь если вернуть слову «сверхчеловек» его настоящий смысл, а не его идеологизированные (порой и отчетливо демонизированные) тем или иным историческим опытом и соответствующими интенциями употребления варианты значения, то смысл программы сверхчеловека вполне можно понимать как вектор утверждения перспективы развития человека против тенденции его перерождения в процессе инерционного «расслабления», если, принимая парадигму истолкования мира как неизбежно, удобно и естественно саморазвивающегося в направлении к упорядочению и гармонии, включать в нее и человека как своего рода объект.
Однако не все, что удобно и естественно для мира, является таковым же и для человека; иначе проблематичным и даже сомнительным и оказалось бы, и выглядело бы само возникновение человеческой культуры, человеческого творчества, являющегося «самовольным» проявлением человека, захотевшего через «непослушание» противопоставить существующему окружающему миру – мир, созданный (или переделанный) творческим воображением человека, собственной его волей и деятельностью. Творчество – как идентифицирующий человека вид деятельности, особый (своего рода антропогенный, человекотворческий) процесс, и создавшая его особая способность, и характеризующее его особое качество – определяет то, что человек находится (может находиться) в процессе постоянного и непрерывного самоизменения. Творя свой мир, он творит и нового себя – в динамическом процессе творческого самостановления, когда бытие и становление идут параллельно, взаимообусловливая друг друга в своем развитии. В самом деле, человек – в отличие от остальных живых существ – способен к творчеству себя, к самопостроению, самосозиданию, самовоспитанию, саморазвитию и т.д. Человек, «достигший» представления о сверхчеловеке, задумывается о таком образе своей жизни, когда он может наиболее полно и гармонично воплотить свою человеческую природу в ее самобытно-творческом проявлении, реализованном в настоящем и устремленном в будущее. Человек принципиально выступает как субъект в отношениях с миром.
Ведь если самоорганизация в природе – это своеобразное творческое движение само栁й вечной природы в сторону экономности выражения и целесообразности формообразования, то человек – на своем сознательном уровне – не может лишь пассивно вписаться в естественно движущийся и даже вполне рационально объяснимый природный процесс. Человек как не только представитель рода, но как индивид, осознающий себя и способный к волеизъявлению, осуществляет собственную сознательную творческую стратегию – не полагаясь на пассивную эволюцию, но активно участвуя в процессе своего самоосуществления, реализации в себе высшего человека. Программа сверхчеловека – это утверждение стратегии развития собственно человека против тенденции к его возможному исчезновению из бытия, растворению в пассивной биомассе или же в непредсказуемом по последствиям том или ином гибриде с теми или иными видами и формами неживого. Иными словами, когда мы ставим проблему, мы обычно обозначаем пространство и уточняем смысл обсуждаемого, предполагая некоторую его безусловность и помещая его в контекст объективного разворачивания его бытия. Сверхчеловек понимается нами в развивающемся пространстве родового понятия «человек», но, будучи целеполагаем и формируем в своем бытии как индивида, он извлекает (выбирает) из своих внутренних глубин и из внешнего бесконечного континуума возможностей все, что представляется ему необходимым для осуществления, оформления и выражения своей мыслимой им сверхчеловеческой сущности. Р. Генон, например, развивающий понятие об «универсальном человеке», природа которого необходимо причастна Небу и Земле, различает «человека истинного» и «человека обыкновенного» (т.е. лишь как бы возможного). Сверхчеловек в его подходе предстает как достижение полноты проявления собственно человеческой природы и человеческого состояния, следовательно, предполагает возможность интегральной реализации его человечности (Генон, 2004, с. 172).
