Фанк сразу заговорил об Анжеле Шрайбер.
– Как и в крови Николь Хансен, в ее крови обнаружен флунитразепам.
– Рогипнол, – сказала Трейси.
То, что убийца пользуется рогипнолом, было специфической деталью, которая могла помочь им при опросе свидетелей.
Фанк продолжил:
– Будучи связанной, жертва удерживает положение лишь до тех пор, пока усталые мускулы не начнет сводить судорогой. Единственный для нее способ облегчить боль в мышцах – это выпрямить ноги. Что приводит к затягиванию петли на шее и уменьшению доступа кислорода. Постепенно жертва теряет сознание.
– Сколько она могла продержаться?
– Трудно сказать, ведь она подвергалась большому стрессу.
– А что за ожоги у нее на ступнях? – спросил Кинс.
– Определенно от сигарет, – ответил Фанк.
– Но на Николь Хансен таких следов не было?
– Нет.
– Значит, что-то изменилось, – сказала Трейси. – А других следов насилия на ней нет: заживших шрамов или синяков? Может, она была из тех, кто любит над собой поиздеваться?
– Больше ничего, – сказал Фанк.
– Сколько нам ждать конечного результата токсикологии?
– Лаборатория обещала заняться им в первую голову, вместе с мазками из вагины и бактериальным посевом. Однако я не думаю, что результат подтвердит факт сексуального насилия. – Фанк медленно выдохнул.
Серийный убийца менял подход к расследованию в целом. Ставки были слишком высоки, необходимость ареста возрастала экспоненциально, а последствия ошибки, в результате которой убийца оставался на свободе, грозили стать фатальными для многих.
Трейси взглянула на часы.
– Хорошо бы нам встретиться с семьей Вероники.
Фанк откатился от стола вместе со стулом.
– Ширли и Лоренс Беркман. Живут за городом, в Дювале.
– Вы с ними уже виделись? – спросила Трейси.
Стюарт покачал головой:
– Нет, говорил с матерью по телефону.
– Как она приняла новость?
– Она была потрясена. С отцом я не разговаривал.
– С отчимом, – сказал Кинс. – Есть причины подозревать, что это из-за него она сбежала из дома.
Фанк вывел их в безукоризненно чистый коридор, в дальнем конце которого была комната ожидания для родственников. Толкнув дверь, они вошли и оказались в уютно обставленном помещении с приглушенным светом, которое как небо от земли отличалось от холодной и обшарпанной зоны ожидания в предыдущем здании. Мужчина и женщина средних лет стояли каждый у своего окна и смотрели на улицу; заслышав звук открывающейся двери и шаги, они повернулись к окнам спиной. Трейси сразу оценила Ширли Беркман как женщину лет пятидесяти пяти, которая пытается сойти за тридцатипятилетнюю. Ее синие джинсы в обтяжку были заправлены в черные до колен сапоги. Белая блузка открывала конопатую грудь. На лице – яркий макияж, на руках – коллекция колец и браслетов. Трейси невольно спросила себя, была ли она уже в таком виде, когда услышала известие о смерти дочери, или накрасилась и надела бижутерию специально для выезда в город.
Лоренс Беркман был обладателем пышной седой шевелюры и аккуратно подстриженной бородки. Черная кожаная куртка с разноцветной аппликацией, синие джинсы с заутюженными стрелками, как на брюках, спускались на ковбойские сапоги. Украшения из серебра тоже были ему по вкусу – как и молоденькая падчерица, если верить Эрлу Кину.
Фанк представился сам, затем представил Трейси и Кинса. Ширли протянула вялую ладонь. Лоренс не отрывал своей руки от ее спины, как будто боялся, что без него жена упадет.
– Это Вероника? – спросил Лоренс у Кинса.
– Мы так думаем, – был ответ.
– Нам нужно, чтобы вы ее опознали, – сказал Фанк.
Ширли повернулась к Кинсу:
– Это вы ее нашли?
– Да, мы, – ответил он.
– Что с ней случилось? – спросил Лоренс. Трейси уловила техасский акцент – легкий намек на гнусавость – и еще что-то вроде скрытого раздражения или даже гнева.
– Об этом мы поговорим позже, – сказал Кинс.
