– Мой командир приглашает вашего на разговор, – на прекрасном русском языке произнес фриц.
– Вы думаете, что наш командир страдает отсутствием ума? – вопросом начал я.
– Ваши предложения? – подумав пару секунд, недовольно, но еще спокойно продолжил немец.
– Как вы хорошо говорите по-русски, учились у нас в стране до войны? – я вел разговор в том ключе, что был нужен мне.
– Я не немец, – коротко и вот теперь уже зло ответил не немец.
– Да я понял уже. Эстония, Литва?
– Последнее, это как-то мешает нашим переговорам?
– Вот значит как. Пока я не вижу помехи побеседовать с господином обергруппенфюрером. – Ой, а чего это нас так перекорежило?
– Вы хорошо осведомлены, – нехотя отозвался «литовец».
– Ну так служба. Вы неправильно сформулировали, переговоров не будет. Разговор у нас будет только один, вся охрана должна быть разоружена и построена у ворот. Если не будет происшествий, все останутся живы. Слово офицера! – Ух как его пробрало. А связи-то у вас нет, иначе ты бы не вышел. Майор как-то съёжился, но нашел в себе силы ответить.
– Извините, не знаю вашего звания… – начал было он.
– Майор, – коротко бросил я.
– Господин майор, если мы сложим оружие, контингент выйдет из-под контроля. Последствия могут быть печальными.
– Давайте сделаем так: Господин обергруппенфюрер пусть сядет в свою красивую машину. Возьмет вас с собой, раз уж мы познакомились, и выезжает сюда. Здесь и поговорим.
– Так вы и есть командир? – как-то изумленно воскликнул эсэсовец.
– А почему я не могу им быть?
– Вы очень молоды, – и как он под гримом разглядел, – но это, конечно, не проблема. Хорошо, я передам своему руководству ваше предложение.
– Не делайте глупостей, господин майор. Это искреннее пожелание. Я думаю, что вы далеко не глупец, чтобы не понимать последствий. Нас здесь достаточно, чтобы раскатать по бревнышку весь ваш лагерь. Дорога заминирована, это так, на всякий случай. А стоит нам отпустить так называемый вами «контингент»… Я думаю, вы все поняли?
– Я все понял. С вашего позволения. – Фашист смело развернулся и направился к воротам.
Спустя минуту ко мне подскочили двое ребят. Митрохин из моих и капитан судоплатовских «волкодавов».
– Командир, ты чего, охренел? – Митрохин с выпученными глазами накинулся на меня.
– Товарищ майор, я буду обязан доложить, – подхватил «волкодав», но более спокойно.
– Мужики, вы чего тут разошлись? У вас есть какие-то мысли, как нам дело сделать и пленных вывести без потерь?
– Могли бы и мы поговорить с немцами, вам не велено высовываться.
– Так, мужики. По-моему, вы не «вкуриваете» тему. В «поле» я делаю так, как считаю нужным, кстати, руководство именно это имело в виду, ставя вас в известность по моим полномочиям. Вернемся, пишите все, что хотите, а сейчас – не мешайте. Или уже я докладывать буду! – Черти полосатые, нашли время уставы вспоминать. – Капитан, вы ведь старший у своих, останьтесь со мной, мне может понадобиться ваша помощь. Митрохин, кругом, держишь машину под прицелом. Если машина пойдет на прорыв, отстреливай колеса. Если во время разговора я высуну руку в окно или положу на голову, убираешь водителя, этого майора. Дальше по обстоятельствам. Эта падла, группенфюрер, должен быть взят. Самолет прибудет быстро, на связь выходите не здесь. Держи мою сумку, в ней все планы, разберетесь. Вон, фашисты показались, иди.
За воротами лагеря действительно показалась машина. Двое охранников, кстати, что приятно, без оружия, поспешили открыть створки. «Членовоз» медленно проплыл через распахнутые ворота и, проехав десяток метров, остановился. Я встал с земли и, проводив взглядом удаляющуюся фигуру снайпера, повернулся к фрицам. Те намек поняли, и машина поплыла к нам с капитаном.
– Володя, молчи, пожалуйста, не в обиду, – тихо сказал я капитану. Тот кивнул в ответ и напрягся.
– Господин майор, – начал разговор обергруппенфюрер, когда мы оказались в машине, – вы не похожи на обычного пехотного майора.
– Я им и не являюсь, – просто ответил я.
– Из какой же вы организации?
