Реконструируя интеллектуальную биографию Мольм, Риджуэй отмечает независимость ее научных поисков, позволивших исследовательнице выйти за рамки необихевиористской парадигмы, которая доминировала в теориях обмена 1970-х годов, и переосмыслить договорную модель обменных отношений с точки зрения содержащейся в них практики взаимности. На формирование научных интересов Мольм заметное влияние оказали идеи Р. Эмерсона, П. Блау, Г. Келли и Дж. Тибо, однако уже в 1980-е годы изучению формальных переговоров она предпочла эмпирический анализ повседневных обменных операций, которые по большей части являются негласным, имплицитным конституированием взаимности без заранее оговоренных гарантий со стороны партнеров, но с надеждой на обоюдную выгоду. Мольм не только дифференцировала обменные отношения, разделив их на договорные и базирующиеся на взаимности; она продемонстрировала, что «определенным образом структурированная взаимность играет ключевую роль в формировании интегрирующих связей между людьми, обусловливая социальную перцепцию происходящего как справедливого / несправедливого обмена», – констатирует С. Риджуэй (Ridgeway, 2010, p. 117–118).
По замечанию самой Линды Мольм, анализ структуры взаимности является ключом к пониманию социальных функций этого феномена в контексте повседневных социальных обменов микро- и макроуровней. Представляя свой лонгитюдный проект изучения взаимности в качестве социопсихологического механизма конституирования социального доверия и солидарности, автор характеризует взаимность как «акт предоставления пользы (выгоды, преимуществ, прибыли) другому (другим) в ответ на полученную от него (от них) пользу (выгоду, преимущества, прибыль)» (Molm, 1981). Мольм считает взаимность одним из фундаментальных свойств не только социального обмена, но и социальной жизни в целом. Как заметил в связи с этим Р. Эмерсон, именно взаимность обеспечивает процессу обмена его наименование и содержание: «Блага, приобретаемые посредством социальных процессов, обусловлены благами, предусмотренными “в обмен”» (Emerson, 1981, p. 32). Тем не менее в социологических и психологических концепциях обмена отношения взаимности никогда не были предметом специального исследования. Мольм полагает, что невнимание социальных психологов к этому аспекту обменных действий продиктовано их восприятием обоюдных контактов в актах обмена как само собой разумеющейся вещи, как данности, которая не меняется и потому, по выражению Эмерсона, лишена всякого теоретического интереса (Emerson, 1972).
Между тем социальные аналитики, принадлежащие к иным исследовательским традициям, неоднократно писали об отношениях взаимности как о важнейшем принципе общественной жизни (Hobhouse, 1906, p. 12) и базисе социальной солидарности и сплочения (Simmel, 1950, p. 387). В середине ХХ в. Г. Беккер ввел в научный оборот термин «homo reciprocus» для обозначения человека как биологического вида (Becker, 1956, p. 1); несколько позже А. Гоулднер опубликовал свои размышления о «норме реципрокности» как регуляторе социальных отношений, или интернализованном моральном обязательстве (Gouldner, 1960). Существенный вклад в осмысление этого феномена внесли представители социобиологии, рассматривающие взаимность в качестве эволюционной предпосылки общественной кооперации (Nowak, Sigmund, 2000).
Игнорирование социальной психологией компонента взаимности, продолжает Мольм, объясняется также тем, что долгое время в ее поле зрения находился только один вариант обменных актов – непосредственный обмен типами деятельности и их результатами на основе предварительной договоренности сторон («ты – мне, я – тебе»). Сегодня в фокусе внимания автора и ее единомышленников находится весь спектр отношений социального обмена, главными из которых Мольм считает реципрокные, или обоюдные, обмены, охватывающие цепочку акторов, встроенных в ту или иную социальную сеть. Обоюдные обмены – это отношения акторов, «осуществляющих индивидуальные действия в пользу другого (других), – помощь, совет, участие, услуга – без предварительного обсуждения ответных благотворительных действий потенциальных партнеров» и без определенных гарантий того, что последует немедленный ответный благотворительный акт (Molm, 2010, p. 119–120).
Анализ отношений взаимности в контексте социального обмена составляет основное содержание исследовательской программы Мольм, стартовавшей в конце 1990-х годов. Оценивая предварительные итоги этой работы, которая сегодня близится к завершению, американская исследовательница подчеркивает, что за прошедшие годы были накоплены эмпирические данные, свидетельствующие о неоднозначном воздействии обменных отношений на конституирование просоциального поведения их участников и формирование интегрирующих аффективных связей как предпосылок социальной солидарности. Опираясь на идеи социальной антропологии (Б. Малиновский, М. Мосс), Мольм выдвинула гипотезу о том, что главной детерминантой неоднозначной интегрирующей функции социальных обменов выступает их структура. Еще К. Леви-Стросс обратил внимание на то, что коллективные системы непрямого (или опосредованного) обмена, т.е. такие, которые включают более двух человек, формируют более крепкие интегрирующие связи между людьми, чем парные ограниченные обмены (Levi-Strauss, 1969). Это предположение антропологов, замечает Мольм, представляется весьма актуальным для современного обществознания в свете проблемы формирования социального капитала и гражданских сообществ. Тем не менее оно так и не получило какого-либо теоретического развития, не говоря уже об эмпирической верификации. Поэтому одной из главных задач лонгитюдного проекта Мольм и ее коллег стала экспериментальная проверка классической антропологической гипотезы о роли социального обмена в продуцировании аффективных интегрирующих связей между людьми на базе разработанной ими «структурной теории реципрокности в контексте обменов» (Molm, Collet, Schaefer, 2007, p. 207).
