— Инстинкты.
— А точно не Аурорин инструктаж? — хохоча, переваливаясь, штурман отошел на корточках на пару метров от разложенных вещиц и там замер. Люб поступил так же.
— Ох, ей же руками не стоит двигать… — бормотал он.
— Скажи спасибо костюму, — подначил его Риндир. — А то бы тоже двигать руками не смог, по крайней мере, правой. Еще бы и уколы делать пришлось. От бешенства.
И удостоился такого яростного взгляда, что вполне мог бы сгореть под ним на месте.
— Легкомысленная скотина, — пыхтел Люб, усаживаясь и слегка остывая. — Тут первый контакт двух цивилизаций намечается, а ты ржешь.
— Переводчик у тебя включен? Пусть готовится приветственную речь анализировать. Обогатимся знанием местного дипломатического протокола… — штурман ловко увернулся от могучего толчка в бок. А то ведь и с горы от него мог слететь вполне.
Женщина, помедлив, на карачках подползла к дарам, принюхалась — отчетливо дернулись ноздри — и захрустела птичьей ножкой, даже не заботясь, чтобы вытереть сок, попавший на подбородок.
— Она ее с костями ест? — с тревогой глянул на врача штурман. — Это же опасно! Эй!
Люб придержал друга за руку.
Косточки спасенная все же выплюнула и закопала. Провела над водой ладонью и сделала маленький глоток.
— На яды ее проверяет, что ли?
— У нее тоже сканер в ладони, ага.
— Язык достаточно чуткий инструмент, когда не испорчен цивилизацией.
Риндир повел плечом, игнорируя назидание.
— И чего там проверять? Вода как вода…
— Ты перед этим на березе не висел, ага.
Воду спасенная выпила, поводила глазами. Уцепила бусики и потянула в рот. Прикусила, и на грязном, опухшем лице обозначилась обида.
— Эй, это несъедобно! — Люб непроизвольно взмахнул руками, словно курицу отгонял. Женщина сперва отшатнулась, но, видя, что к ней не пытаются приблизиться, быстро что-то проговорила.
— Это бусы, — Люб плавно поднял и опустил руки, словно надевая янтари на шею.
«Говори, говори, милая, побольше, — думал Риндир. — Переводчик все переварит, проведет анализ частотный, флективный, морфологический, сравнит с имеющимися в базе языками… С излучением твоего мозга, артикуляцией, жестами и эмоциональной реакцией. Глядишь, к утру уже сможем нормально поговорить. Не навернись корабельный ИИ, уже бы по-человечески общались…»
— Вроде опасных повреждений нет, — заставил его очнуться Люб. — Но как-то она криво держится. Опухла, в крови и грязная.
— Может, телепатически рискнем? Глядишь, и позволит себя умыть и раны обработать.
— Не годится. Вот что, ложись давай.
— Зачем?
— Я ей на тебе покажу, что собираюсь сделать.
— Сдурел? — сопротивлялся Риндир, но Люб был непреклонен. Поглядел на растянувшегося на жесткой земле друга с вдохновением художника и провел по костюму, задавая ему телесный цвет. После в несколько решительных взмахов вывел на бежевое пятна: багровые и цвета грязи.
Женщина, подавшись чуток назад, внимательно следила за действом. Опаску в ней потеснило любопытство. Люб же, понимая, что пользуется вниманием, достал салфетку, смочил водой и провел по комбинезону, одновременно мысленным приказом стирая раскраску. Риндир поерзал и захихикал.
— Не прикидывайся! — прошипел ему на ухо Люб. И элвилин дружно посмотрели на женщину, пытаясь определить произведенное впечатление. Она сидела на коленях, задумчиво, совсем по-земному прикусив губу, теребила растрепанные вороные косы — только сейчас до мужчин стало как-то доходить, что больше на ней нет никакой одежды. А между прочим, к вечеру делалось прохладно. И ветер на горе был далеко не теплый и не сладостный.
И тут спасенная поступила странно. То есть, не то чтобы странно — просто скопировала действия врача. А странным было то, что синяки, ссадины, глубокие царапины с тела под ее ладонью тоже исчезли — как наведенные узоры с бронекомбинезона. Риндир поймал себя на том, что тянется рукой поправить отпавшую челюсть. Люб заморгал так, что стали слезиться глаза. А нёйд — теперь элвилин готовы были поручиться, что ведьмы все-таки существуют — смывала с себя раны одна за другой: с бедер, рук, лица. Опухоли тоже рассасывались на глазах.
