Термин «философия паутины» (Philosophy of the Web) впервые был применен Гальпином в 2008 г.48, а его ключевое значение было расшифровано Моннином в 2009 г.49
Моннин в 2010 г. организовал по этой проблеме симпозиум в Сорбонне.
В 2012 г. Гарри Гальпин и Александр Моннин выступили в качестве приглашенных редакторов (guest editors) специального выпуска, посвященного «философии паутины», и опубликовали совместную статью с обоснованием своих позиций50. «Паутина», считают А. Моннин и Г. Гальпин, имеет объединяющие ее архитектуру принципы. И это оправдывает существование «философии паутины». Рождение этих принципов подготовлено развитием информационных технологий. Широко признанный изобретатель «паутины» Тим Бернерс Ли развивал идеи относительно центральной роли единого индикатора ресурса (URJ – Uniform Resource Identifires). Универсальная система обозначения и является центральной темой «философии паутины». С помощью такого индикатора, как http://www.example.org/, можно обозначать все, и поэтому можно говорить о существовании объединяющего принципа архитектуры «паутины». Поскольку эта архитектура имеет дело с проблемами наименования и значения, она прокладывает путь к реальности «философии паутины». При этом «философия паутины» отличается качественно от традиционной философии языка51.
«Философия паутины» в качестве своего предмета имеет реальный универсум и обладает методом универсального обозначения всех явлений, которые составляют пространство этого универсума. Язык является лишь одним из аспектов этого универсума.
Против «философии паутины» выдвигается аргумент, согласно которому технология не может быть основанием философии. Если может, то тогда следует допустить «философию» любой другой технологии. Почему не может возникнуть «философия стиральной машины» или, скажем, «философия уборки кукурузы»? Отвечая на эти возражения, Г. Гальпин и А. Моннин подчеркивают тот факт, что, в отличие от частных технологий, технология «паутины» универсальна и создает возможность для всех иметь доступ ко всему. Иными словами, она создает специфический универсум.
Если рождается универсум и если мы признаем его реальность, то тогда следует признать и вполне легитимным рождение качественно новой философии, определяющей осмысленное к нему отношение.
«Паутина», как новая реальность, видоизменяет понятия традиционной философии. Они обретают новое существование в качестве технических артефактов: объекты превращаются в ресурсы, собственные имена – в единые индикаторы, онтология бытия – в семантические онтологии «паутины»52. Это превращение философских концептов не остается без последствий для смысла понятий, которые были вырваны из их прежнего нормального контекста. Язык «философии паутины» обретает свой специфический смысл только внутри того универсума, к которому он относится. Для него уже не существует иной универсум, с которым имеет дело традиционная философия. Что же практически дает нам «философия паутины»?
Можно ли считать «паутину» расширенным самостоятельным разумом или необходимо следовать возникшему на ранней стадии Интернета представлению, согласно которому машины скорее увеличивают, нежели замещают интеллектуальность человека? В этом контексте Александр Моннин и Гарри Гальпин ставят «наводящий» вопрос: философствуем ли мы сегодня так, как и в прошлом, с тем же предметом и в том же стиле? Есть ли смысл находиться внутри установленных традиций, таких как феноменология или аналитическая философия, если их собственные понятия пересекают свои границы, используя язык, только поверхностно кажущийся идентичным традиционному языку? «Философия паутины» придает всем этим вопросам свой уточняющий смысл и свое уточняющее значение, которые должны отразить происходящий качественный сдвиг в сознании общества и в толковании философских категорий.
В конечном счете, считают авторы, «философия паутины» только начинает свое движение. Философская инженерия позволит философам расширить применение категорий, используя их в оценке не только человеческих, но и нечеловеческих существ как технических артефактов, которые стали регулярными составляющими нашего мира53.
Это – принципиальное замечание, определяющее коренное изменение отношения к иерархии смыслов.
Рождение нового специфического универсума свидетельствует о том, что мир изменился. В изменившемся мире изменяются иерархия смысла и его язык. Теперь его опорой оказываются не прежние канонические понятия, а совершенно новые, отличающиеся от прежних.
Это представление безусловно отражает завершение процесса деконструкции культуры. Культура обретала свою архитектонику на основе языка философии как канала перевода хаотичного сознания общества в упорядоченное состояние, совпадающее с цивилизационной истиной как истиной знания, справедливости и красоты.
Универсум «паутины» осуществляет превращение языка философии в составляющую технологического процесса, в котором происходит «испарение» объективного смысла философской онтологии. Сознание общества, утрачивая упорядочивающие ориентиры философской онтологии, становится сугубо «инструментальным». Сущность культуры, как выраженной через посредство идей истины цивилизационной жизни, формировала тенденцию удержания гармонии человеческих отношений. Соответственно, слово, несущее эти идеи, становилось основанием культа подлинного знания.
