- Ну так вот, - я с трудом развел руками, - нашли что-нибудь? Бомбы, шахид-пояса, может быть другое оружие.
- Нет, - резко ответил офицер и в его голосе чувствовалось нарастающее раздражение, - но вы видимо не понимаете, что за одни такие слова УЖЕ можно быть привлеченным к ответственности. А по поводу женщины мы выясним сами. Кто она и где живет. Сегодня, как вы наверняка знаете, это не трудно.
Затем он опять взял ручку и листок, продолжив что-то записывать.
- Так, - начал он,- ваше имя?
- Виктор.
- Фамилия?
Я продиктовал ему все свои данные, предварительно поставив подпись в одном заполненном его рукой бланке. Содержание не представляло никакой угрозы или внезапных признаний с моей стороны, поэтому страх пропал почти сразу.
- Где вы работаете?
- Нигде.
- В смысле? – он поднял глаза и посмотрел на меня. – На что же вы пили?
- Я писатель. У таких как я заработок не бывает постоянным.
- Правда? Что-то я о вас ничего не слышал. Или вы из этих: «широко известен в узких кругах».
- Вы можете смеяться надо мной сколько вам будет угодно, но поверьте мне это не унизит моего достоинства. Я слышал столько упреков и отказов в свой адрес, что ваша безобидная шутка не сыграет своей роли.
После этого полицейский откинулся на спинку кресла и заинтересованно посмотрел на меня. Его громоздкое тело давило на кресло, отчего то начало скрипеть, будто готовясь закричать от невыносимой боли.
- Знаешь, Виктор, через этот «обезъянник», - он указал рукой в сторону, откуда меня привели и где находилась камера с бездомными, - прошло столько людей, что нам не хватит всей ночи пересчитать их по именам. И все они так или иначе пытались казаться героями будучи больше похожими на голых скоморохов. Ты не первый писака, который удостоился чести побывать здесь, но скорее всего будешь последним для кого я скажу подобное. Мне откровенно плевать что там произошло у тебя в жизни и как тебя это все довело до барной стойки. Я слушал таких как ты ночами. Истории несправедливости, отклоненные романы, повести, которым не суждено дойти до широкого читателя. Все эти бредни про плохих редакторов и святых писателей. Черт, как вы все предсказуемы. Я был готов поклясться, что сегодня произойдет нечто подобное и вот тебе результат.
Потом он продолжил заполнять протокол.
- Меня отпустят? – спросил я.
- Все зависит от тебя самого.
- Не понимаю.
- Это просто: я задаю вопросы – ты отвечаешь. Если меня устроят твои ответы и ночь пройдет в тишине и спокойствии, то я закрою глаза на твой дебош в баре.
От недоумения у меня поднялись брови. Какой дебош? Что он вообще такое говорит?
- О чем вы? Я вел себя нормально. Ничего этого не было.
- Ты меня за идиота держишь?
- Это вы пытаетесь навесить на меня то, чего я не совершал.
В это мгновение офицер резко поднялся со своего места и направился к дверям. Открыв их и подозвав к себе стоявшего неподалеку полицейского, громко приказал привести свидетеля. По ту сторону дверей послышалось движение, после чего в кабинет, одетый в короткую замшевую куртку, вошел Макс.
Появление бармена вызвало удивление вперемежку со злобой. Его лицо нисколько не изменилось, когда любовный треугольник наконец раскрылся и мне потихоньку начала становиться понятной вся картина произошедшего.
Он сел рядом и уставился на офицер, который в это время наблюдал за реакцией обоих гостей.
- Что ж. Обстоятельства вынуждают перейти к следующему акту быстрее намеченного. Может это и к лучшему – сэкономим время и решим все в ускоренном порядке.
Потом посмотрел на бармена.
- Расскажите все как было. Давно вы знаете этого человека?
- Захаживает к нам частенько.
- И все время вел себя нормально?
