«Может переодеться?» – мелькает мысль. Кроссовки скидываю, оставляю футболку от Щербатого – моя слишком задрипанная уже, и скидываем джинсы, облачаясь опять в свои шорты.
Так явно полегче.
Занимаемся фруктами.
Нарезка.
А теперь можно и приёмник включить. Телевизора нет. Зато, у деда приёмник неплохой. Он вечно радио Дача слушает, а там, в основном, только одни песни крутят. Как раз для моего возраста, настоящего, не этого. Да и Степановне, думаю, понравится их репертуар. Снял носки, улёгся. Как бы не заснуть!
Но есть хочется, дремлю по-тихой, наслаждаюсь музыкой. Песни девяностых крутят. Опять Маликов плачет, но поёт хорошо, мне нравятся его песни. Потом Буланова завыла, вот уж кто умеет испортить настроение своим репертуаром!
О! Скрипнула дверь. Вроде как, в замке ключ провернулся.
Шаги тихие.
Я лежу, показываю, типа, сплю.
– Ну и жених! – смешок рядом. – Пригласил на свидание, а сам храпит! – тихий шепот.
– Кто сказал, что спит? – улыбаясь, не открывая глаза, произношу я.
– Ждал, ждал, устал, решил прикорнуть, пока дамы работой заняты.
Открываю глаза и рывком сажусь на постель.
Ого! Да мы одни пришли, и похоже, что конкуренток просто отшили. Что-то я слышал, кого-то мой член удивил, ведь в реанимации все голые в основном лежат, да и после операции у меня из одежды только «костюм адама» был. Так вот, при моём росте, член, и правда, великоват. Надо сказать спасибо мне, или по линии жены так сыну подфартило? Я уж точно гигантом секса никогда не был, а вот сыну, похоже, повезло. Как там говорят? «Кто умеет любить – тот любит, а кто нет – тот, увы, женится», или не так, там что-то про талант, типа, есть – влюбляется, а если нет то, увы, женится. Я малость перефразировал старую поговорку.
Так вот, про член…
Подслушал разговор как-то, ещё лёжа палате интенсивной терапии, молоденькие, правда, девчонки про меж себя шушукались, а я не спал, вот и обсуждали они меня и мой нетрадиционный сверхразмер. Видно, распространились слухи по всему отделению, во всяком случае, среди женской половины.
Тетя Зина, как я зову своего врача, явно подшофе, что для доктора, находящегося на дежурстве, вполне нормальное состояние. Но я ошибся, нормально она выглядит и чувствует себя. Улыбка на лице, на щёчках румянец.
Обычно она халат свой врачебный на платье одевала, а тут, видно из-за июльской жары в Хабаровске, носит, во всяком случае на дежурстве, на голое тело. Но халат из плотного материала и практически не просвечивается. Можно только разобрать наличие нижнего белья по его контурам в районе талии и в районе груди.
Но не спорю, жарковато, хоть на окне и сетка натянута, и окно полностью открыто.
Мне-то ничего, я привык, а вот слегка подвыпившей, к тому же, слегка полноватой женщине, явно жарко. Халат у неё четкий, не на пуговицах – молния на всю длину. И поясок.
Присела на стул, закинула ногу на ногу, оголив немного бедро.
Подхватила с импровизированного стола бутыль.
– Ого, литровая расфасовка! – удивлённо произнесла она. И по слогам… – «Коллексьон персоннель. Франсуа-Луи Вюиттон», Кюве Приве дю Шато Ласкомб, две тысячи двенадцатый год, в подарочной коробке, тысяча миллилитров. Красное. Сухое. Сделано из винограда сорта Каберне Совиньон. Ведь оно ужасно дорогое, Андрей! – смотрит на меня своими зелёными глазами. Удивлена, обескуражена, и немного взволнована.
Миллион бы сейчас отдал, чтобы узнать, что в её головке сейчас творится, какие мысли мелькают. Уж больно щёчки от смущения порозовели. Но я-то малец, тринадцати лет, хотя и телом вышел, и не только. Рост подкачал немного, но ничего, ещё подрасту, уж точно. Парень явно в меня уродился, ведь почти четырнадцать мне.
– Не дороже денег, уважаемая Зинаида Степановна. Друзья привезли, да и где бы я нашёл тут, в этом захолустье такое вино? – усмехнулся я.
Она всё рассматривала этикетки.
– А штопор то у тебя есть, ухажёр?
