– Браво-браво! Наконец-то вы разбогатеете! И слов на ветер они не бросают. Доставайте колу: это надо отметить!
– Думаете, мне стоит принять…
– Почему нет, если на цене это не отразится? Никто ничего не теряет.
– Он велел не говорить Марулло, иначе тот решит, что я получаю еще больше.
– Непременно решит. Что с вами, Хоули? Вы в своем уме? Видимо, дело в освещении. Вы весь зеленый. А я тоже? Надеюсь, вы не отказали ему сразу?
– Едва не выкинул его пинком под зад.
– Ого! Таких динозавров, как вы, еще поискать.
– Он сказал, что так делают все.
– Только предлагают не всем. Вам крупно повезло.
– Так нечестно.
– Почему же? Кто в убытке? Разве это противозаконно?
– То есть вы не стали бы отказываться?
– Отказываться?! Да я бы выпрашивал без устали! Вот только в моем деле все лазейки давно перекрыты. Если ты не президент, угодишь в тюрьму буквально за все, что попытаешься выкроить. Не понимаю я вас! Чего менжуетесь? Старина Альфио в убытке не будет, так о чем речь? Вы делаете одолжение поставщику, поставщик делает одолжение вам – хрустящее зеленое одолжение! Не глупите. У вас ведь жена и дети, а семья обходится ой недешево.
– Не пошли бы вы по своим делам…
Джои Морфи с грохотом поставил недопитую колу на прилавок.
– Мистер Хоули… Нет, мистер Итан Аллен Хоули, – холодно поправил себя он. – Если вам взбрело в голову, что я поступил бы противозаконно или склонял к этому вас, то идите-ка вы к черту!
Джои сердито зашагал к заднему входу.
– Я не так выразился! Богом клянусь, Джои, я не это имел в виду! День выдался непростой, то одно, то другое, да и праздник этот жуткий…
Морфи остановился:
– В каком смысле жуткий? Ах да! Понимаю. Еще бы не понять. Вы мне верите?
– Из года в год, с самого детства, и чем дальше, тем хуже… Так и слышится Его возглас: «lama sabachhani», и такое в нем одиночество…
– Итан, я вас понимаю. Осталось недолго, Итан, уже недолго. Забудь, что я сказал, ладно?
И в этот момент ударил пожарный колокол, всего один раз.
– Теперь все кончено, – проговорил старина Джои. – Кончено до следующего года. – Он тихонько выскользнул через задний вход и прикрыл за собой дверь.
Итан поднял шторы и снова открыл магазин, но торговля почти замерла: двое детишек забежали за бутылкой молока и буханкой хлеба, мисс Борчер купила на ужин отбивную из молодой баранины и банку горошка. Улицы обезлюдели. В последние полчаса перед шестью, пока Итан готовился к закрытию, не было ни души. Заперев двери и направившись домой, он вспомнил про список продуктов; пришлось вернуться, набрать две большие сумки и снова все закрыть. Ему хотелось прогуляться до набережной и посмотреть, как серые волны накатывают на пристань, вдохнуть запах моря и поболтать с чайками, стоящими клювом к ветру на плавучем причале. Вспомнилось написанное давным-давно восторженное стихотворение какой-то поэтессы, пришедшей в исступление от полета чайки, что скользила на ветру, будто по спирали. Начиналось оно так: «О, вольная птица, куда ты стремишься?» Ответа на этот вопрос поэтесса так и не нашла – впрочем, вряд он был ей вообще нужен.
Тяжелые сумки с продуктами для праздничного стола прогулке отнюдь не способствовали. Итан устало пересек Главную и направился по Вязовой улице к старинному дому семейства Хоули.
Глава 2
Мэри отошла от плиты и забрала у него одну сумку с продуктами.
– Мне столько надо тебе рассказать! Жду не дождусь!
Итан ее поцеловал, и она почувствовала, какие сухие у него губы.
– Случилось что? – спросила она.
– Так, устал.
– У тебя же был трехчасовой перерыв!
– Дел полно.
– Надеюсь, ты не расстроен!
– День сегодня печальный.
– Напротив, день – чудесный! Я тебе такое расскажу!
– Где наши дети?
– Наверху, слушают радио. У них тоже новости!
– Что стряслось на этот раз?
– Почему именно стряслось?
– Не знаю.
– Тебе нездоровится.
– Да в порядке я!
– Мне не терпится рассказать, но сначала давайте поужинаем. Ты ушам своим не поверишь!