Уже в философии Платона отчетливо проявилась эта тенденция формирования культа подлинного знания. Подлинное знание относится к адекватной жизненной ориентации человека в Универсуме Вселенной. Это знание и дает философия, определяющая онтологию Бытия через посредство мира идей. Мир идей, к которым приобщалась душа человека, – это идеальный мир, при постижении которой происходило нравственное и эстетическое возвышение человека.
Это – формы высшего качества – идеи справедливости, истины самой по себе, доброго, благого, прекрасного. Это такие понятия рассудка, как равенство, тождество, различия, покой, движение, способные синтезировать многообразие реальности.
Это – идеи природных и человеческих явлений, процессов и отношений, т.е. подлинное познание отвечает требованиям объективной и нравственной истины.
Поскольку постижение сущности Универсума Вселенной открывает перед человеком угрожающие и кажущиеся неизбежными перспективы, возникает психологическая тенденция к интеллектуальному и культурному самоотгораживанию от Универсума Вселенной, открытию иного, более комфортного. Иной универсум и может восприниматься как универсум «паутины», универсум, созданный самим человеком, оставляющий «за скобками» неразрешенные проблемы реального универсума и переводящий на свой специфический язык эпистемологические проблемы, возникающие в процессе постижения сущности реального универсума.
«Философия паутины» отражает этот сдвиг. Она играет роль легитимации технологической переинтерпретации несущих языковых конструкций, создавая видимость того, что человек просто освобождается от устаревшей онтологии и обретает новые, технически более эффективные онтологии.
«Паутина», пишут А. Моннин и Г. Гальпин, вызвала массовое концептуальное потрясение в философском царстве онтологии. Бесстрашный философ «паутины» стал склоняться к работе над именами в пределах философии языка. Обычно онтология рассматривается как область метафизики, как изучение существования объектов и фундаментальной категоризации и различений. Тогда как исследователи искусственного интеллекта придавали «онтологии» свой смысл. Примером этого стало инженерное определение Грабера: «Онтология – это спецификация концептуализации». Оно кажется бесполезным и пустым, но важно то, что оно было достаточным для того, чтобы произошло рождение инженерии онтологии.
В итоге этого сдвига от философской онтологии к онтологии инженерной философы постепенно стали терять контроль над орудиями собственного мышления, если даже они этого и не замечали. Целый ряд философов обозначили эту тенденцию, начав работать исключительно в сфере инженерии знания.
Технология начинает рассматриваться как условие «освобождения» онтологии, возникновения объектов, которые играют фундаментальную роль в толковании архитектуры «паутины». Речь идет об «очищении онтологического горизонта». Этот процесс, далекий от эпистемических процессов, открывает дверь для онтологии операций, конституирующих онтологию сущностей, которые шаг за шагом совершенствуют себя. Этот процесс ведет к новым началам, оставляя таким образом совершенно открытым вопрос о природе конечных составляющих нашего технологического космоса54.
Иными словами, мы уже не ставим перед собой ключевой вопрос традиционной философии «Что это?». Мы лишь следуем технологии процесса, дающего определенный результат.
Очищение онтологического горизонта не может не вести к эрозии констант нравственных и исторических смыслов. Естественно возникает вопрос: к каким личностным и социальным последствиям может привести утверждение новой онтологии, свободной от традиционных философских представлений?
Очевидно, что речь идет о формировании смысловых управленческих механизмов, предназначенных для социума, которые в своей сущности совпадают с механизмами управления растительным и животным миром. Это – проблема элиминации смыслового духовного компонента в общественной жизни. Соответственно, должна измениться и функция слова в определении смысла жизни человека. Слово должно выполнять инженерно-технологические функции. В связи с этим следует отметить, что создание «философии паутины» сразу же породило дискуссию, в которой приняли участие известные специалисты в области информационной науки, такие как Бернерс-Ли и Патрик Хэйес. Бернерс-Ли считает вполне правомерным очищение онтологического горизонта. Он пришел к выводу, что семантика «паутины» может быть отнесена к любому явлению, в том числе к человеку, корпорациям и книжным полкам – все они становятся просто ресурсом. Инженеры, утверждал он, решают, как должна работать семантика «паутины»55, и эти решения должны определять связи между исторически возникшими толкованиями явлений и тем, как определяется их идентичность в «паутине». Иными словами, философские категории в «паутине» могут изменять свой ценностный смысл, превращаясь из носителей высоких истин в обычный «ресурс».
Патрик Хэйес, известный исследователь искусственного интеллекта, возражал Бернерсу-Ли, считая, что смысловое содержание философских категорий должно определяться только традиционно понимаемой семантикой, которую не могут изменить инженеры56.