- Конечно, но последние несколько раз он будто поменялся. Какой-то странный стал.
- Что значит странный?
- Я давно работаю в подобного рода заведениях и повидал всякое. Когда человек пьян ему всегда кажется будто целый мир вращается вокруг него и каждый что-то да должен для него сделать. Обычно мы таких сразу выкидываем на улицу, но тут все случилось иначе. Вроде как обычное чудачество, разговоры ни о чем, но после все ухудшилось и у него….
Он на секунду замолчал.
- Поверить не могу, что ты это скажешь, - я не смог сдержаться, - Ну давай! Договаривай.
- Помолчи! – офицер ударил по столу кулаком, - До тебя еще дойдет очередь. - Полицейский ткнул в меня пальцем и сразу перевел взгляд на бармена.
- Мне кажется он сошел с ума. Поймите, репутация для нас – это самое главное. Босс строго за этим следит и не допускает, чтобы подобное происходило в баре. Если случаи выявляются, я просто обязан позвонить в полицию.
- Вы сказали, что такое было и раньше. Почему вы не предприняли меры до сего дня?
Макс почесал затылок, понимая, что часть вины за случившееся лежит и на нем. Ведь отреагируй он несколькими днями ранее, до такого дело не дошло.
- Ну, мы как бы друзья… не то чтобы…скорее хорошие знакомые. Знаете как это бывает. Ну выпил… все мы совершаем разные глупости в пьяном виде. Кто-то больше, кто-то меньше. Я думал что пара дней и такое пройдет. В конце концов деньги банально закончатся. Но оказалось, что нет.
Потом замолчал и, закинув голову, стал смотреть на потолок. На меня он так и не обратил внимания.
- Кстати о деньгах, - инициативу взял полицейский. – Виктор сказал, что нигде не работает.
- У нас дорогое заведение. На студенческую стипендию особо не пошикуешь. – не опуская взгляда, отвечал бармен.
- Ну а ты, - теперь офицер смотрел на меня, - откуда деньги?
- Это мои сбережения, - не найдя ничего лучше, сказал я с упреком в голосе. – Правда я так и не понял в чем меня собрались обвинять? В том, что я напился.
- Напился, подрался, разбил несколько бутылок дорогого алкоголя, начал приставать к девушке, после чего вышел на улицу и принялся кричать на прохожих и еще много всего.
- Да вы с ума сошли! – я резко выпрямился.
- Офицер говорит все правильно. Ты будто с цепи сорвался, Вик.
- А тебе это откуда знать? Тебя ведь не было почти час. Ты куда-то пропал, а потом резко появился.
- Я же говорил! Я же говорил, что с ним не все в порядке!
Бармен выпрямил руку и, указав на меня, стал верещать как маленькая девчонка.
- Боюсь, друг мой, нам придется задержать тебя до выяснения обстоятельств.
Полицейский громко крикнул – в кабинет вошли двое здоровенных мужиков и тут же подхватили меня под руки. Повели по уже запомнившемуся маршруту, отведя в комнату для бомжей и людей, давно переставших походить на представителей огромного города. Скорее это были те самые прокисшие сливки, что обычно снимают и выбрасывают в помойное ведро. Дабы те не портили своим видом и запахом прилежную картину старинного города. С ними я был как одно лицо. Как часть небольшой мозаики, складывавшейся в картину, на которой каждому из нас отводилось место где-то сбоку, у самого края.
Дверь со скрипом закрылась и щелчки замочного механизма окончательно вбили последний осиновый кол в мои попытки выбраться из этого проклятого места. Теперь оставалось лишь ждать. И это, увы, было самым противным из всего, что мне доводилось делать последние несколько дней.
Я был готов ко всему. Даже к смерти, о которой так часто думал, но не часто говорил. Верил, что рано или поздно все должно закончиться хорошо. Как в сказке, когда после долгих мучений, скитаний, преодолений собственных страхов и упреков судьбы, мой взгляд упрется в сокровище, награду, положенную мне как и любому человеку за пройденные испытания.