Аллен и Мэри-Эллен скатились вниз по лестнице и вбежали в кухню.
– Он дома, – заметили они.
– Пап, у тебя в магазине продается «Пикс»?
– Если ты о хлопьях, то да, конечно, Аллен.
– Принеси нам несколько! У них на коробке маска Микки Мауса, ну, чтобы вырезать.
– Разве ты не староват для масок с Микки Маусом?
– Посылаешь им купон с коробки и десять центов, и тебе приходит такая штука для чревовещания и инструкция к ней. Мы по радио сейчас слышали!
– Расскажи отцу, чем вы хотите заняться, – напомнила Мэри.
– Мы решили принять участие в конкурсе «Почему я люблю Америку»! Первое место – поездка в Вашингтон с родителями, и куча других призов.
– Отлично, – сказал Итан. – Что это такое? Что делать надо?
– Газета Херста! – вскричала Эллен. – Конкурс проводится по всей стране. Пишешь эссе о том, почему ты любишь Америку. Победителей покажут по телевизору!
– Подумаешь, телевидение! – воскликнул Аллен. – Как насчет поездки в Вашингтон, отеля, выступления, встречи с президентом и прочих радостей? Вот это я понимаю!
– А как насчет школы?
– Все будет летом. Победителей объявят четвертого июля.
– Что ж, почему бы и нет. Вы и правда любите Америку или вы любите призы?
– Послушай, отец, – вмешалась Мэри, – не порти им удовольствие!
– Всего лишь хочу отделить хлопья от маски мыши. Они все валят в одну кучу.
– Пап, а откуда бы нам списать?
– Что списать?!
– Ну, там всякие умные штуки, которые сказали другие парни…
– Твой прадед собрал неплохую библиотеку. Книги на чердаке.
– И что там есть?
– Есть речи Линкольна, Дэниела Уэбстера и Генри Клея. Можешь еще посмотреть Генри Торо, Уолта Уитмена или Эмерсона, Марка Твена тоже полистай. Всех найдешь на чердаке.
– Пап, ты их читал?
– Ваш прадед был моим дедом. И иногда он читал мне вслух.
– Поможешь нам с эссе?
– Тогда это будет мое эссе.
– Ладно, – сказал Аллен. – Не забудешь принести «Пикс»? В хлопьях много железа, и все такое.
– Попробую не забыть.
– Можно нам в кино?
– Мы собирались красить пасхальные яйца, – напомнила Мэри. – Они уже варятся. После ужина можете поиграть с ними на террасе.
– А можно мы пойдем на чердак – полистаем книжки?
– Не забудьте потом погасить свет, – кивнула Мэри. – Однажды он горел целую неделю. Итан, это ты забыл его выключить.
Когда дети убежали, Мэри сказала:
– Разве ты не рад, что они собрались участвовать в конкурсе?
– Конечно, если только они займутся этим всерьез.
– Мне не терпится тебе рассказать! Сегодня Марджи мне снова гадала, причем трижды! Она говорит, подобный расклад никому еще не выпадал! Трижды! Карты сами так ложились, я видела!
– О господи!
– Погоди смеяться, сначала послушай! Ты вот вечно шутишь насчет высоких брюнетов. Ни за что не догадаешься, кто моя судьба! Или хочешь угадать?
– Мэри, позволь тебя предупредить.
– Предупредить?! Ты ведь понятия не имеешь! Моя судьба – это ты!
Итан выругался себе под нос.
– Чего-чего?
– Не густо, вот чего.
– Думай что хочешь, но так сказали карты! Причем трижды!
– Карты умеют говорить?
– Еще как умеют, – отрезала Мэри. – Она читала мой расклад, и все там было про тебя. Главное вот что: ты станешь одним из самых влиятельных людей в нашем городе. И произойдет это довольно скоро. Долго ждать не придется! Каждая карта, которую она переворачивала, показывала деньги и еще деньги. Ты будешь богат!
– Дорогая, – сказал Итан, – прошу, послушай меня!
– Ты сделаешь выгодное вложение!
– Чего мне вкладывать?
– Ну, после моего брата остались деньги…
– Нет! – воскликнул он. – Ни за что к ним не прикоснусь! Деньги твои, твоими и останутся. Ты сама придумала или…
– Марджи о них даже не заикнулась. И карты молчали. В июле ты сделаешь выгодное вложение, и с того момента твоему везению не будет конца! Разве не здорово? Так она и сказала: твоя судьба – Итан. Он станет самым богатым и влиятельным человеком в нашем городе!