Если инженеры определяют семантику универсума, то открывается возможность бесконечных онтологических построений в качестве продукта творческого воображения. Но одновременно исчезает единство критерия истины смысла, т.е. истины объективного знания и истины нравственного принципа.
Вместе с тем должна исчезнуть и практика нравственного восхождения: онтологии «паутины» уравнивают всех. Но это также путь к утверждению «истины» произвола иерархий. Инженер может постулировать высшую ценность любой вещи и любой иерархии.
Бернерс-Ли исходит из правомерности «философской инженерии», полагая, что технология, даже используя философскую метафизику, не становится результатом метафизического мышления или действия «судьбы»; она остается продуктом нередко случайных и полных сюрпризов новаций57. В силу этого научный этос поиска истины как таковой замещается практически ориентированным инженерным решением, подлинность которого может не совпадать с истиной знания.
Чтобы отделить подлинность от объективности цивилизационной истины, требуется переосмысление «исходных материалов», образующих подлинность. Это уже не могут быть те материалы, из которых складывается Универсум Вселенной. Как раз здесь и возникают интерпретации сущности того «материала», с которым имеет дело онтология «паутины». Скот Лэш считает, что происходит превращение трансцендентального и онтологического в эмпирическое и рождается новый вид «технологического монизма». Тогда как А. Моннин и Г. Гальпин считают, что в отличие от философских систем, отражающих те напряжения, которые существуют в реальном мире, «паутина» является укоренившимся в мире техническим артефактом, который может быть понят как феномен априори в гуссерлианском смысле.
Понимание подлинности «исходных материалов» нового универсама связано с толкованием сущности дигитального объекта. Понятие дигитального объекта подготовлено эволюцией феноменологического истолкования объекта как его идеальности, составляющей основание строгой науки. Юм, Кант, Гегель, Гуссерль стремились найти в структуре сознания ответ на вопрос, как познать сущность объекта, но при этом объект в своем собственном существовании оказывался вне поля исследования. Дигитальный объект не сводится к структуре сознания, но при этом его понимание подготовлено «механологией», т.е. исследованием существования технических объектов через посредство их движения к собственному совершенству58. Вторым составляющим элементом стало понятие «ассоциированная среда» («associated milieu»)59. «Ассоциированная среда» может иметь характер природной объективности, включенной в работу технологического объекта. Например, в работе гидростанции принимает участие река. Она становится частью действующей технической системы.
Дигитальный объект может восприниматься так, как воспринимается природная объективность – видимые и красочные формы бытия, тексты, операционные системы, бинарные коды, поля и элементарные частицы. Но этот тип редукционизма не скажет много об этом мире60.
Если следовать генезису дигитальных объектов, возникает понимание того, что объекты формируют ту среду, в которой живет человек, и дают нам новую интерпретацию бытия в дигитальной среде61.
В этой среде возникают своя система письма и чтения и пути экстериоризации, дающие ключ к пониманию ухода от анализа естественных и частично технических объектов.
«Паутина» с момента своего возникновения понималась как пространство имен или как именное пространство, поэтому можно говорить о поворотном пункте метафизики и глубокой модификации ее смысла. Семиотические объекты, такие как философские понятия, обретают черты, подобные техническим объектам. Это позволило теоретические поля различных эпистемологий и онтологий рассматривать в качестве частей общего охватывающего пространства науки референции62. Человек в качестве подлинного универсума заимствует из нее слова и тексты, создавая из них свой мир, подлинность которого удостоверяется его видимой мудростью. На самом деле, коль скоро философские идеи приобретают функциональный характер, становится гораздо легче заставить их сосуществовать, признавая, что «третье дано», не отрекаясь при этом от логического требования последовательности.
Так что такое подлинность? Подлинность превращается в эффективность построения своего мира в «паутине». Этой цели и подчиняется культ истины, переставая тем самым быть приоритетным культом объективного знания. Данная объективная реальность утрачивает самодовлеющий характер. Она превращается в материал, в средство формирования ресурса. В этом смысле внешняя реальность – это всего лишь хаос, пополняющий ресурс. Внутренняя структура, порядок, гармония или дисгармония не имеют самостоятельного смысла. Смысл имеет характер ресурса. Это значит, что из ресурса можно получать самые различные следствия в зависимости от субъективных устремлений пользователя. Многообразие пользователей превращает ресурс в своеобразный исток хаотичных следствий. Два взаимосвязанных тезиса: «хаос – это исток ресурса» и «ресурс – это исток хаоса» образует действительность оксюморонной реальности. Если это реальность универсума, то как возможна философская система, относящаяся к сущности этой реальности, и как возможна ее объясняющая и предсказывающая сила?