– Зачем вам это? И да, майор, – обратился я к эсэсману, – не утруждайте себя переводом. Я прекрасно понимаю господина обергруппенфюрера, – добавил я, перейдя на немецкий язык.
– Вы неплохо говорите на языке Гёте, – сделал мне комплимент «обер». Я в ответ чуть склонил голову.
– Вы сказали моему человеку, что выбора у нас нет?
– Выбор есть всегда. Только в вашем случае он очевиден. Как я уже сообщил майору, дорога заминирована, пешком по лесу вы не пройдете и пары километров. Тут и посты наших солдат, да и просто условия не располагают к прогулкам. До ближайшей вашей части, зенитчиков, если не ошибаюсь, почти двадцать километров. Забудьте об этом. Для вас и ваших людей война может быть закончена уже сегодня. Поверьте, это лучшее, что может быть в вашем случае.
– Вы переправите нас в Россию?
– Вы и так в ней, – я ухмыльнулся. – Я посчитал вас умным человеком, когда вы предложили переговоры. Зачем эта бессмысленная бойня, вы должны сами уже понять, войну Германия проиграла. Причем еще в сорок первом.
– Почему вы так уверенно об этом говорите, ведь мы еще находимся с этой стороны границы?
– Господин обергруппенфюрер, когда была последняя бомбежка или штурмовка ваших позиций?
– Ну, я как вы знаете, тыловик. Но честно признаюсь, сам думал о том, что тишина на фронтах затянулась.
– Вот, я же говорил, что вы умный человек. Скоро, очень скоро вермахту придет полный и окончательный конец. И умным людям лучше встретить его в безопасном месте.
– Безопасное место это НКВД? – ухмыльнулся теперь «обер».
– Я в курсе тех бредней, что выкрикивает с пеной у рта Геббельс. Если будете сотрудничать, то все будет к взаимному удовлетворению.
– Но я ведь член НСДАП, как к этому отнесется ваше руководство? Вы ведь вряд ли сможете дать мне какие-то гарантии?
– Мое руководство не стреляет людей, как свиней, только за принадлежность к партии. Но, конечно, разговор будет серьезный.
– Я это понимаю. Что ж, я жду ваших указаний. Мои люди подчинятся. Только ведь у вас действует приказ о войсках СС?
– Да, это так. Но тут несколько другая ситуация. Наши требования те же. Пусть ваши люди сложат оружие и амуницию возле ворот и построятся вдоль стены лагеря. С внутренней стороны. Вы, после того как отдадите приказ, выйдете сюда. Без оружия и пешком. Не бойтесь, идти далеко не придется.
Мы вылезли из машины, я отдал капитану распоряжение выйти на связь и вызвать два самолета. Площадки готовы, только подсветить кострами. Улетать будем вечером.
«Обер» стоял рядом со мной и внимательно слушал, как будто и понял чего.
– Мы отправим вас самолетом. Линия фронта тут недалеко, перелет будет быстрым.
– Наша авиация не помешает? – трясется за свою тушку старый фашист.
– У вас ее здесь почти нет. Да и у наших транспортников будет прикрытие.
– Все же, господин майор, зачем я вам так нужен?
– Мне? – удивился я.
– Ну да, конечно. Это мне объяснят по ту сторону линии фронта.
– Именно так.
Что произошло дальше, я едва уловил. Стоявший тихой мышкой майор СС вдруг выхватил откуда-то эсэсовский кинжал и, зайдя ловким движением за спину своего командира, поставил клинок к горлу.
– Так я и поверил, что нас оставят в живых. А ты, – он наклонил голову к «оберу», – предал все интересы Германии. Я перережу тебе глотку, и красные останутся с носом.
– Глупо.
– Что? – рявкнул майор, вскидывая глаза на меня.
– Говорю – глупо вы поступили, майор. Казались нормальным человеком. Давайте я вам кое-что покажу, – предложил я, медленно поднимая руку.
– Стой смирно, майор, а вы, господин обергруппенфюрер, медленно назад, к машине.
– На что вы надеетесь, майор? – скривил лицо я и положил руку на голову.
Казалось, пролетавшая пуля обдала меня ветром. Настолько близко, что я даже поежился. Митрохин показал себя. Обергруппенфюрер стоял весь в кровище и мозгах майора литовца, а тот заваливался на землю, потеряв по дороге голову. Предлагая ему показать кое-что, я хотел, чтобы он высунул голову чуть больше. Митрохина уговаривать не пришлось. Классный выстрел. Как говорится – один на тысячу.