Но время шло. Проблемы копились, а я все сильнее убеждался в том, что чудес не бывает. Что нет никакой справедливости и, что судьба еще та стерва, готовая на все, дабы отомстить бросившему ее парню.
Конечно, можно долго пенять на плохую жизнь, стартовые условия, финансовое положение и маленький размер мужского органа, но правда состоит в том, что только мы сами способны хоть как-то поставить на рельсы собственную судьбу и толкать этот громоздкий паровоз вперед, в поте лица, в копоти от жара, размахивать совковой лопатой, подкидывая очередную порцию угля. Судьба действительно в наших руках, но сейчас они мало того, что были опущены вниз, так еще сильно болели от крепких объятий железных наручников, разомкнувшие свои холодные пасти всего каких-то десять минут назад.
Внутри камеры жутко воняло. Это был не тот аромат, который бы заставил меня блевануть, но дышать им приходилось почти через силу. Глубокий вдох, потом задержка и резкий выдох. Это дыхательная гимнастика позволяла справиться с приторным запахом, но долго это явно не могло продолжаться и вскоре я банально привык к смраду давно немытых тел, смирившись с тем, что следующие несколько часов до самого утра я буду торчать в этом помещении.
Кто-то из бездомных наконец проснулся. Бородатый дядька в засаленной куртке, почерневшей от жизни и грязи, повернулся ко мне лицом и ясными, чистыми глазами, окутанными густыми бровями и ресницами, посмотрел на меня. Затем приподнялся, кряхтя и постанывая, сел у самого края своего лежбища и заговорил.
- Который час? А впрочем неважно.
Удивление растаяло. Первое впечатление, как это бывает, оказалось ложным. Голос хрипел от солидного стажа курильщика, даже некоторая часть усов, прямо под носом у самых ноздрей была пожелтевшей. Сам он еле держался на ногах и был еще явно под действием какого-то адского зелья, проглоченного где-нибудь на задворках этого старого города.
- Чего молчишь? – вдруг обратился ко мне.
- А что говорить?
- Ты прав. Сюда не от радости попадают.
Закашлял. Хрипя и рвя глотку надрывистыми выдохами. Потом, подложив руку под голову, опять рухнул на свою койку.
- Тебя тоже поймали на улице? – бездомный продолжал спрашивать.
Я понял, что теперь он от меня не отвяжется и решил скоротать время в его компании. Нос уже почти не чувствовал мерзкого запаха – он пропал, а вместе с ним и неприязнь к сокамерникам.
- Все просто. Кто-то вызвал полицию, когда я вышел из бара. Говорят еще подрался…
- А-а-а, - протянул он своим хриплым голосом, - история стара как мир. Не поделили выпивку, слово за слово, рукопашка, мордобой. Все как всегда. Но…
Он повернул голову и стал внимательно смотреть на меня.
- Я как вижу ты неплохо дерешься. На тебе ни царапинки. Хех.
- Да может и не было никакой драки. Говорю же, это все со слов других людей.
- А ты что сам не помнишь?
Отрицательно покачал головой.
- Во молодежь! Я вот сколько так живу – все помню! Ей-богу! Еще ни разу не случалось такого, чтоб раз… и все. Резко все отрезало. Знаешь, как кинопленка. Есть подающая катушка, есть приемная. Пленка проходит через фильмовый канал, затем на зубчатый барабан и…
Он сделал глубокий вдох, повысил голос, будто готовый выдать какую-то страшную тайну, но почти сразу захлебнулся в страшном кашле, разносившимся по всей камере.
- Что это? – спросил я – Устройство какого-то прибора?
- Это мой мозг, - гордо указав на свою голову, подытожил бездомный, - А так да, это устройство старой кинокамеры. Когда-то я работал оператором на съемочной площадке, но это было так давно, что даже мне больно доставать из архивов своего мозга эту запыленную дрянь.
