Трейси передала Фаццио половину списка, полученного из отдела латентных отпечатков.
– Извини, что так с тобой поступаю.
– У жены сегодня тефтели на ужин, – сказал Вик сокрушенным тоном.
– Ну и радуйся – значит, завтра тебя ждет сэндвич с фрикаделькой, – сказал Дел, беря половину списка.
Два имени из своей половины Трейси и Кинс вычеркнули сразу, еще до выхода из Центра юстиции – это были наркоманы, которые дали дуба месяц тому назад. Быстро вычислили и отбраковали двух других: те не отрицали, что были в той самой комнате мотеля, только не в ту ночь, а раньше, где-то за неделю, а на прошлую ночь могли предоставить алиби.
– Видно, убираются там не часто, – сказал Кинс.
Сидя на пассажирском месте «Форда», который они выбрали из автопарка полиции, Трейси рассматривала фотографию с водительских прав следующего кандидата из списка.
– Уолтер Гипсон, – сказала она. С фото на нее смотрел человек с близко посаженными глазами и большими залысинами с обеих сторон лба – причина, по которой он стригся почти наголо.
– Мужской ответ на проблему потери волос – стрижка под ноль, – сказал Кинс, бросив взгляд на фото с водительского кресла. – Вот только зачем, хотел бы я знать?
– Наверное, чтобы не бороться с неизбежным, – ответила Трейси.
– Да, все равно что посадить себя на диету из шоколадных батончиков, если вдруг заметил намечающееся пузцо.
– Двадцать шесть лет, белый, пол мужской, по образованию учитель.
– И к тому же, – добавил Кинс, имитируя британский акцент, – ревностный поклонник проституток и изысканных мотелей. Судимости есть?
– Никаких. Подавал заявление на покупку полуавтоматического пистолета, – сказала Трейси.
Кинс бросил на нее взгляд.
– Полезная информация.
* * *
Кинс въехал на гостевую стоянку жилого комплекса Уиллоубрук в Редмонде, как раз когда Трейси закончила разговор со старшим диспетчером. Она звонила, чтобы сообщить, где они и что собираются делать: поговорить с подозреваемым. Выйдя из машины, она сразу почувствовала, что воздух как бы отяжелел от запаха дождя и мокрой земли: приближался ливень.
– Который? – спросил Кинс, оглядывая полдюжины двухэтажных, обшитых деревом строений, типичных для пригородных комплексов Восточного района восьмидесятых.
– Корпус Е, – ответила Трейси и показала пальцем. – Вон оно.
Детективы вышли из-под навеса для автомобилей, поднялись на второй этаж и остановились на площадке. В каждой квартире работал телевизор. Они подошли к двери с номером 4, и Кинс несильно ударил в нее костяшками пальцев. Дверь отозвалась глухим стуком и дребезжанием ручки.
– На совесть сработано, – съязвил он.
Изнутри квартиры женский голос ответил по-испански. Кинс пожал плечами.
– Я в школе испанский прогуливал.
– Постучи еще, – посоветовала Трейси.
Кинс постучал, ответ был тот же.
– Это она нам кричит или просит кого-то в квартире, чтобы открыли дверь? – спросил он.
– Не знаю. Я учила французский.
– Наверное, часто на нем говоришь.
– Oui. Не чаще, чем ты на своем испанском.
Кинс потянулся к двери в третий раз, когда она вдруг распахнулась. Крепко сбитая латиноамериканка держала на бедре девчушку, завернутую в канареечно-желтое банное полотенце.
– Извините, – сказала Трейси. – У вас, похоже, и без нас хлопот полон рот.
Женщина молча смотрела на нее, как в афишу коза, и Кроссуайт просто протянула ей свой значок.
– Говорите по-английски?
Женщина выпучила глаза.
– Да.
Трейси назвала себя и напарника, потом сказала:
– Мы ищем Уолтера Гипсона. Он здесь живет?
– Его сейчас нет. – У нее был сильный акцент.
Трейси почувствовала, что ей на щеку упала капля дождя.
– Вы его жена?
Женщина сдула с лица прядку волос.
– Да.
– А где он?
– Работает.
Кинс поглядел на часы. Трейси не нужны были часы, чтобы понять – учитель средней школы не может быть на работе в такое время.