– Обижаете, тетя Зина! У меня нож есть, швейцарский! Там всего напичкано. Сей момент!
– И хватит меня тётей звать! Зина нормально будет.
– А если Зизи? – вспомнил я песню Шуфутинского.
– Да легко! – и приспустила немного молнию на халатике, открывая мне вид своих прекрасных полушарий.
Провокация удалась на славу – что бы я ни делал, куда бы ни старался спрятать руки, но взгляд косил на эти белые бугорки, а эта проказница ещё газету деда со стола взяла и обмахивается ею, типа, жарко ей.
Уселась, главное, на мою кровать, ей так, видите ли, удобно, мою подушку под спину. Кровать моя у стенки и окна, соответственно. Я же пересел на стул. Ниже получается, зато этого соблазнительного безобразия, в её приоткрытом сверху халатике, мне не видно. Но есть, увы, и другая проблема – ее ножки закинуты нога на ногу и бёдра открыты. Короткий, выше коленок, халатик и вовсе задрался вверх. В общем, полнейший кошмар!
Вот, вроде, раньше меня смутить и заставить возбудиться лишь легчайшей эротикой, было бы невозможно. К этому вопросу моим знаковым дамам и любимой женщине приходилось подходить очень серьёзно. А тут – пара взглядов на открытые ножки и чуток приоткрытую сверху грудь, и всё, приходится самому ногу на ногу закидывать, чтобы скрыть жуткий стояк. А если учесть размеры друга, в общем, что-то я уже жалею, что плотные джинсы поменял на лёгкие летние шорты.
Мои мучения явно замечены, оценены, и веселят эту пухленькую красавицу, которая почему-то кажется мне, уж очень доступной. Но удерживает от необдуманных действий моя врождённая скромность в общении с женщинами, да возраст этого тела, ведь что ни говори, а так можно и не только по рукам, а и по морде получить. И, если честно, эти мысли меня сильно отрезвляют.
А между тем, дверь на замке, основной свет в палате погашен. У деда есть лампа настольная для чтения, она сейчас и включена. Музыка из приёмника разливается по помещению. Вроде, «Божья коровка»! свой хит «Гранитный камешек» лупит из динамиков и мы вместе с Зизи подпеваем, причём кое-кто громкость своего голоса явно не рассчитывает. Но мы в палате одни, она угловая, а за стенкой только процедурная. В других палатах в это время мужики и женщины всё больше телевизоры смотрят, которые им заботливые родственники принесли, а нам неплохо и под приёмник.
У деда чайник прихватизировал, надеюсь не сгорит, если я один раз воду для чая вскипячу.
Зина уже пол большой коробки Рафаэлло приговорила. В бокалах – вино. Вкус нормальный, я как-то не очень разбираюсь в этом благородном напитке потомков Дюма и д’Артаньяна, а если учесть, что у нас в магазинах за бурду продают под видом вина, то естественно, откуда из меня мог вырасти ценитель.
Но уже первый литр ушёл, причём, явно, количество выпитого не в мою пользу. Если мне и перепало грамм двести-двести пятьдесят, то остальное уже булькает в моей напарнице.
Весело болтаем, она вспоминает своё детство, как в школе училась, даже про свою первую любовь весьма откровенно рассказала, как целовались с парнишкой после уроков у неё дома, как едва девственность после шампанского на Новый Год с его другом не потеряла.
Я слышал раньше, что медики – существа, стыда не имеющие, даже поговорка была такая – ума нет – иди в пед, а стыда нет – иди в мед. Что-то в этом есть, во всяком случае, в отношении любителей медицины и последователей Гиппократа.
На брудершафт ни я, ни мне выпить не предлагают, хотя последствия выпитого на даме явно сказываются. Язык и вовсе развязался. Громко смеётся над моими шутками, замок молнии на халатике ещё ниже опустился. Понимаю девчонку, реально жарко после выпитого. А она уже перешла цитировать, что ей её знакомые по вацапу пересылают.
Заставила рядом с собой на кровать сесть. Подушку с соседней кровати приватизировали мне под спину, чтобы можно было облокотиться о стену и почки не застудить. Прижалась плечом ко мне и читает всякую смешную ересь с телефона…
– …доктор пациенту: не волнуйтесь. Эрекция при массаже простаты – это нормально. Пациент: но у меня нет эрекции! Доктор: Это я про себя…
Смеёмся. При этом, эта коза прижимается к моей руке своей грудью. Нет, зад у неё, конечно, лучше, не спорю, но вот грудь ощутил. Явно ведь провоцирует, как ей кажется, не целованного мальчишку.