— Она что, нас заморочила? И не ранена вовсе?
— Не говори ерунды. Я сам ей вывихи вправлял.
— Тогда ущипни меня.
Люб исполнил просьбу. Даже через комбинезон щипок оказался внушительным, и Риндир едва удержался от энергичной ответной реакции. А ведьма между тем, приведя перед в приемлемое состояние, потянулась рукою за спину и громко охнула от боли — вывихи Любу уж точно не померещились.
— Я помогу, — Люб двинулся к ней со свежими салфетками и колбой биоклея.
— А он ей не повредит?
— Он абсолютно нейтрален. Просто прикроет раны, пока не подживут.
Женщина не стала убегать и сопротивляться. Перекинула на грудь волосы и сидела, доверчиво подставив Любу спину, закусив косу, чтобы не ойкать, если будет больно. С врача сошло семь потов, пока он завершал насквозь привычную процедуру на представителе неземного разума. Хорошо, что жидкость поглотил костюм, а то пришлось бы искать озеро, чтобы выкупаться.
— Все, и не болит, — промурлыкал он, помня, что кошачье урчание благим образом сказывается на нервной системе. — Во что бы тебя одеть? Как-то мы это не предусмотрели…
— Спальник ей дай, он теплый, пусть накинет, — Риндир вытянул и положил пестрый скруток на землю, не пробуя определенной границы переступать. Хватит уже со спасенной Люба, вон здоровила какой, есть от чего занервничать.
Отвернувшись, поглядел, как солнце спускается под гору за зубчатый лес, набрякая красным. Небо прочертили серые хвосты облаков с золотистым подбрюшьем — словно ленивые, сонные крокодилы. Или проглотившие палку ужи.
— Лагерь надо ставить, пока совсем не стемнело.
— Прямо здесь?
— А где еще? Кругом болото.
— Спросим у девушки? — сказал вроде бы в шутку Люб. И правда, как у нее спросишь, когда пока не знаешь языка? И так вон с хлебом обманул… А нёйд словно догадалась, что говорят о ней. Проигнорировав предложенный спальник, не стесняясь едва прикрытой волосами наготы, повела глазами туда-сюда. Нашла глазами садящееся солнце. И вскрикнула испуганной птицей. Зашелестела быстро-быстро, едва не давясь словами.
— Что она говорит?
— Сердится. Или встревожена. Да откуда мне знать? — разозлился Люб. Попытался набросить на плечи нёйд спальник. Она сложила ладони у подбородка и посмотрела вроде как умоляюще — врач только сейчас заметил, что глаза у нее огромные, прозрачные, светло-зеленые: как у той девушки, которую засняли ночью на этой же горе дроны. Та же самая или нет — сложно сказать. Эта движется неловко, не летит — но кто полетит после пыток?
А спасенная указала на врача и штурмана, потом — на каменные столбы, потом на солнце — и снова настойчиво заговорила. Поняв, что ее не понимают, метнулась к тропинке и назад к спасителям.
— Она ведет себя, как собака: хочет сказать, но не может. Зато показывает выразительно.
— Она-то как раз говорит. Это мы с переводчиком — тупые ослы, — хмурясь, заметил Люб. Повернулся к нёйд: — Что ты хочешь нам сказать? Тебе отдыхать надо, а не метаться. Отдыхать, — повторил он едва ли не по слогам, раскатал спальник и улегся на нем, подложив под щеку сложенные ладони.
Нёйд, сердито лопоча, посмотрела на эту пантомиму и, решившись, схватила Люба за руку. Потянула, подбородком указывая на тропу. А потом указательным пальцем — резко вниз. На солнце — и еще раз вниз.
Риндир оглядел верхушку холма, не осталось ли каких вещей. Перебросил спальник через плечо.
— Похоже, девушке хочется нам что-то показать. Или не хочется здесь оставаться. Или хочется, чтобы мы отсюда ушли. Не в землю же она нам закопаться предлагает.
— На твоем месте я бы не был так уверен, — заметил Люб саркастично. Отобрал спальник и еще раз набросил нёйд на плечи. С сомнением покосился на ее босые ноги и ковыляющую походку. Спросил Риндира: — Слушай! Может, мне в котика обратиться? Пусть поедет верхом, как королева.