– Где работает ваш муж? – спросила она.
– В школе.
– Он всегда работает так поздно?
– Сегодня да, в колледже муниципалитета. – Она поглядела на небо. – Пожалуйста, моя девочка, ей холодно.
– Когда вы ждете его домой? – спросила Трейси.
Взгляд женщины устремился мимо них к стоянке. Какой-то мужчина в бейсболке, с рюкзаком на плече, постоял, глядя на них снизу вверх, потом вдруг повернулся и пошел назад, под навес, к машинам.
Кинс шагнул к перилам.
– Уолтер Гипсон? – крикнул он что было сил.
Мужчина побежал.
Кинс бросился к той лестнице, по которой они поднялись наверх. Трейси – к другой, на противоположном конце площадки, и потеряла Гипсона из виду. Она сбежала по лестнице вниз и пересекла площадку перед домом. Поравнявшись с крытой стоянкой, она остановилась и вытащила «глок». Напарник со своим травмированным бедром только добежал до нее. Вместе они шагнули за угол. Трейси присела, заглядывая под машины. Кинс обошел здание с другой стороны и подергал двери каких-то помещений – вероятно, подсобок для хранения разных вещей, – но на них висели замки.
– Эй, – шепнул он и поднял с асфальта черный рюкзак.
Трейси услышала звук, похожий на то, как если бы кто-то лез через забор из арматурной сетки, и заспешила через стоянку туда. Изгородь отделяла территорию жилого комплекса от соседнего участка, незастроенного, заросшего кустами и деревьями.
– Нам понадобятся собаки, – сказал Кинс. – Я сейчас сообщу, а сам останусь здесь. У забора, на случай, если он вернется.
Трейси нашла в заборе дырку, чтобы поставить ногу, и скоро была уже на той стороне. Освободившись от плетей ежевики, которые вцепились в отвороты ее джинсов, она, топча листву, пошла к конской тропе – следу из примятой травы. След привел ее к группе деревьев – ели, кедры и клены. Их вершины шумели под порывами ветра.
– Уолтер Гипсон? – крикнула она, вытирая капли дождя с лица. – Зря вы усложняете ситуацию. Мы просто хотим поговорить.
Она вглядывалась в подлесок, высматривая там какое-нибудь шевеление или промельк неестественных для леса цветов, но из-за дождя и надвинувшихся сумерек ничего не видела. На самом деле это был не лес, а небольшая рощица, которая заканчивалась, не успев начаться, и переходила в плавно холмящийся выпас. Лошади, которые паслись сразу за рощей, подняли головы, насторожили уши и смотрели на нее. Она уже хотела было вернуться и подождать собак, как вдруг услыхала за спиной треск сломанной ветки. Резко развернулась, вскинула «глок». Лошади неслись на нее сквозь кусты, но в последний миг, не добежав совсем чуть-чуть, развернулись и поскакали мимо, стуча копытами о землю.
Сердце Трейси забилось, словно молот; пока она переводила дух, ей пришло в голову, что это лошади могли понестись, испугавшись треска сломанной ветки, а не ветка треснула оттого, что они понеслись. Она повернулась к кустам, откуда выскочили лошади, и снова заняла позицию для выстрела, хотя пистолет держала дулом к земле.
– Уолтер Гипсон?
Нет ответа.
– Мистер Гипсон, подумайте о своей семье. Я вооружена, а через пять минут сюда нагрянут полицейские с собаками. Нам не нужны несчастные случаи, мистер Гипсон. Мы просто хотим поговорить. Уолтер?
– Ладно. Ладно. – Гипсон появился из своего укрытия как-то вдруг.
– Стоять! – завопила от неожиданности Трейси, вскидывая оружие. – Ни с места! Не двигаться!
Гиспон продолжал идти на нее.
– Стоять! – закричала она еще громче. – Я сказала, не двигаться!
Гипсон застыл.
– О’кей. О’кей.
– Руки перед собой, чтобы я видела.
Гипсон вытянул руки вперед. Они дрожали.
– Ладони наружу! – скомандовала она.
– Хорошо. Хорошо.
– Где пушка?
– До… дома.
– При себе оружие есть?
– Нет.