– Черт бы ее побрал! Она не вправе…
– Итан!
– Знаешь, что она творит? И что творишь ты?
– Знаю, что я хорошая жена, а она хорошая подруга! И я не хочу ссориться при детях. Марджи Янг – моя лучшая подруга! Знаю, тебе она не нравится. Думаю, ты просто ревнуешь. У меня был чудесный день, ты же хочешь все испортить! Нельзя так, Итан! – От гнева и досады лицо Мэри пошло пятнами, и она яростно набросилась на того, кто попытался лишить ее мечты о богатстве. – Сидишь тут и разносишь всех в пух и прах, мистер Умник! Думаешь, Марджи все наврала? Вовсе нет, я сама сдвигала карты трижды! И даже если это так, она лишь хотела немного помочь, поступила по-дружески, чуток подняла мне настроение! Ну, что ты на это скажешь, мистер Умник? Какая ей с того выгода?
– Если бы я только знал, – проговорил он. – Может, просто решила подгадить. Ведь у нее ни мужа, ни работы. Наверное, дело в этом.
Мэри понизила голос и проговорила с горечью:
– Да что ты вообще знаешь? Подгадить! Ты понятия не имеешь, каково приходится Марджи. Ее постоянно преследуют мужчины. Влиятельные, женатые… шепчут ей сальности и делают неприличные предложения. Она уж и не знает, куда от них деваться! Поэтому ей нужна подруга, которой можно довериться. О, она мне такого порассказала – ты не поверишь, кто к ней подкатывает! Некоторые на людях делают вид, что терпеть ее не могут, а сами шныряют возле ее дома или звонят и настаивают на встрече. Прикидываются святошами, вечно морали читают, а потом… И ты говоришь, что она хочет нам подгадить!
– Имен она не называла?
– Нет, и это лишний раз говорит в ее пользу! Марджи никому не хочет навредить, если только ее не тронут. Среди них есть один человек, узнай я его имя – непременно поседела бы!
Итан глубоко вздохнул, задержал дыхание и выдохнул.
– Кто бы это мог быть? – продолжила Мэри. – Судя по всему, мы оба его знаем и вряд ли смогли бы в такое поверить.
– При определенных обстоятельствах она наверняка расколется, – тихо произнес Итан.
– Если ее вынудят – да! Так она и сказала. Допустим, под угрозой окажется ее доброе имя… Как думаешь, кто это?
– Кажется, я знаю.
– Знаешь? И кто же?
– Я.
Мэри изумленно ахнула.
– Итан! Опять ты дурачишься! – воскликнула она. – За тобой глаз да глаз, вечно ты меня разыгрываешь! Впрочем, это лучше, чем грустить.
– Вот так история с географией! Мужчина признается в грехах плоти, да еще с лучшей подругой жены, и над ним же насмехаются.
– Таким не шутят!
– Возможно, мужчине следует все отрицать. Тогда уж жена почтит его подозрением. Дорогая моя, клянусь тебе всем, что есть святого, что я никогда ни словом, ни делом не приставал к Марджи Янг-Хант! Теперь ты веришь, что я виновен?
– Ты?!
– Думаешь, я недостаточно хорош и не пользуюсь спросом – другими словами, на меня никто не позарится?
– Пошутить я люблю, ты знаешь. Но с таким не шутят, Итан! Надеюсь, дети не добрались до сундуков. Вечно они все разбросают и не уберут за собой.
– Попробую еще разок, моя возлюбленная супруга. Некая женщина с инициалами М. Я.-Х. по известной лишь ей причине обложила меня ловушками. Мне угрожает смертельная опасность угодить не в одну, так в другую западню.
– Почему бы тебе не поразмыслить над предсказанием? Карты говорили про июль, причем трижды – сама видела! Ты получишь кучу денег. Подумай-ка об этом.
– Ты так сильно любишь деньги, мой крольчонок?
– Что значит – люблю деньги?
– Ты любишь их настолько, что готова прибегнуть к черной магии, запретным чарам и заклинаниям или иным подобным средствам?
– Вот ты и сказал! Ты начал первый. Я не позволю тебе прятаться за словами! Люблю ли я деньги? Нет. Но и волноваться по пустякам я тоже не люблю. Мне хочется ходить по городу с высоко поднятой головой. Мне не хочется, чтобы мои дети чувствовали себя ущемленными по сравнению с другими детьми, потому что они вечно в чужих обносках. Я хочу высоко держать голову!