Ну-ну!
– … бабка нашла в огороде бумеранг и заеб@лась его выбрасывать!
Ржём в голос. Зинка и вовсе, в порыве веселья, на меня навалилась.
Вот же, сучка, я же не железный!
Но и понимаю, что если полезть с приставаниями, то будет выглядеть не очень красиво, но и «козлом» быть не хочется, как в том анекдоте, но у меня возраст, и это, на минуточку, мой лечащий врач!
А Зизи всё не унимается, хотя, не спорю, сидим хорошо, я для удобства уже и руку ей на плечи закинул. Не сопротивляется, под плечо мне подлезла и вновь читает какие-то приколы. А шуточки-то выбирает и вовсе на грани!
– …какая всё-таки переменчивая жизнь! Съедая сегодня утром на завтрак яйцо, я подумал: – ещё недавно оно было в жопе. Сейчас я кладу его в рот. А уже завтра оно опять окажется в жопе!
Заливается, словно колокольчик, остановиться не может. Ну, не скажу, что шутка уж очень удалась, хотя философская сторона цепляет, но выпитое вино сказывается. Смеёмся.
И нам хорошо, особенно мне.
Она постоянно двигается и моя левая рука уже у неё за спиной, а ладонь, вроде как нечаянно, примостилась у неё на левой ягодице, но я не пытаюсь щупать там или гладить – лежит себе ладошка, отдыхает. А что? Она, смеясь, так телом елозит, а иногда и вовсе почти переламывается в пояснице, когда ей особенно смешно.
А вечерние, вернее, ночные посиделки продолжаются, и опять околомедицинские приколы…
– … женщина звонит мужу: дорогой, прости меня, пожалуйста, я тебе по ошибке дала таблетки не от поноса, а от нервов. Как ты? Муж: ну как, обосрался, но абсолютно спокоен!
И опять ржач на всю комнату, она хлопает своей ладошкой мне по ляжке, а там мой нетерпеливый дружок под тканью шорт прячется, если учесть, что размер у него ого-го…
Боль сквозь слёзы… от смеха!
Но врач явно уже опознала, что у меня в кармане не колбаса припрятана, но вида не подаёт, но уже более аккуратно шлёпает меня по ногам, иногда поглаживая выступающий длинный бугорок, и всё ниже наклоняется во время неудержимого смеха.
– … алло, доктор! Я по вашему совету купил клизму. Куда её теперь? – Налейте в неё воды и засуньте её себе в зад. – Доктор, я пожалуй, перезвоню, когда у вас будет хорошее настроение…
Бля… ещё пару таких анекдотов и такой бурной на них реакции, и я просто кончу от таких тактильных ощущений. Она уже не просто наваливается на меня своей, пусть и маленькой, но грудью, она уже обниматься лезет и прячет лицо у меня на шее.
Но постепенно успокаивается, и по новой!
– Пьяная жена приходит домой на рогах и сразу затевает скандал: – да вы посмотрите на него, гада! Я его по всем кабакам ищу, а он тут посуду, сука, моет!
Смеёмся. В этот раз и вовсе по моей щеке губами мазнула.
И вдруг:
– Эх, найти бы такого мужика! – и так тоскливо вздыхает.
Посидела прижавшись. Вздохнула. Бугорок у меня на ноге погладила нежно ладошкой и как бы всё ничего…
И вновь читает:
– Дорогой, помнишь ты ездил на рыбалку? – Да, а что? – Да щука твоя звонила, сказала, что уже с икрой!
А тут смех явно с натугой, но прижаться не забыла. Глаза её рядом с моими. И губы приоткрытые…
– Вот и у меня так же было, – неожиданно с болью в голосе произнесла, – и муж был, и щука с икрой появилась. Вот и ушёл, этот гад, к щуке этой, да потом обратно просился, – вздохнула. – Не пустила.
И так мне её жалко стало!
Вот губы – рядышком, почти с моими касаются, вот глаза прикрытые, в которых явно слёзы появились. И как тут не утешить, не приголубить? И слова утешения на языке вертятся…
– Может, всё образуется? – тихо шепчу я.
Левой рукой ещё сильней прижимаю её к себе.
Мои губы соприкасаются с её полураскрытым ртом.
Мгновение…
У меня колотится сердце, как у воробья.
Отпускаю.
Думаю, что за реакция будет с её стороны, явно ведь Рубикон почти пройден?