Фанк выдал Беркманам заученный спич на тему, как это тяжело – увидеть близкого человека мертвым, и предупредил, что, возможно, они почувствуют дурноту. Затем он объяснил, что тело Вероники сейчас в прозекторской, под простыней.
– Я подожду, когда вы скажете мне, что готовы. И покажу вам только лицо.
Когда Беркманы покивали в знак того, что все поняли, Фанк повел их в прозекторскую. Трейси и Кинс уважительно держались позади. Ни мягкий свет, ни ухищрения декораторов не могли ничего поделать с жестокой профессиональной реальностью: с холодными раковинами для мытья рук после вскрытия, со стальными столами. Новенький блестящий линолеум отражал свет флуоресцентных ламп так подробно, что впору было перепутать, где тут потолок, а где пол.
Подчиненные Фанка положили тело Вероники на дальнюю от входа каталку. Несмотря на покрывавшую ее простыню, Трейси сразу поняла – Стюарт выпрямил ноги и руки девушки, так что матери не придется видеть дочь кривой и скрюченной. Это ее порадовало.
Ширли Беркман встала у края каталки, крепко обхватив себя руками. Лоренс продолжал обнимать ее за плечи. Фанк встал с другой стороны и положил руку на простыню. Когда Ширли едва заметно кивнула, Стюарт опустил простыню. Рука матери взметнулась к лицу, и тихие слезы пролились из глаз и потекли по щекам, но она не упала и даже не отвернулась. Не закричала, отрицая очевидное. У нее был вид измученный и смирившийся, как будто она давно уже жила, представляя себе нечто подобное.
– Это Вероника, – сказал Лоренс, лоб его был нахмурен, глаза сухи.
Фанк хотел было вернуть простыню на место, но мать протянула к нему руку, и он отступил. Ширли стряхнула с плеча руку Лоренса и наклонилась к дочери.
– Ширлз, – сказал Беркман.
Но жена не обращала на него внимания. Она нежно гладила Веронику по лбу, по щекам, легко касалась ее волос. Взгляд у нее стал таким задумчивым, как будто она вновь пережила те моменты, которые когда-то были у нее с дочерью общими, а теперь погрузилась в раскаяние. Эта картина так поразила Трейси, что у нее даже дух занялся, как будто ее ударили под дых, и она густо покраснела. В горле стоял ком. На глаза навернулись слезы. У них с Сарой не было такого момента, ни она, ни ее родители так и не смогли с ней проститься. Трейси винила себя за это. Винила за то, что не была с Сарой, когда ее похитили. А сейчас она чувствовала себя виноватой в том, что не успела схватить Ковбоя, и он снова убил, принеся боль и горе еще одной семье. Кинс, видя, что она вот-вот расплачется, послал ей укоризненный взгляд, и Кроссуайт усилием воли вернула себе самообладание.
Ширли в последний раз коснулась губами щеки дочери, вытерла слезы и отступила. Фанк вернул простыню на место.
– Что теперь? – спросил Лоренс.
– Проведем вскрытие, – ответил Стюарт.
– Зачем? – снова спросил тот. – Какой в этом смысл?
– Нам надо понять, от чего она умерла, – сказал Фанк.
– Вскрытие поможет точно определить причину смерти, время, когда наступила смерть, а также выявить возможные обстоятельства медицинского характера, которые не видны невооруженным взглядом, но которые могут иметь отношение к ее смерти, – объяснил Кинс.
– Или могут привести нас к человеку, который это сделал, – добавила Трейси.
– Да это ее дружок, козлина, – сказал Лоренс, глядя на Трейси побелевшими от злости глазами. – Он затащил ее в это болото, в такую жизнь. Черт, просто арестуйте его. Как его зовут, этого говнюка?
– Таггарт. Брэдли Таггарт, – сказала Ширли устало. Платочком она промокала уголки глаз.
– Он спал с ней, когда ей было всего пятнадцать, но вы тогда и пальцем о палец не ударили. А еще он избивал ее, – продолжал Лоренс. – Вот вам готовый подозреваемый. Идите поговорите с ним.
– Мы это и сделаем, – сказала Трейси. И сделала шаг назад, чтобы уйти с Лоренсовой линии огня. – Миссис Беркман, как, по-вашему, Вероника с кем-нибудь, кроме Таггарта, встречалась? Она вам ничего такого не рассказывала?