– Руки держать. – Трейси сняла с пояса наручники, шагнула к Гипсону сзади и быстро защелкнула их вокруг его запястий.
– Я ничего не делал, – сказал Гипсон. – Богом клянусь, я ее не убивал.
Глава 10
Гипсона поместили в камеру для жестких допросов на седьмом этаже Центра юстиции. Камеру – коробку без окон – заливало белое сияние флуоресцентных ламп. Заперли за ним дверь и оставили его «допечься» минут на двадцать-тридцать. За закрытой дверью стены словно сдвигались вокруг человека, и приходили мысли о многих годах заключения в точно такой же комнате.
Рик Серабоне, старший прокурор и член МДОП, подошел к Трейси и Кинсу, и вместе они стали наблюдать за Гипсоном через одностороннее стекло. Учитель сидел за щербатым, исцарапанным столом, подняв плечи и опустив голову. С непокрытой головой он выглядел старше.
– Как он с ней познакомился? – спросил Серабоне. Фац как-то заметил, что Серабоне был просто вылитый Джо Торре, бывший менеджер «Янки», – та же лысина, тот же виноватый вид, те же темные мешки под усталыми глазами и та же небритость в конце рабочего дня.
– Она училась в колледже, где Гипсон преподает, ходила к нему на занятия по литературе, – сказала Трейси. – Он сознался, что ездил вчера с ней в тот мотель на Авроре, но богом клянется, что не убивал.
– Все они одно твердят, верно? – сказал Кинс. Он сел на стул возле мигающего разноцветными огоньками записывающего устройства.
– Почему же он тогда побежал? – спросил Рик.
– Говорит, сильно испугался и впал в панику, – сказала Трейси. – Он видел сюжет в новостях.
– Его ДНК? – новый вопрос от Серабоне.
– Нет ни в одной базе.
– Значит, приводов тоже нет, – подытожил Рик. В штате Вашингтон каждый осужденный за преступление обязан был сдавать образцы ДНК для баз данных.
– Даже за неправильную парковку, – сказал Кинс. – Этот парень учит больных детей.
Серабоне провел рукой по щетинистому подбородку.
– На веревке ДНК тоже нет?
– Мелтон обещал сделать исключение, – сказала Кроссуайт, имея в виду Майкла Мелтона из криминальной лаборатории штата Вашингтон.
– А как насчет Николь Хансен? С ней у него есть какие-нибудь связи?
– Говорит, что никогда о ней не слышал, – сказала Трейси. – Я отправила Вика и Дела в «Танцы голышом» с его фото, посмотрим, может, кто-нибудь выберет его из массовки.
– Сколько ждать, пока мы получим ордер на обыск у него дома и в кабинете? – спросил Кинс.
– И в гаражном хранилище, – добавила Трейси.
Серабоне поглядел на экран мобильника.
– Может, когда вы с ним закончите, уже будут. Не забудьте только записать на пленку его отказ от адвоката.
Кинс встал. Кроссуайт заявила:
– Я сама справлюсь.
– Точно? – Они почти всегда проводили допрос подозреваемого вдвоем, для надежности.
– Как только я застегнула на нем наручники, он заговорил и не умолкал всю дорогу. Посмотрим, может, он и дальше не откажется со мной разговаривать.
* * *
Трейси сняла с Гипсона наручники, села за стол напротив, снова зачитала ему его права и получила от него подтверждение на отказ от адвоката.
– Давайте-ка повторим кое-что еще раз, Уолтер. Как вы познакомились с Анжелой Шрайбер?
– Она ходила на занятия по английскому языку в муниципальный колледж Сиэтла. Я преподаю там дважды в неделю.
– Ясно. Так что же произошло?
– Она сдала сочинение на тему «Моя профессия». Написано было хорошо, подробно. После занятия я спросил ее об этом, и она сказала, что сама танцует, и пригласила посмотреть выступление.
– И вы пошли?
– Нет, не сразу. То есть сначала я решил, что не пойду. Но она все спрашивала меня, когда да когда я приду, и тогда я подумал, что схожу, посмотрю разок, и все. Я и ходил-то на самом деле всего пару раз.
– А сколько времени прошло, прежде чем вы вступили с ней в отношения?
Гипсон вздохнул.