В то же время обычный, распространенный в современном социуме массовый человек, в котором, как уже говорилось выше, процесс массовизации, «преодолев» количественную фазу, перешел в определяющую его качественную, взятую в ее бытовом выражении (так что многие современные авторы – как представители масскультовского направления, так и постмодернисты – предпочитают говорить не просто о массе, но уже именно о толпе как скоплении атомизированных индивидов), вряд ли способен будет произвести из себя сверхчеловека. Проблематично говорить не только о возможности гармонического развития такого человека (достижении полноты состояния) и возможности гармонического его единства с другими людьми и миром (достижении полноты бытия), но и о его способности, что называется, «держать позитивное усилие» в противостоянии искаженным представлениям о возрастании свободы современного человека, для которого оказывается возможен отказ от культурных норм и установлений, когда представляются равнозначными любые взгляды и убеждения, что странным образом истолковывается как возрастание свободы. Правда, Ю.М. Лотман в свое время определил эту тенденцию – когда свобода понимается как полное освобождение от всех выработанных человечеством ограничений, в том числе и от взыскующего человеческого разума, – словом «хамство» (Лотман, 2003, с. 475). А уже упоминавшийся А.Г. Маслоу считал утрату системы ценностей самой тяжелой болезнью нашего времени (Маслоу, 2002, с. 246). Эту реальность «возрастания свободы» современного человека Ж. Бодрийар назвал уродливым разбуханием «наростов», убивающих культурные представления и убеждения (Бодрийяр, 2007, с. 266–267). О беспорядочной груде «неудобоваримых камней знания», которые человек вынужден таскать за собой, но которые не идут ему на пользу, ибо рождают не духовность, а хаос, говорит и Ф. Ницше, утверждающий, что современный человек страдает серьезным ослаблением («выветриванием») личности (Ницше, 1990, с. 180, 186–187). Таким образом, понимание, способность к самоопределению и выбору «содержания себя» формируют и будущий путь человека, и характер возможной цели его движения. В этом смысле понятие «недочеловек» выступает, по мнению Маслоу, синонимом понятия «невроз» (Маслоу, 1997, с. 32, 313, 350); в самом деле, характерные для современного постмодернизма понятия «децентрация», «деидентификация», когда человек не может обеспечить целостного и адекватного восприятия себя, выражают совпадение понятий неадекватности (неполноты сознательности) и «недочеловеческости». Поэтому современные философы разных направлений и с разных позиций говорят о присутствующем в современности «фрагментарном человеке».
Таким образом, разговор о сверхчеловеке – это размышление о действительном статусе и адекватном понимании человека, каким он не только может, но – должен быть по своей истинной природе, своему месту в мире и своим перспективным возможностям. Иными словами, это разговор о возможности и необходимости разворачивания мыслимого «содержания» человека, о его действительном месте в мире и возможном месте в Космосе, о возможностях его дальнейшего развития, ибо человек не был бы и человеком, если бы в своем развитии останавливался на достигнутом уровне и не думал о будущем… Ведь человек – «существо, которое не только есть, но и знает, что оно есть» (Бодрийяр, Яс-перс, 2007, с. 12), и имеет для этого основания и подтверждения. В определенном смысле это несколько идеализированное – и идеализирующее (в оценочном, а не в инструментально-методологическом смысле) – представление о человеке. И актуальнейший разговор о том, как идентифицировать человека в мире неких антропоидных созданий и антропоподобных машин4, которые становятся все более многофункциональными и полиманипулятивными, и порою человек – ради сомнительных выгод, преходящих удобств, часто просто из-за непонимания всех возможных (и на всевозможных уровнях) последствий – уже готов и потесниться, и даже уступить им свое человеческое «перворо栁дство»… Как отметил еще Ф. Ницше в свое время: «Самый общий признак современной эпохи: невероятная убыль достоинства человека в его собственных глазах» (Ницше, 2005, с. 37). В то же время любое унижение человеческого достоинства и человеческой природы запоминается нашим бессознательным и отрицательно влияет на самооценку, следовательно, в результате и на отношения человека с обществом. И несмотря на внешнее развитие новых социоцивилизационных стратегий, на повышение технической оснащенности бытия, на многообразие форм осуществления современной жизни и рост возможностей человека он чувствует себя все менее уверенно, у него все больше сомнений и вопросов… Человек – в большинстве своем – как бы уменьшается в собственных глазах в сравнении с миром, который предстает все более – по мере научного его изучения – бездонным, бескрайним и непознаваемым, непредсказуемым… Однако в конечном счете то, каким будет для человека мир, зависит от того, каким будет (станет) сам человек; так, если у человека не будет ничего святого, не станет и самого мира как мира человеческого – в полноте этого смысла.