— Лучше в козлика, — сказал штурман, заглядывая вниз и понимая, что переоценил удобство ведущей наверх тропы. Для козла она была бы в самый раз — при их умении лазать по почти вертикальному склону, цепляясь за неровности камня раздвоенными копытцами. Для кибера с его воздушной подушкой, в общем-то все равно, даже если и съедет на пару-тройку метров с козырька, где и ступню толком-то негде поставить. Сюда-то штурман карабкался лицом к горе и был слишком озабочен, чтобы оглядываться. А сейчас смотрел на корявые желтые камни, осыпи, пересекающие тропу щели и думал, что сюда-то девушка попадала в вороньем обличье, не иначе. И что сам он не против превратиться. Ясен сокол — а, как дурак, боится высоты.
Глава 11
— Ты не боишься напугать ее этим своим превращением? Вроде вороны и котики не очень ладят… — сказал Риндир, невольно стараясь оттянуть спуск. Люб фыркнул и закрепил на поясе страховку — выплюнутую кибером мономолекулярную нить из прочного полимера. Запасной пояс закрепил на талии ведьмы. С сомнением посмотрел на ее босые ноги.
Нёйд ощупала пояс. Пожалуй, и на язык бы его попробовала — сумей так изогнуться. Риндир отметил, что она им все сильнее доверяет. Ну, или выхода у нее другого нет.
— Ты первым иди, подстрахуй ее, — попросил Люб. — Я слишком тяжелый.
Штурман, насвистывая что-то легкомысленное, шагнул на тропу.
— Надеюсь, мы не утонем в болоте ночью. Экипаж нам этого не простит.
— А ты решай проблемы по мере необходимости, — пустил мысль, как стрелу ему в спину, врач.
Пожалуй, идея обратиться в кота и везти женщину на себе была не такой уж плохой. Бодро одолев относительно пологий участок, нёйд все чаще спотыкалась и тяжело дышала. А раз, отвлеченная стрекотом кибера, чуть и вовсе не слетела с тропы. Люб поймал ее за локти и тут же отпустил, ощутив сопротивление. Спасенная повернулась, встретившись с ним глазами. Врач указал сперва на нее, потом себе на плечи. Повернувшись, слегка присел, чтобы ей было ловчей взобраться. Прохладные руки обхватили его за шею, сам он подхватил нёйд под колени. И снова стал спускаться, услыхав в голове насмешливое:
— Оседлала парня ведьма… Эй, ты сказок не читал, что ли? Загоняет вусмерть в полях под Киевом.
— Заткнись, а то сам ее понесешь, — огрызнулся мысленно и понял, что никому нёйд не доверит. В конце концов, это его врачебный долг…
Штурман зафыркал.
У подножия нёйд завозилась, пытаясь освободиться, и Люб опустил ее на землю. Солнце опустилось так низко, что от каждого куста, от каждой кочки падали длинные тени, сделав топи полосатыми, воздух странно мерцал, столбами вилась кусачая мелюзга. Туман собирался в ложбинах прядями, поднимался, густел.
— Заяц пиво варит.
— Тут этих зайцев два вагона, — заметил Риндир скептически. Повернулся к ведьме: — Теперь куда?
Она потянулась к ножу, висящему у Люба на поясе.
— Дать? — с сомнением спросил тот. Нёйд, словно поняв, закивала. Профессиональным взглядом оглядела протянутое оружие. Попробовала на ногте и — полоснула лезвием по ладони. Разлетелись вишневые брызги.
— Ох ё! — темпераментно выдохнул Риндир.
А женщина вернула Любу нож и решительно шагнула в туман.
— Живей за нею! А то кровью истечет.
— Это тебе анализ крови.
— А? Да, — Люб на ходу прижал окровавленный клинок к сканеру, и тот, чмокая, впитал вишневую жидкость. Мужчины шли за нёйд след в след. Туман, все еще поднимаясь, расходился перед ними узкой, словно пробитой ножом щелью, а условная тропа под ногами красновато светилась. Были отчетливо видны травинки, черные листья и ягоды, выступающие из тумана ветки, купы вереска… И элвилин не могли определить, меняет так цвета заходящее солнце или жирно капающая из ладони нёйд кровь.
Люб бурчал:
— Безобразие.
— Она явно знает, что делает. Жертва болотным духам, видимо. Ну некогда было куропатку ловить.
Врач сердито выпятил губу:
— Фенхеля на будущее с собой возьмем, он разбирается.