А никакой.
Словно и не произошло ничего. Просто нам двоим очень хорошо и спокойно.
А она, как ни в чём не бывало, словно и не целовалась только что с несовершеннолетним, читает дальше, копаясь у себя в телефоне.
А я в прострации! Ещё немного и не выдержу, а запасных трусов у меня нет.
– Армянин подходит к кабинке туалета: – кто там ест? – спрашивает.
– Не ест, а срот!! – ему в ответ.
Смех вырывается у нас одновременно. И опять обжиманцы. Хорошо хоть не танцы, а то с этим стояком какой из меня танцор.
По радио «Машину» передают. «Пока горит свеча…» – надрывается Макаревич.
Тихо, спокойно. Зизи замерла у меня на плече.
Так и сидим, ловим этот миг такого хрупкого счастья.
А трусики то у неё явно не стринги. Серьёзная оборона, не панталоны, конечно, но и не полоски-ниточки.
Целоваться сама больше пока не лезет, и я не настаиваю, мне и так в кайф.
Как же отлично вновь ощутить себя молодым!
Я даже зажмурился от удовольствия. А Зина, между тем, продолжает:
– … вот, говорят: «счастье тебя обязательно найдёт!»… не пойму, или я так офигенно прячусь, или оно меня как-то хреново ищет!
Молчание… не до смеха. Всхлипы под мышкой у меня…
И чё делать? Успокаивать?
Как бы эта попытка, попыткой изнасилования не закончилась, и не факт, что жертвой насилия не стану я сам.
Но погладить по головке красавицу можно. Пошептать на ушко что-нибудь хорошее, ласковое. Может, растает у неё лёд в душе и не будет больше слезу пускать мой любимый лечащий врач.
Тихо сопит красавица у меня под рукой. Прижалась всем телом. Всхлипывает, но вроде как, уже не так и сильно. Понятно, что это алкоголь, но и воспользоваться мне этой её слабостью нельзя. Ведь знаю, что потом буду чувствовать себя последней конченой сукой. Захочет – сама даст понять. А я уж точно сам и шагу не сделаю, чтобы её…
Даже слов не подберу. Трахнуть? Не то, слишком грубо. Отыметь? Вообще бяка. А вот полюбил бы я её с большим удовольствием, но чувствую, что и тут мне облом. Не даст. Сама не даст, но и сопротивляться не будет, если инициативу проявлю.
Но как-то… стрёмно слишком. Не хочу портить звериными инстинктами очарование этой волшебной ночи.
Пускай всё идёт своим чередом – чему суждено случиться, то случится и без моей инициативы.
Потянулась. Левой рукой нежно ладошкой провела у меня по щеке. И сама губами дотронулась до краешка моего рта.
Я же, в ответ, правой ладошкой погладил её по волосам, и чуть сдвинув голову влево, прижался своими губами к её раскрытому рту.
Её язычок аккуратно прошёлся по моим зубам, как бы заставляя их разойтись.
Боги, сколько нежности в этом чувственном поцелуе!
Мои руки очень аккуратно пошлись по её плечам, нежно, едва касаясь, тронули трепетное тело в районе груди, и опустились по животику на ноги.
Уж больно затянулся поцелуй, кружится голова, её рука покоится на бугорке, и он, гад, вздрагивает!
Всё, опростоволосился! Всему виной моя подростковая гиперсексуальность!
А она так нежно его пожимает…
Губы отстраняются. Чарующий момент. Я стараюсь держаться и не дёргаться от её прикосновений.
Она снова кладёт голову мне на плечо. Вновь в её руках телефон… читает:
– … Внучка спрашивает у бабушки: – «Ба, а что такое любовник?» Бабка задумавшись: «Любовник… любовник… любовник… ЕДРИТЬ-КОЛОТИТЬ» и рванула на чердак к сундуку… из которого выпал скелет…
Я хмыкнул, а Зина только вздохнула, как-то уж слишком протяжно.
Грустно девушке. И хочется, и колется. Понимает, что сейчас у нас классический кошмар может произойти, но, видно, алкоголь не захватил голову. Как там Карлович сказал – пьяная баба «звезде» не хозяйка, но тут явно не тот случай, умная женщина и сильная, хотя всякая сильная женщина очень мечтает хоть на мгновение побыть слабой за сильным мужским плечом. И вот это плечо, пускай всего лишь на эту ночь, у нее под головой, а моё молодое тело ей наградой.