Усложнение глобализационных политических процессов имеет следствием повышение степени его неустойчивости.
Все большую роль приобретают субъективные факторы, и даже не личностные предпочтения политических лидеров, но степень их ангажированности, пассионарности в выполнении политического заказа, характер и методы их политического управления.
Эволюция международных отношений и глобальной политической системы будет характеризоваться все большей степенью неустойчивости и непредсказуемости, которая может только нарастать по мере формирования многополярной полицентричной системы глобального мира.
В этой системе будут отсутствовать общие «правила игры», принципы и нормы поведения глобальных акторов, а также институты и организации, которые могли бы эффективно регулировать и контролировать взаимодействие различных полюсов и центров силы глобального мира.
Анализируя модель полицентричности глобального мира, В.В. Шляпников приходит к выводу, что «многополярность сама по себе не гарантирует стабильности… Поддерживать баланс сил и стратегическую стабильность в XXI в. будет еще сложнее. В условиях, когда ООН и другие международные институты фактически малоэффективны, возникает перспектива многополярного хаоса» [Шляпников 2011: 204].
Повышенная конфликтность – тенденция, которая уже начала ярко заявлять о себе. Конфликтами, помимо традиционно проблемных территорий Африки, охвачены многие регионы глобального мира: Израиль и Палестина, Ирак, Ливия, Сирия, Украина и др.
Абсолютное большинство современных конфликтов связано с борьбой за распределение ограниченных ресурсов, в основном энергоносителей. Если в ХХ в. причиной многих конфликтов была борьба за доступ к нефти, то в XXI в. – конкуренция за доступ к территориям, перспективным для добычи сланцевого газа.
Борьба будет принимать формы «расчистки территорий» и зачистки «лишнего человеческого баланса», о которых так красноречиво писал А.С. Панарин в своей книге «Глобальное политическое прогнозирование».
8. Неэффективность международных структур
Международные структуры, такие как ООН, Европейский парламент, ОБСЕ, «Большая семерка» и «Большая двадцатка», Всемирный банк и Международный банк реконструкции и развития и т.д., демонстрируют неспособность адекватно реагировать на вызовы глобализационных политических процессов. Они создавались в другое историческое время, были наделены иными функциями, не связанными с задачей контролирования и управления глобализационными политическими процессами. Поэтому неудивительно, что они оказались не готовыми и функционально не способными решать задачи, которые ставит перед ними глобальный мир.
Существующие международные институты и структуры, в прошлом доказавшие свою эффективность, с какого-то определенного момента времени, а точнее – с того, когда стали проявляться новое «глобальное состояние» и изменение формата международной политической системы, оказались весьма несовершенными инструментами.
Сегодня можно констатировать отставание международных институтов управления и контроля за развитием мировой политической системы от скорости, динамики и масштабов развития глобализационных политических процессов.
В дальнейшем, очевидно, возможна их деградация.
Неэффективность международных институтов и структур свидетельствует о фактическом отсутствии механизмов управления формирующейся глобальной политической системой, о чем неоднократно писали российские и зарубежные авторы [Вебер 2009; Чумаков 2010; 2012; Дробот 2011; Урсул 2014; Martin 2003; Kiss 2014].
В отсутствие таких механизмов глобального управления и контроля над глобализационными политическими процессами наиболее эффективными субъектами глобального управления становятся центры силы глобального мира. В той части, в которой глобализационные политические процессы подвержены субъективному влиянию, их будут направлять и контролировать глобальные политические лидеры.
Мы можем согласиться с тезисом А.Н. Чумакова о том, что глобальный мир «со множеством тесно взаимосвязанных и в то же время активно противоборствующих субъектов, как и прежде, только лишь саморегулируется, да и то в основном стихийно, но абсолютно лишен какого бы то ни было управления…» [Чумаков 2013: 34].
Но мы согласны только с первой частью этого положения. Саморегулирование – признак свободы действий и права отстаивать свои национальные интересы.
Однако эти свобода и право находятся сегодня под жестким контролем пока еще единственного центра силы глобального мира – США. В будущем глобальный мир может стать полицентричным, и в нем возникнут новые центры силы: в Азии, Латинской Америке, Евразии, может быть, в Африке. И тогда глобальное пространство будет делиться на сферы их интересов, а вместо глобального управления будут идти договорные процессы между центрами силы по поводу раздела сфер влияния и возможности их контролировать единолично.
Пока ясно, что глобальные центры силы будут устанавливать свои правила игры и нормы поведения, тестируя другие страны на степень лояльности к себе (как это делают сегодня США). Они будут диктовать свои правила до тех пор, пока не появятся конкуренты – новые претенденты на статус центра силы глобального мира. Согласно закону цикличности глобального политического развития, это рано или поздно произойдет и появятся новые центры силы уже со своими правилами игры, которое они будут навязывать другим акторам глобального мира, стоящим на более низкой ступени глобальной иерархии.