Ширли отрицательно помотала головой.
– Мы не так часто с ней общались.
– Этот бойфренд прятал ее от нас, – сказал отчим. – Мы не могли ей даже позвонить.
– А какого-нибудь бывшего парня, который мог затаить против нее обиду, не было? – спросил Кинс.
– Ей было пятнадцать, когда она сошлась с этим типом, – заявил Лоренс. – Никаких бывших у нее не было.
– А враги? Могли у нее быть враги? – подключилась Трейси. – Она не говорила вам, может быть, кто-то преследовал ее, угрожал на работе?
– Нет, – ответила Ширли. – Никто. – Мать судорожно вздохнула, но сохранила контроль. – Вероника была хорошей девочкой. Она попала в плохую ситуацию, но плохим человеком она не была.
– Конечно, нет, – сказала Трейси.
– Где вы ее нашли?
– В комнате мотеля на Аврора-авеню, – сказала Трейси.
Слезы потекли по щекам Ширли Беркман, оставляя дорожки в тональном креме. Когда Лоренс шагнул к ней, чтобы обнять, она отшатнулась и выбежала из комнаты, а он остался стоять, одинокий и растерянный. Помешкал, словно подыскивая слова. Потом опустил глаза и вышел; каблуки его ковбойских сапог цокали по линолеуму.
Глава 19
Прохладный воздух с Эллиот Бей освежал, и Трейси, все еще красная от пережитого волнения, с наслаждением втягивала его, пока они с Кинсом переходили Джефферсон-стрит на ту сторону, где осталась их машина.
Воробей открыл дверцу водительского места, но садиться не спешил.
– Что это сейчас было?
– Я была не права, что уехала, Кинс?
– Не изводи себя.
– Наверное, мне надо было остаться. Может быть, если бы я осталась, мы бы уже поймали этого парня сейчас.
– Твоей вины тут нет. И ничьей другой тоже. Это Ноласко принял решение отправить дело Хансен в висяки. И забрал он его у нас с одной целью: чтобы тебе нагадить. А в Седар Гроув поехать было нужно, и во всей полиции штата не найдется ни единого копа, который не поступил бы так же, как ты. Ты имела право узнать, что случилось с твоей сестрой.
Она кивнула, но никакие утешения Кинса не могли унять боль, которую она испытала, наблюдая мгновения прощания Ширли с дочерью, или смягчить жестокую реальность, состоявшую в том, что, хотя арест Ковбоя вернет семьям погибших чувство справедливости, он никогда не поможет им забыть.
Уж кто-кто, а Трейси знала это не понаслышке.
* * *
Криминалистическая лаборатория штата Вашингтон располагалась в длинном приземистом цементном амбаре в Содо, районе, который, как привет из индустриальной эры, все еще торчал к югу от центра Сиэтла. Когда Трейси и Кинс, попетляв по бесчисленным коридорам, приблизились наконец к офису Майкла Мелтона, они услыхали вкрадчивые звуки его гитары и столь же вкрадчивый голос, ласкающий слух.
– «Кантри Роудз», – сказал Кинс.
Дверь Мелтона была не заперта, однако хозяин кабинета глазом не моргнул и, разумеется, не пропустил ни одного аккорда, когда Трейси с Кинсом возникли на пороге. Песню он закончил впечатляющим гитарным рифом.
– Как поживает мой любимый детектив? – спросил он.
– Догадываюсь, что ты говоришь не обо мне, – сказал Кинс.
Трейси выдавила улыбку.
– К концерту готовишься?
Мелтон пел в кантри-вестерн-группе под названием «Криминалисты», где играли еще трое его коллег. Выступали в местных барах, на небольших площадках, участвовали в ежегодном концерте по сбору средств для помощи жертвам преступности. Мелтон говорил Трейси, что гитара и группа помогают ему не сойти с ума в этом безумном мире. Внешне он походил на лесоруба – хвост густых седеющих волос, пышная бородка, закатанные рукава фланелевой рубашки и бицепсы, наводящие на мысль о том, что их обладатель, должно быть, провел детство, раскалывая чурбаны на поленья.
– В расписании ничего нет, – сказал он. – Но вы же меня знаете: где пиво, там и я.