– Хороший выстрел, – тихо, растягивая слова, произнес «обер». Надо отдать должное, в его голосе не было страха, только искреннее удивление.
– Да, мне тоже понравилось. Скажите, обергруппенфюрер, еще сюрпризы будут?
– Теперь я не уверен в спокойном завершении дела. Если я вернусь, ничто не помешает им меня убить или взять в заложники. Иначе отдать приказ не представляется возможным.
– А мы пойдем вместе, до ворот. Мои ребята наблюдают за нами.
Мы с комиссаром двинули пешком к воротам. Возле заграждения его окликнули, и на нас уставились четыре ствола.
– Вы же понимаете, что всех тут просто уничтожат, если меня убьют? – произнес я. – В ваших интересах образумить охрану. – Фриц кивнул.
– Опустите оружие, лейтенант. Вы же видели, что случилось с майором. – У меня гора с плеч свалилась, когда винтовки опустились. Видимо, герои закончились.
– Прикажите охране построиться по этой стороне ограждения. Да, там они будут под прицелом, но если не будет попыток провокации, все останутся живы. Слово офицера.
Команду своего начальника фрицы выполнили в течение двадцати минут. Еще через такое же время подошли бойцы из группы Судоплатова. Пятнадцать человек прошли мимо охраны и начали шмон лагеря на предмет затаившихся врагов. Еще пятеро собирали оружие и обыскивали эсэсманов. Удивительно, но случаев неповиновения было всего два. Первым взбрыкнул белобрысый гауптман, не захотел сдать кинжал, за что и получил. А еще один унтер решил, что он бессмертный. Ну или просто дурень был. С голыми руками на «волкодавов» Судоплатова? Это даже не смешно. Парень, что стоял рядом, даже не выпустил из рук оружие, просто мягко скользнул в сторону от прыгнувшего унтера и ударил его ногой в колено. Что-то хрустнуло, и унтер, проклиная всех и вся, закрутился по земле. Проклинал, кстати, по-русски. Да, задрали эти прибалты. Больше эксцессов не случилось, и всех охранников благополучно затолкали в домик, что стоял рядом с проходной. Там было одно помещение, пришлось их серьезно уплотнить, но им объяснили, что это ненадолго, поэтому роптания не было. В общем, нам в очередной раз удалось сделать дело. Не знаю, как выйдет с отлетом, но пока все идет неплохо. Бойцы Судоплатова спокойно прочесали лагерь, заняли вышки. Из леса нас прикрывают мои ребята.
– Командир, вот списки. У них тут все по номерам, но вроде номера зависят от первой буквы в фамилии.
– Господин обергруппенфюрер, поясните? – обратился я к комиссару, переведя ему слова своего бойца.
– Ваш человек прав, вам нужен какой-то конкретный человек? – слегка удивившись, задал вопрос «обер».
– Да, возможно, что я найду его здесь. Ведь здесь вы держите все национальности?
«Обер» слегка вздрогнул, но ответил:
– Вы наверняка знаете о…
– Комиссарах и евреях? – продолжил я фразу запнувшегося «обера».
– Да. Вы же понимаете…
– Нет, меня интересуют, скажем, грузины. Есть они в вашем лагере?
– Таких разделений не было. Посмотрите по фамилии, может, найдете того, кто вам нужен, – просто ответил комиссар.
Я попросил бойца найти мне букву «Р» и открыл гроссбух. Почему я стал искать именно грузина, думаю, пояснять не стоит. Сколько может быть в этом лагере русских с одинаковыми фамилиями, а уж найдя Вано, остальных я найду быстрее.
Уже пролистывая четвертый лист, я обнаружил того, кого искал.
– Барак четыре дробь два, где это? – повернулся я комиссару.
– По средней линии, отсюда четвертый, – пояснил «обер».
– Хорошо. – И обратившись к бойцу, что помогал мне со списками, продолжил: – Дайте мне человека в сопровождение.
– Я сам с вами и пойду, здесь и без меня справятся.