По мере роста противоречий на пике конкурентной борьбы между действующими центрами силы и претендентами на данный статус будут вестись войны.
Для одних это будут войны с целью закрепить свой достигнутый статус в глобальной иерархии, для других – чтобы вытеснить конкурентов и занять освободившуюся нишу. Уже сегодня очевидно, что войны будут проходить в формате региональных конфликтов и не на территории соперников.
10. Новая блоковость. Эпоха новых коалиций
Наблюдаемый в глобальном мире феномен глобальной регионализации объективно ведет к формированию региональных систем и подсистем международных отношений [Леонова 2013].
Процесс зрелости этих региональных систем и подсистем будет неизбежно способствовать формированию на их основе экономических, политических и военно-стратегических блоков, союзов и коалиций.
Авторитетный исследователь глобализационных процессов Л.Е. Гринин отмечает интересную тенденцию. Он считает, что новый глобальный мир будет «эпохой новых коалиций». В процессе поиска наиболее устойчивых, выгодных и адекватных организационных наднациональных форм могут возникать различные и даже быстро меняющиеся промежуточные формы, когда игроки на мировой и региональных политических аренах будут искать наиболее выгодные и удобные блоки и соглашения. «…При этом могут выигрывать те, кто будет проводить наиболее активную политику по блокированию и вхождению в новые союзы, кто сможет обзавестись максимальным количеством партнеров в разных сферах. Влияние страны будет увеличиваться, условно говоря, путем “зарабатывания” очков за счет участия в тех или иных союзах и блоках» [Гринин 2013: 73, 74].
В условиях ожесточенной конкуренции за обладание дефицитными ресурсами экономические интересы государства будут во многом определять векторы внешней политики и станут приоритетными по сравнению с идеологическими целями.
В глобальном мире в условиях повышенной конфликтности будет возрастать неустойчивость глобальной политической системы. Вследствие этого геополитические и экономические интересы, на основании которых строятся коалиции и блоки, будут весьма динамичными, нестабильными, быстро меняющимися. Это будет отражаться на быстрой смене приоритетных векторов внешней политики, партнеров, союзников и врагов.
Таким образом, данную тенденцию можно назвать «новой блоковостью», историческим этапом, на котором будет существовать много неустойчивых и постоянно переформатирующихся блоков, коалиций и союзов.
Однако это вовсе не означает раскола глобального мира и его дальнейшей фрагментации. Во многих регионах мира сегодня идут интенсивные интеграционные процессы, которые приводятк формированию крупных региональных систем. Мы уже писали о том, что помимо происходящих в нем «горячих» или латентных конфликтов, он все в большей степени принимает черты соревнования между региональными объединениями, каждое из которых возглавляет региональная держава (США, ЕС, Китай, Россия, Бразилия, Индия, ЮАР и т.д.). Государства, ранее нейтральные, оказываются втянутыми в сферу притяжения страны – регионального лидера или вынуждены делать выбор в пользу одного из конкурирующих блоков. Государства, обладающие значительными ресурсами: сырьевыми, энергетическими, стратегическими, демографическими и т.д., в том числе занимающие выгодное геополитическое положение, оказываются в зоне внимания ведущих держав и становятся объектами конкуренции за сферу влияния на них путем включения в собственную региональную систему или соответствующий политический (экономический, военно-стратегический) блок [Ильин и др. 2013].
В последнее время наблюдается увеличение размеров этих блоков за счет привлечения новых членов или партнеров (в том числе стран-наблюдателей, или так называемых ассоциированных членов), что ведет к увеличению контролируемого блоком геополитического пространства.
Так, например, АСЕАН была создана в 1967 г., и первоначально в Ассоциацию вошли пять стран (Индонезия, Таиланд, Филиппины, Малайзия, Сингапур).
Затем в 1995 г. к ней присоединился Вьетнам, в 1997 г. – Лаос и Мьянма, чуть позднее – Камбоджа.
МЕРКОСУР был образован в 1991 г., и в него первоначально вошли четыре страны: Бразилия, Аргентина, Парагвай и Уругвай. В последующие годы к организации на правах ассоциированных членов присоединились Чили и Боливия (1996), затем Перу (2003), Эквадор и Колумбия (2005), а затем полноправным членом стала Венесуэла.
Продолжается процесс расширения Европейского союза. На очереди вступления в него стоят Черногория, Сербия, Босния и Герцеговина, Македония, Албания и т.д.
Предполагается и расширение Шанхайской организации сотрудничества, новыми членами которой станут Индия, Пакистан, возможно, Монголия.
Таким образом, глобальный мир XXI в. – это объективно существующий феномен, фрагментированный на крупные геополитические пространства – региональные системы, тесно взаимосвязанные и взаимозависимые. При этом экономическое, политическое и социокультурное взаимодействие между ними в дальнейшем будет динамично расти и развиваться.