Мелтон повесил гитару на стену, добавив ее к разношерстной коллекции «сувениров» – бейсбольных бит, слесарных молотков, ножей, пистолетов и даже одной пращи; все они остались от дел, в расследовании которых он принимал участие.
– Хотя и с этим придется повременить; мы тут так завалены всякой хренью, что аж в глазах темно.
Мелтон протянул им два отчета: один с описанием веревки, найденной на стрельбище для полиции, и второй, о веревке, которой была задушена Вероника Уотсон.
– С чего начнем?
– Давай со стрельбища, – сказал Кинс.
– Обычная веревка, стандартное трехжильное плетение. Полипропилен, ход витка правый.
– То есть точно такая же, какими задушили Хансен и Шрайбер, – сказал Кинс.
– Абсолютно такая же.
– Ты можешь сказать, они все были отрезаны от одного куска?
– Ничего определенного. Концы слишком обмахрились.
– А если на уровне догадки?
– Я бы сказал, что нет.
– Производителя назвать можешь?
– Только то, что веревка очень распространенная. Такую где угодно купишь.
– А узел? – спросила Трейси.
– Узлы разные. Тот, что со стрельбища, явно отличается от тех, что на веревках Хансен и Шрайбер. Не такой замысловатый. – Мелтон протянул им снимки.
– И какие выводы ты делаешь? – снова спросила Трейси.
– А вот это уже, слава богу, не моя работа.
– Что можно сказать о человеке, который завязал этот узел: левша он или правша?
Мелтон покачал головой.
– Слишком простой узел, чтобы по нему судить.
– Значит, никаких особых навыков тут не потребовалось, – сказала Трейси.
– Никаких, – согласился с ней Мелтон.
Трейси повернулась к Кинсу:
– Может, это было сделано нарочно, чтобы сбить нас со следа?
– Может. А что с Вероникой Уотсон? – спросил у Мелтона Кинс.
– Такая же обыкновенная, трехжильная, из полипропилена, с правым ходом витка. На мой взгляд, отрезана от того же мотка, что и веревка Шрайбер, но это только догадка. А вот узел такой же, как в двух предыдущих случаях, точно.
– Никаких сомнений? – переспросила Трейси.
– Никаких.
– Значит, левша, – заключил Кинс.
– Определенно, – подтвердил Мелтон.
– Сколько нам еще ждать анализа ДНК? – спросила Трейси.
– По крайней мере сутки, да и то если вне очереди.
Трейси вздохнула.
– Скажи, Майк, как нам поймать этого парня?
– И это тоже, слава богу, вне моей компетенции. Будем надеяться, что он совершит ошибку. Они все ошибаются. Вопрос только в том, когда.
Глава 20
Билли Уильямс заехал предупредить – Мария Ванпельт сделала специальный выпуск новостей, в котором официально проинформировала население о том, что в городе появился новый маньяк по прозвищу Ковбой и что полицейское управление Сиэтла занято организацией спецгруппы для его поимки.
– Очень мило с ее стороны, что известила нас об этом, – сказала Трейси, не в силах скрыть отвращение.
– Начальство созывает собрание, – сообщил Билли. – Все шишки там будут, ваше присутствие строго обязательно.
– То есть отказаться нам нельзя? – переспросил Кинс.
– Нет, – сказал Уильямс.
В Центре юстиции Трейси и Кинс, которые ничего не ели с завтрака, направились прямиком в кухню. Там Воробей пожертвовал в общественный фонд два доллара и взял пачку доритос и пачку печенья «Феймос Эймос».
– Тебе с высоким содержанием жира или с высоким содержанием жира?
– Ты же меня знаешь, зачем спрашиваешь? – Трейси тоже взяла печенье. – Шоколадное.
Оттуда они поднялись на восьмой этаж, где ступили в безликую комнату для совещаний, на стенах которой не было ни картин, ни фотографий. Ноласко сидел в дальнем конце стола, спиной к тонированным окнам. Подняв голову от документов, он вперился в них поверх очков. Его разделенные на прямой пробор волосы цвета грязи и пушистые, подстриженные чуть ниже уголков рта усы давно уже породили среди женской части полиции шутку о том, что Джонни похож на стареющую порнозвезду семидесятых. Рядом с ним сидел Беннет Ли, офицер, ответственный за связь управления полиции Сиэтла с общественностью, Билли Уильямс и Эндрю Лауб, их лейтенант.