– Я не помню. Как-то вечером после занятия она попросила подвезти ее до клуба. Сказала, что ее машина сломалась, а денег на ремонт нет.
– Вы совокупились в вашей машине?
– Нет.
– Она сделала вам минет?
Гипсон смущенно опустил глаза в стол.
– Да.
– И вы заплатили ей за это.
Он закрыл глаза.
– Все было совсем не так.
– Так расскажите мне, как все было.
Он поднял глаза. Из них текли слезы.
– Она говорила, что ей тяжело сводить концы с концами. Говорила, что приехала в Сиэтл работать, но с той работой, на которую она надеялась, ничего не вышло, она стала искать другую, не нашла, жизнь здесь оказалась дороже, чем она думала, платить за машину нечем. Она сказала, что стала танцевать в клубе, потому что не на что было жить.
Похоже, что девчонка все выдумала, чтобы разжалобить Гипсона и заставить раскошелиться.
– И что, вы решили ее выручить, дали взаймы?
– Теперь я понимаю, что все было совсем иначе.
– Сколько вы ей обычно давали?
– Пятьдесят. Иногда сотню.
– И это никак не было связано с сексом?
Гипсон нахмурился.
– Да нет, было.
– А в последний раз вы были с ней в мотеле? – продолжала Трейси.
– Да.
– А ваша жена?
– Она поехала к сестре обедать, позвонила оттуда и сказала, что остается ночевать в Такоме.
– Так что спешить домой было незачем.
– Верно.
– Кто выбирал мотель?
– Она.
– А вы не спросили ее, почему она просто не приведет вас в свою квартиру?
– Она говорила, что живет не одна, а с подружкой, той рано вставать на работу, и она не хочет ее будить. – По информации Рона Мэйуэзера, пятого члена команды А, Шрайбер жила одна в квартире-студии, которую снимала на Кэпитол-хилл.
– Кто платил за комнату?
– Я. Но оформляла она.
– Вы не хотели, чтобы вас кто-нибудь видел.
Гипсон пожал плечами:
– Конечно.
– В котором часу вы туда приехали?
– Сразу после ее работы; где-то, наверное, в час или в час тридцать.
– Вы занялись сексом?
– Да.
– Сколько вы ей заплатили?
– Я дал ей две сотни. – В кошельке Шрайбер нашли триста сорок три доллара. У Николь Хансен было всего девяносто четыре.
– Вы надевали презерватив?
– Да.
– Что потом?
– Я уехал.
– Что, вот прямо так: трам, бам, спасибо, мадам?
Гипсон закрыл глаза и покачал головой.
– Мне же на работу утром.
– И вы боялись, как бы жена не позвонила домой?
– Да, наверное, боялся.
Трейси внимательно смотрела на него.
– А вам никогда не приходило в голову, Уолтер, что, может быть, Анжела говорит вам не всю правду?
Гипсон откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.
– Она хорошо знала этот мотель. Знала, за какой дверью регистрация, сколько комната стоит.
– Вы не думали, что она может вас просто разыгрывать?
– Я, конечно, понимал, что с этим надо завязывать. Понимал, что это плохо.
– А вы не разозлились, когда сообразили, что она вас использует?
– Немного, да. Но, знаете, она ведь ни к чему меня не принуждала.
– Когда вы уехали?
– Не помню.
– Кто-нибудь вас видел?
– Не знаю; вряд ли.
– Значит, вы оставили ее в комнате мотеля.
– Я предложил отвезти ее домой, но она отказалась; сказала, что вызовет такси.
– Вы посещаете стрип-клуб под названием «Танцы голышом»?
– Я в жизни не был ни в одном стрип-клубе до этого; хотя нет, может, был один раз, на мальчишнике.
– У вас есть какое-нибудь хобби, Уолтер?
– Хобби?
– Ну да. Гольф, пиво-понг, что-нибудь в таком роде?
– Делаю искусственную наживку для рыбалки.
Трейси взглянула в одностороннее стекло.
– Делаете рыболовных мушек?
– С детства; меня папа научил.
– Вы правша или левша?
– Правша.
– С Анжелой у вас никогда ничего странного не было?
– В смысле?
– Ну ролевых игр каких-нибудь, игрушек. Она никогда не просила ее связывать?