Нёйд посмотрела на солнце и на мужчин — словно поторапливала.
— Мне кажется, или с пространством что-то творится? — штурман обернулся на оставшуюся позади гору. Она оказалась намного дальше, чем должна была. — И тропа… Не вязнем, не качаемся — словно посуху идем.
— Да ну тебя с этой тропой! — Люб обогнул Риндира и нерешительно взял ведьму за руку.
— Mitte nüüd! — каркнула она резко. — Kiirem!
— Быстрее! — вдруг ожил переводчик.
— И так бежим почти! А тут ты еще… — на ходу попенял ему штурман.
Тропинка резко вильнула и наконец закончилась. Они стояли на острове выше границы тумана, переводя дыхание. Сама же нёйд с гортанным криком метнулась еще выше, к холму под сенью разлапистого дерева — корявого, старого. Один могучий сук, начисто лишенный листьев, вытянулся, словно перегораживая незваным гостям дорогу.
— За ней! — переглянувшись, мужчины запрыгали по корягам и бурелому, кибер гнался за ними.
— Ох ё… ёшкин кот, — Риндир резко затормозил. Люб врезался в него и упал сверху, вовремя спружинив руками и ногами, чтобы не задавить худого друга. Распрямился и тоже придушенно вскрикнул: круглый холм с дубом был огорожен кривым тыном: с угрозой торчащие наружу колья с обожженными остриями, воткнутые между ними и развешанные по неошкуренным бревнам кости неведомых животных — от гигантских одиноких до нанизанных на веревки мелких. И черепа, черепа…
Некоторые звериные, вытянутые или округлые, сохранившие местами рога и челюсти. А некоторые — человеческие. Пустые зенки, смеющиеся зубы. Все изжелта-серые, или с прозеленью, кое-где сколотые, лишенные плоти, словно вымытые дождями или самим временем. От ограды веяло древностью и жутью. На закате она особенно впечатляла.
— Ёшкин кот… — подпирая левую щеку левой рукой, повторил Риндир. Люб же нырнул в пролом ограды и протиснулся в темное отверстие на изумрудном боку холма — протиснулся с трудом: было оно не шире устья русской печи. Перестали сыпаться камешки и земля, очистился комбинезон, и распрямиться внутри можно было. Но оглядеться Люб толком не успел: глаза не приспособились к полумраку. Отчетливо увидел только угли и тень — нёйд, раздувающую угли в прямоугольной яме. Перемазав щеки и руки, она дула, постанывала, дула снова. Люб примостился с нею рядом, так, чтобы от могучего дуновения пепел не полетел ей в глаза. Стянул дыхательную маску, и сотни запахов обрушились на него приливной волной. Мха, сена, торфа, горчащей золы и плесени.
Врач дунул. Зола поднялась коричнево-сизым облачком, а в черных головешках на дне ямы затеплились огоньки. Хозяйка подсунула под них кусочки бересты, нетерпеливо постукивая зубами, дождалась, пока по растопке побежит веселое пламя, и сунула в огонь лучину. Разожгла, прихватила охапку незажженной и выбралась из жилья. Только волосы метнулись. Люб на карачках последовал за ней. Снаружи разгулялся ветер, но не задул пламя, наоборот, заставил его разгореться.
— Kiirem! Как я, делай!
Нёйд сунула разожженную лучину Любу в руки. И гонимым ветром листком метнулась к ближайшему черепу. Сунула лучину в глазницу, и оттуда навстречу рванулось веселое пламя. Люб почувствовал, что ведьму так и тянет взглянуть на солнце, но она сдерживается изо всех сил. Может, и она, как принцы из сказки, на закате должна превратиться в лебедя?
— В ворона, — Риндир вместе с ними стал поджигать масло в черепах. — И вряд ли на ночь, днем же была…
Несколько черепов погасли. Нёйд отчаянно подгоняла себя и суетящихся мужчин. Солнце, словно смилостивившись над ними, ненадолго повисло в дубовой кроне.
— Вертер! — проорал Риндир киберу. — Силовое поле по ограде раскинь, а то с ветром не сладим!
Кибер, поднявшись в развилку дуба, устроился там, накрывая окрестности тонкой радужной пленкой. Обойдя холм по кругу, трое успели зажечь все светильники до того, как солнце, поколебавшись, утонуло в болоте своим верхним краем. Блеснул на прощание яркий зеленый луч, и опустились сумерки.