Переходя к описанию структуры взаимности в пространстве обменных актов, Мольм формулирует следующие концептуальные положения:
а) взаимность структурирована; это значит, что она не является только нормой или только процессом, но обладает способностью к трансформации в пределах обменных действий; иными словами, отношения взаимности вариативны;
б) структура взаимности определяет фундаментальные различия форм социального обмена – не только с точки зрения характера обменных действий или их трансформации в зависимости от властных потенциалов акторов, но главным образом в качестве фактора формирования социальной солидарности;
в) измерения взаимности обусловливают дифференциацию социальных обменов и их неоднозначную роль в качестве фактора социального единения посредством редуцирования / акцентирования рисков, неопределенности и конфликта в ходе обменных акций.
Первым аналитиком социального обмена, обратившим внимание на его внутреннюю структурную организацию и связавшим масштаб, тип и специфику отношений между субъектами обменных действий с итогами этих действий, был Р. Эмерсон. Однако, как уже говорилось, Эмерсон ограничился изучением непосредственных договорных отношений обмена, рассматривая их в качестве самодостаточных транзакций в рамках диадических контактов. Обратившись к реципрокным обменам, Мольм поставила задачу выявить структуру взаимности и соотнести ее специфику с процессами эмоционального и социального сближения участников обменных операций. С этой целью она идентифицировала и описала два измерения отношений обмена, связанные с характером и направлением движения (курсирования) конечных результатов (выгод) обменных действий. Так, обмен может быть: а) односторонним (однонаправленным: А → Б или Б ← А) либо двусторонним (двунаправленным: А ⇆ Б), и б) прямым (непосредственным) либо непрямым (опосредованным участием другого / других партнеров). В зависимости от сочетания названных параметров возможны следующие базовые формы отношений социального обмена:
– прямой договорный обмен;
– прямой взаимный обмен;
– непрямой – опосредованный, или генерализованный, обмен.
Принципиальное отличие взаимных (реципрокных) обменов от обменов договорного типа связано с тем, что договорные обменные отношения складываются путем диадических контактов акторов: участники договариваются напрямую о совместных действиях в пользу друг друга, при том что обмен выгодами может быть либо справедливым, либо (чаще) неравным, но в любом случае содержащим в себе гарантии того, что каждая из сторон получит что-то в обмен на предоставленную партнеру пользу. Реципрокный обмен предполагает не двустороннюю, а однонаправленную благотворительность, при том что ответное вознаграждение может последовать немедленно, или будет отложено, или не случится вовсе. Односторонность реципрокных обменов означает, что актор А в принципе может вступить в обменную сделку с любым актором в социальной сети, все участники которой вправе инициировать обмены с любым из акторов в любой момент времени, однако исходная услуга актора А может вернуться к нему не от непосредственного адресата его благотворительности, а от какого-нибудь другого участника социальной сети. Очевидно, что в таких обменах к первому структурному измерению взаимности (направление ее движения) добавляется второе (характер ее движения), так что в конечном счете обменный акт приобретает опосредованный, или генерализованный, вид. «В структуре непрямой взаимности, – пишет в связи с этим Мольм, – не каждый из акторов зависит от какого-либо одного партнера, но скорее вся совокупность акторов вносит свой вклад в поддержание коллективной системы обменных действий… Поскольку односторонние благотворительные акты “оплачиваются” с течением времени – в ходе текущих обменных контактов, а не посредством диадических транзакций, – единицей обмена с необходимостью становится отношение (курсив Л. Мольм. – Е.Я.)… как последовательность случайных индивидуальных актов, в которых сложно выделить дискретные транзакции, поскольку тот самый акт, что завершает один обмен, нередко кладет начало другому» (Molm, 2010, p. 122).