Вот и пришло, наконец, время найти моих ребят. Не знаю, в каком они состоянии, но очень надеюсь, что все хотя бы живы. Мы с сопровождавшим бойцом вышли из штаба, оставив «обера» под наблюдением двух бойцов, и направились к баракам. Повсюду с самого начала всей возни раздавались крики, гомон. Откуда-то даже угрожали. Щели-то в бараках есть, нас прекрасно видели. Меня пока никто из своих не окликал, но меня и узнать трудно. Я только штору с лица убрал. Весь в лохматом камуфляже, как куча травы хожу, морда раскрашена, так что и неудивительно. Найдя нужный барак, мы остановились. Я кивнул своему сопровождающему, и тот, подойдя к дверям, произнес:
– Товарищи красноармейцы, да, мы захватили лагерь, но в целях избегания давки и паники просим проявить терпение и понимание. Надеюсь, всех прихлебателей и предателей вы уже удавили, и работы нам осталось немного. Сейчас мы откроем ворота, выходите и стройтесь вдоль стены. Всем все ясно? – В бараке была тишина. Голоса там умолкли сразу, как только мы заговорили, поэтому четкий голос одного человека, по-видимому, из командиров, был хорошо слышен:
– Ясно! Товарищи бойцы, прошу соблюдать порядок, вы военнослужащие Красной Армии, и я не буду объяснять известное каждому.
Мы открыли ворота, и спустя пяток секунд из них вышел человек. Сразу было видно, что это бывший командир, выправку не спрячешь.
– Майор Красной Армии Степанов, 312-я стрелковая дивизия. Командир полка, – отчеканил бывший пленный и встал по стойке смирно.
– Вольно, товарищ майор, вы старший по званию в этом бараке?
– Так точно, извините, не знаю вашего имени и звания.
– Майор, имя вам без надобности, стройте людей, товарищ майор, – я заметил, что командир покивал своим мыслям, когда я отказался назвать имя. Понимает.
Через пять минут построение было завершено, а майор докладывал о бойцах. Кто ранен, кто болен. Но я стоял и смотрел на своего «большого» друга. Того, кто не раз спасал мне жизнь.
– Что, так и не поднимешь глаза на своего командира, товарищ старший лейтенант Ревишвили?
– Бывший лейтенант, товарищ командир, – ответила мне гора мышц, но головы не подняла.
– Отставить эти панические настроения, боец. – Меня разрывало нетерпение. – Здравствуй, Вано.
Гора мышц подняла наконец глаза и робко посмотрела на меня.
– Прости, командир… – Но я уже не слушал его, бросился вперед и, насколько смог, обхватил этого бугая. А Вано заплакал.
– Товарищ командир… – начал было Вано, когда мы отошли на несколько метров от строя.
– Вано, ты чего, забыл, как меня зовут? Меня, которого ты столько раз вытаскивал на себе из самой глухой задницы? Все доклады потом, как ты и где парни, вот главное.
– Всех видел здесь. Нас раскидали по разным баракам. На работах иногда встречались. Сам нормально.
– Есть хочешь? – спросил я у друга.
– Неплохо бы. Эти не больно желали нас кормить, – указал Вано в сторону штаба.
Я отдал приказ начинать строить всех заключенных у бараков. Назвал фамилии своих друзей и попросил, чтобы их привели во фрицевскую столовую. Остальных тоже будем кормить, конечно, этим займутся бывшие пленные командиры.
– Пойдем, парней найдут и приведут к нам. Поговорим позже.
– Как ты нас нашел, Серега?
– Стечение обстоятельств. Удачное расположение звезд на высоких погонах… Шучу.
– Да, не хватало нам твоих шуток. И вообще, без тебя…
– Толя дошел, – прервав Вано, проговорил я.
– Как это, опять шутишь? – Вано застыл с поднятой ногой и вытаращил глаза. – Он же пулю в голову получил?
– Вот тебе и как! Сколько он полз, никто не знает, но вернулся, и это главное. В госпитале без сознания три месяца. Очень тяжелый. Когда приходил в себя, один раз буквально на минуту, пробормотал, что вы в плену, дальше стали судоплатовские землю рыть. Когда сюда выдвигались, врачи сказали, вытянут Круглова назад. Обещали.
– Вот это да. Никогда бы не поверил, если бы кто-то другой сказал.
– Как остальные? – спросил я у друга, когда мы расположились в столовой.
– Ты про Деда? – Вано меня понял.
– Да.
– В порядке, насколько это можно в плену.
– Да забей ты. Все уже, кончился плен, – встряхнул я друга, увидев, что его гнетет пребывание в плену.
– Так ведь еще разбирательства предстоят, – заметил Вано. Взгляд у него совсем потухший, но ничего – зажжем.