И потому представляется важным (все более важным), чтобы человек в толпе одинаковых, зачастую плохо образованных (и нередко плохо воспитанных, ибо в самом общем случае формирует их современная безвкусная реклама) современных людей, которые могут скоро разучиться самостоятельно думать, которые стали некритически доверчивы и легко манипулируемы, которые больше доверяют калькулятору и соцопросам, чем самим себе, – иногда задумывался об этих действительных своих возможностях5 действительной своей, аутентичной человеческой природы, чтобы начал понимать, что эти его возможности недоступны любой сколь угодно умной машине, и потому заменить его, человека, практически нельзя. Потому что он – живой человек, способный к многоуровневому поступательному, осознаваемому и самопрограммируемому развитию, он обладает человеческой свободой, т.е. способен к нейтрализации принуждений природы и общества, к человеческому сопротивлению тупой инерции, инволюции в себе, варварству в обществе, что он может (и должен) работать против деградации, изживать в себе негатив и тенденции к нравственному, интеллектуальному, духовному распаду. Потому он порой смутно ощущает в себе присутствие как будто другого, высшего, героического или просто иного, неведомого начала, понимая, что «человеку человек есть звук миров» и т.п. Человек действительно в особых состояниях, в моменты вдохновения ощущает в себе присутствие целой неизведанной вселенной, в эти минуты он пишет бессмертные стихи, открывает законы, которые в своей полноте оказываются поняты лишь через столетия, сочиняет поистине божественную музыку… И это часто становится причиной его стремления к новому, дает импульс к особой его деятельности по поиску, открытию и выращиванию в себе сверхчеловека – полноценного в своей человеческой природе и ее проявлениях, способного к преодолению уже достигнутого и достижению новых горизонтов истинно человеческого бытия.
В наше время общим местом стала констатация того факта, что сама повседневность современного массового общества, в изобилии породив массовых людей, произвела новую качественную разновидность населения, когда человек рассматривается и даже становится не более чем опредмеченной «функцией» действия соответствующих общественных структур. Этот обычный, массовый, среднестатистический человек (называемый «маленьким» человеком – описываемый как «серенький», «в сером», «на сером фоне…», обезличенный, с «непроросшим» лицом и вообще «духless» (Минаев, 2008)), возникший в качестве «издержек» демократизации жизни, демократизма массовой культуры, нередко приводящей к снижению культурных критериев, оказался, в свою очередь, весьма удобной для манипуляций фигурой в современной большой игре глобализационных элит, и потому этот человек массы, без лица и инициативы, без духа и без устремлений, внушаемый и управляемый, все более «набирает вес» (возрастая количественно) и все чаще используется этими новыми элитами – как своего рода функциональный ресурс – в своих целях.
Следует напомнить, что традиционная русская культура всегда была полна сочувствия к маленькому человеку, однако сама по себе она отнюдь не была собственно массовой культурой со всеми характерными особенностями современного ее варианта, т.е. «масскультом», а кроме того маленький человек как герой этой большой литературы часто на самом деле оказывался человеком далеко не серым и обычным. Но подобное положение изменилось с массовизацией и общества, и его культуры, с существенным изменением самой психологии массовости, с дрейфом массы к победительному мещанству. Современный массовый человек доволен тем, что он «как все»… Массовое общество как бы зафиксировало положение, когда «человек будущий» и «человек потребный» разошлись между собой в значении, в оценке, в «пути следования» и «назначении». Однако масскульт не только выполняет некую охранительно-утешительную функцию, позволяющую маленькому человеку относительно комфортно жить и быть довольным собой, но и сужает его человеческий мир, лишает человека духовного измерения в восприятии жизни и аутентичных ориентиров в понимании своей человеческой сущности. Так, А.А. Зиновьев писал, что массовая культура всеми своими средствами создает впечатление, «будто “маленькие” люди ведут интересную и социально насыщенную жизнь. В реальности же их жизнь есть мещанская скука и столь же унылая работа по обеспечению этой скуки» (Зиновьев, 2000, с. 589). Главная беда в том, что массовый человек часто остается только потребителем и бывает творчески бесплоден, что закрепляет эту его общую нетворческую бездумную позицию и делает излишней саму проблему движения человека к развитию своей природы и реализации своей человеческой сущности. Массовый человек отнюдь не безобиден: своим ростом и движением он прокладывает путь в тупик возможного развития человечества.
Обычный маленький человек оказывается вполне приспособлен к современной «поточной» жизни и не заинтересован в выходе за пределы своей посредственности. Его героем становится некий условный супермен, снижающий общую планку понимания человека, что опирается на скрытую нигилистическую мысль относительно действительной природы и сущности человека. Однако для жизни человека необходим настоящий герой, который способен оценить целый пласт человеческой жизни. Герой, а в общей перспективе развития сверхчеловек, – есть необходимость для человека в его понимании и оценке истинного масштаба человеческого бытия, масштаба человеческого потенциала, позволяющего развернуть богатство человеческой личности и человеческого духа. Таким образом, человек как таковой не может (не должен) предать забвению свою перспективную цель – превзойти себя и в определенном смысле стать сверхчеловеком, перешагивающим свои уже имеющиеся у него наличные способности и достигающим нового своего состояния в напряжении всех своих возможных человеческих сил и свободных творческих проявлений их.