Изучение генерализованной взаимности, предпринятое на завершающем этапе проекта, Мольм считает наиболее перспективным направлением социальной психологии обменов под углом зрения идентификации механизмов формирования солидарности и выявления точек соприкосновения социальной психологии обменов с теорией социального капитала и организационной социологией. Между тем интегрирующие свойства специфически структурированной взаимности, способствующие установлению аффективных связей между участниками обменных действий, были обнаружены командой Мольм совершенно случайно. В 90-е годы прошлого столетия в ходе лабораторных экспериментов, объектом которых являлись властные параметры договорных и реципрокных обменов, была проведена серия итоговых опросов, продемонстрировавших «поразительные отличия аффективных компонентов двух форм обмена» (Molm, 2010, p. 123). Это открытие послужило импульсом для радикальной смены исследовательских приоритетов. С конца 1990-х годов в фокусе внимания Мольм и ее единомышленников оказались процессы социальной интеграции и формирование отношений доверия, аффективного участия и солидарности в пространстве социальных обменов (Molm, Takahashi, Peterson, 2000; Molm, Takahashi, Peterson, 2003; Molm, Collet, Schaefer, 2006; Molm, Collet, Schaefer, 2007; Molm, Collet, Schaefer, 2009). Этот сдвиг в теории и эмпирии (т.е. переход от анализа конфликтосодержащих элементов обменных отношений как неравноправных и несправедливых к осмыслению их просоциального – поведенческого и мотивационного – потенциала) Мольм расценивает как «возвращение к истокам». Здесь имеется в виду двойственность воздействия взаимной зависимости партнеров по обмену на конечные отношения между ними, описанная П. Блау в терминах дифференциации (неравенство и конфликт) и интеграции (притяжение, сближение, сплочение) (Blau, 1964). Социальные аналитики десятилетиями изучали психологические и практические следствия процессов дифференциации, теперь настало время анализа механизмов интеграции.
Применительно к этой задаче Мольм определяет социальную солидарность как «совокупность интегрирующих связей, возникающих между индивидами и / или между индивидами и социальными объединениями, к которым эти индивиды принадлежат; солидарность имеет как поведенческие, так и аффективные компоненты, зачастую не связанные друг с другом» (Molm, Collet, Schaefer, 2009, p. 207). Кроме того, солидарность рассматривается в качестве «оценки актором своих отношений с партнером как гармоничного единения и взаимовыгодного союза» (Molm, 2010, p. 123). Автор подчеркивает, что в рамках ее проекта исследованию подлежат именно субъективные, преимущественно аффективные аспекты «опыта, или переживания, солидарности». Таковыми являются доверие (уверенность актора в том, что на партнера можно положиться, – в том смысле, что тот скорее окажет услугу, чем попытается использовать vis-a-vis в собственных интересах), аффективное участие (regard) (позитивно окрашенное чувство к партнеру в комплексе с позитивной же оценкой его характера), социальное единение (восприятие партнерских отношений как социальной единицы, в рамках которой акторы объединены общими целями и интересами), а также чувство привязанности, т.е. верность (лояльность) применительно к партнеру и партнерским обязательствам.
Суммируя итоги многолетнего эмпирического изучения интегрирующих следствий социальных обменов реципрокного типа, автор обращает внимание на следующие результаты:
а) лабораторные эксперименты показали, что участники взаимных обменов демонстрируют бóльшее аффективное расположение и приверженность партнеру, чем субъекты договорных обменных акций;
б) поведенческие акты, которые подтверждают доверительность отношений между партнерами, в бóльшей степени характерны для реципрокных, чем для договорных обменов; субъекты последних, как правило, ограничиваются поведенческой лояльностью в отношении партнера, не обременяя себя эмоциональными контактами;
в) несмотря на то что договорные обмены, на первый взгляд, отличаются бóльшим «процедурным равенством», чем односторонние взаимные обмены, субъекты последних чаще оценивают отношение к ним партнера как «справедливое», чем участники договорных акций (независимо от фактического, или объективного, равенства обменной сделки); более того, участники реципрокных обменов скорее соглашаются на новую заведомо неравную сделку с теми же партнерами в будущем, чем субъекты обменов договорного типа;
г) генерализованные (опосредованные) реципрокные обмены продуцируют более тесные интегрирующие связи между участниками, чем любая из форм прямого обмена (договорная или взаимная);
д) перечисленные следствия взаимных обменных отношений проявляют себя независимо от тех или иных (поведенческих, ценностных, ресурсосодержащих, исторических) аспектов обменных действий и представляют собой «исключительный продукт опыта обмена (его восприятия и переживания) в контексте различных структур взаимности, а также значимости такого опыта с точки зрения вероятных интегрирующих связей в будущем».
Накопленные эмпирические данные получили теоретическое обоснование в рамках разработанной Мольм модели интегрирующих связей в контексте обоюдных обменов, или «теории реципрокности в социальных обменах». Автор выделила три типа каузальных социально-психологических механизмов, обеспечивающих трансформацию обменных действий определенной структуры в отношения эмоциональной и социальной интеграции и солидарности. Это механизмы, связанные с риском обменных операций, с экспрессивной (символической) ценностью самого акта реципрокности как свободного волеизъявления участников и с редуцированием либо обнаружением конфликтных / кооперативных аспектов обменных действий. «Два первых обеспечивают непосредственное структурное воздействие взаимности на социальную солидарность; третий реализует себя благодаря вмешательству в когнитивные структуры акторов, опосредуя их восприятие пространства обменных отношений в качестве конфликтного либо кооперативного» (Molm, Collet, Schaefer, 2007, p. 211). Согласно данной модели, обмены, характеризующиеся непрямой взаимностью и однонаправленной благотворительностью, т.е. генерализованные реципрокные обменные акты, обладают наиболее сильным интегрирующим эффектом благодаря увеличению степени риска обменных акций, повышению уровня их символической ценности и камуфлированию неизбежных конфликтных параметров обменных отношений.