11. Геополитический плюрализм
В глобальном мире нарастает геополитический плюрализм. Все усиливается дифференциация геополитических позиций и интересов регионов глобального мира: Латинской Америки, Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии, Африки.
Россия в последнее время также наращивает свой «геополитический плюрализм»: она старалась актуализировать традиционно считавшиеся приоритетными отношения со странами Центральной Азии на постсоветском пространстве. Произошло упрочение связей и повышение динамики отношений РФ со странами Ближнего Востока и Азиатско-Тихоокеанского региона.
При этом в течение длительного времени европейский вектор внешней политики оставался для России наиболее важным и значимым.
В последнее время наше государство стало проявлять явный интерес к развитию партнерских отношений со странами Латинской Америки и Африки, что подавалось как «возвращение» России на эти континенты.
После того, как стало ясно, что «перезагрузка» отношений России и США не совсем удалась, заговорили о смене геополитических кодов России и развороте ее политики на Восток, в первую очередь на прочные партнерские отношения с Китаем.
Активизация взаимодействия России со странами, не являвшимися ранее приоритетными векторами ее внешней политики, усиливает тенденцию к гибкости и поливариантности глобализационных политических процессов.
12. Трансформация национального суверенитета государства
Много дискуссий вызывает будущая судьба государства-нации в глобальном мире.
Л.Е. Гринин считает, что сокращение суверенитета национального государства неизбежно как прямое следствие создания новых блоков и коалиций, у многих из которых могут быть сформированы свои наднациональные органы управления.
Эти процессы приведут к «трансформации национального суверенитета, который в целом будет ослабевать за счет явного или неявного, вынужденного или добровольного делегирования части суверенных прерогатив различным межгосударственным, наднациональным и мировым образованиям и договоренностям», – пишет Л.Е. Гринин [2013: 74].
Существует также мнение, что в будущем может произойти снижение «степени суверенности независимых государств из-за мощи средств массового уничтожения, интеграции вооруженных сил Запада в военную организацию НАТО и фактической монополии США на управление ею. Во-вторых, США обеспечивают непосредственный военный контроль за территориями своих потенциальных конкурентов, размещая на них свои военные базы…» [Осокина, Суворов 2011: 184].
13. Конфликт между национальными интересами государства и глобализацией. Проблема реализации национальных интересов государства в глобальном мире
Однако этой тенденции – снижению степени суверенности независимых государств – противостоит другая тенденция глобализации XXI в.: нарастающий конфликт между национальными интересами государства и глобализацией, конфликт, который будет особенно острым в политической сфере. В конце ХХ в. казалось, что роль государства-нации начинает ослабевать по мере развития экономического аспекта глобализации, усиления экономической взаимозависимости стран, возрастания роли ТНК, складывания международных финансовых рынков, интернационализации капитала и бизнеса. Демонтаж государства-нации казался неизбежным и делом ближайшего будущего. Однако по мере передачи все большего числа функций государства на наднациональный уровень становилось все более очевидным, что есть ряд серьезных проблем, которые в рамках межгосударственных структур (ООН, ОБСЕ, Европарламент и т.д.) решить невозможно.
Это вопросы и задачи, которые затрагивают национальные интересы той или иной страны и решение которых остается прерогативой именно национального государства.
Поэтому ожидаемого размывания или даже упадка государства пока не состоялось и оно вряд ли состоится в обозримом будущем. Похороны государства прошли преждевременно, и траурный марш прозвучал невпопад.
Убедительным доказательством является тенденция политического развития России в XXI в. Укрепление «властной вертикали» и другие политико-административные реформы в нашей стране привели к укреплению роли государства в экономической, политической и других сферах жизнедеятельности общества. Это можно было бы считать феноменом России, если бы не убедительные примеры не только Китая, стран Юго-Восточной Азии, но и ряда успешно развивающихся государств постсоветского пространства.
Учитывая несостоявшийся пока тренд размывания государства, очевидно, исследователям следует пересмотреть некоторые свои прогнозы развития глобализационных политических процессов.
Остается предметом споров и размышлений проблема национальных интересов государства в глобальном мире.
Так, например, А.Н. Чумаков считает, что страны «проводят эгоистическую внешнюю политику, ориентируясь в первую очередь на свои национальные и сугубо личные интересы» [Чумаков 2013: 26]. Он характеризует попытки страны отстаивать свои интересы в формирующемся целостном глобальном мире, мире «единого человечества», где «в интересах устойчивого развития всего человечества на планете должны установиться не только общие для всех принципы и правила совместной жизни, но и общая ответственность за судьбу каждого человека», как проявление эгоизма [там же].
Однако уже сегодня очевидно, что государства в ближайшем будущем не смогут отказаться от защиты своих национальных интересов ради будущего «единства человечества».