– Думаешь, деньги ее поднимут?
– Деньги сотрут насмешки с лиц твоих чертовых дружков-снобов!
– Над Хоули никто не насмехается.
– Это ты так думаешь! Ты просто не замечаешь.
– Потому что я себя не накручиваю.
– Ах так, попрекаешь меня своими чертовыми Хоули?
– Что ты, дорогая. Мое происхождение больше не аргумент в споре.
– Рада, что до тебя наконец дошло. В любом городе продавец есть продавец, будь он хоть трижды Хоули!
– Все еще винишь меня за банкротство?
– Нет. Конечно, нет. А вот за то, что ты сидишь в яме и не желаешь из нее вылезать, – да! Не будь у тебя голова забита морально устаревшими высоконравственными идейками, давно бы вылез. Над тобой все смеются! Благородный джентльмен без денег – хуже любого босяка! – Мэри сама испугалась своих слов, смутилась и замолчала.
– Прости, – сказал Итан. – Кое-чему ты меня научила – трем вещам, если быть точным, моя кроличья лапка. Люди не верят правде, не верят тому, что вполне возможно, и тому, что вполне логично. Теперь я знаю, где взять деньги, что помогут предсказанию сбыться.
– Где?
– Я ограблю банк.
Таймер на духовке запиликал.
– Сходи за детьми, – велела Мэри. – Запеканка готова. И свет пусть не забудут погасить.
Она прислушалась к его удаляющимся шагам.
Глава 3
Для моей жены, моей Мэри, заснуть не сложнее, чем закрыть дверцу шкафа. Сколько раз я с завистью наблюдал, как это происходит. Ее прелестное тело чуть вздрагивает, она будто укутывается в кокон. Легкий вздох, глаза закрываются, губы безмятежно складываются в мудрую и отстраненную улыбку греческой богини. Она улыбается всю ночь, дыхание вибрирует в горле – на храп совсем не похоже, звук такой, будто котенок мурлыкает. На миг температура у Мэри резко подскакивает, и от тела рядом со мной исходит свечение, потом температура падает, и Мэри уже далеко. Не знаю, куда она уходит во снах. Она утверждает, что ей ничего не снится. Конечно, снится. Просто сны ее не тревожат либо тревожат так сильно, что к моменту пробуждения она их уже не помнит. Она любит сон, и сон отвечает ей взаимностью. У меня, увы, все иначе. Я сражаюсь со сном и в то же время жажду в него погрузиться.
Думаю, разница между нами в том, что Мэри знает – она будет жить вечно, из одной жизни она шагнет в другую с той же легкостью, с которой переходит от сна к пробуждению. Она знает это всем телом, всем своим существом и думает об этом не больше, чем о том, как дышать. И поэтому у нее есть время на сон и отдых, время на то, чтобы ненадолго прервать свое существование.
Что же касается меня, то я интуитивно чую: однажды, рано или поздно, моя жизнь закончится. И я изо всех сил борюсь со сном, взываю к нему и даже порой заманиваю. Сплю я с чувством щемящей тоски, в яростных муках. Мне это известно, потому что в момент пробуждения я все еще ощущаю сокрушительный удар. Заснув, я не отдыхаю вовсе. Мои сны – продолжение дневных тревог, доведенных до абсурда, они похожи на маленьких человечков, пляшущих в масках рогатых зверей.
По времени я сплю гораздо меньше, чем Мэри. Она говорит, что иначе не высыпается, и я соглашаюсь, что мне столько сна не надо, однако сам в это не верю. Тело накапливает огромное количество энергии, получая ее из пищи. Можно использовать ее быстро, как дети, съедающие все конфеты за один присест, можно тратить ее понемногу. Всегда найдется маленькая девочка, которая отложит часть конфет на потом и будет лакомиться ими, когда у торопливых обжор уже ничего не останется. Думаю, Мэри проживет гораздо дольше меня. Она копит жизненные силы на потом. Если подумать, многие женщины живут гораздо дольше мужчин.
Великая Пятница всегда рвала мне душу. Даже в детстве в глубокую печаль меня повергали не муки распятого Христа, а его страшное одиночество. Навеянная Матфеем печаль так меня и не покинула, я все еще помню отрывистый, напряженный голос моей двоюродной бабушки Деборы, жившей в Новой Англии.