- Почему же? – я подался вперед, - Расскажите.
- Ого! – воскликнул он. – А ты сам кто, собственно говоря?
- Я – голос замолк и как не силился заговорить, все почему-то превращалось в одно сплошное мычание.
- Ну же! – теперь сам бездомный был заинтригован. Старик поднялся, сел на тот же край своей койки и, распрямив бороду, опять уставился на меня.
- Я писатель. - с трудом вытолкнул я.
- Как-то неуверенно. Хотя я знаю в чем причина.
Молчание.
- Ты боишься, правда?
- Немного.
- Критики?
- Всего. Критики, осуждения, насмешек, но больше безразличия. Это больнее всего.
- Я тебя понимаю. – опустив глаза, сказал бездомный
Он сказал это таким тоном, что в ту секунду этот немытый, заросший и смердящий всеми немыслимыми оттенками вони и смрада человек стал роднее и ближе многих тех, кого я знал и считал до сегодняшнего дня своим другом и коллегой. Почему-то это «я понимаю» было для меня как бальзам на душу. Словно родной человек, которого очень долго не было рядом, только что появился прямо передо мной и одним своим присутствием придал мне уверенности. Может это глупо или наивно, но так или иначе все свелось именно к этому.
- Какая ирония, не правда ли? Мы сидим здесь вместе, разговариваем с людьми, которые нам не знакомы и вдруг чувствуем в них родное тепло. Невидимую связь, говорящая нам, что это и есть «…тот самый человек с которым я могу поговорить по душам».
- Да, - ответил я. – Все именно так. Хм, не думал, что такое вообще возможно.
- Это жизнь. Здесь все всегда идет в разрез с твоими планами. Здесь главную роль играет импровизация. Высший пилотаж не только в кино, но и в жизни. Планы рушатся под ударами судьбы, потому что они всегда тверды как гранит и громоздки, а импровизация она как разогретый пластилин, мнется, сжимается, но всегда остается однородной. Целостной, если так можно сказать. Кхе!
Он опять завелся истошным кашлем. Несколько раз из его груди вырвался страшный рык, после которого на пол полетела потемневшая слюна. Сосед по камере проснулся от такого, но вскоре быстро заснул, даже не обратив на меня внимания.
- О чем ты пишешь? Я мог читать твои книги?
- Нет. Сомневаюсь в этом. – я махнул рукой.
- Что, вообще не издавался?
- Было пару раз, но все это в прошлом да и книги так себе. Макулатура.
- Нельзя так говорить о собственных творениях.
- Если бы они таковыми были. Это бульварное чтиво. Литературный фаст-фуд, который обычно продают в переходах метро и читают на автобусных остановках. Ни о какой пищи для ума и речи не идет.
Бездомный почесал затылок.
- Все равно. Это труд и время. То, что нельзя вернуть. К этому нужно относиться с уважением.
- Да брось! – раздраженно заявил, - Я просто хотел заработать денег и писал то, что хотя бы брали в печать. Можно сказать был вынужден сделать это, чтобы не умереть с голоду. Но… но все потом пошло не так. Я надеялся, что меня заметят серьезные издательства и мое творчество наконец будет искренним и честным, а оказалось, что все это никому не нужно. Банально, но это так.
- Ты слишком драматизируешь.
- Неправда! Я прошел все издательства в этом городе, писал в столицу, интернет-сайты, пытался самостоятельно продавать собственные книги, потратив на их печать почти все свои деньги и везде…ВЕЗДЕ я сталкивался с одним и тем же. Мои выводы основаны не на пустом месте. Я четко знаю о чем говорю.
Наверное, эти слова немного убедили его, хотя мужик все еще смотрел на меня «родительскими» глазами.
- Сделки с совестью не было?
Я отрицательно покачал головой.
- Ну и зря. – он вернулся в прежнее положение, упав на бок лицом ко мне.
- Это почему же? – недоумевая, спросил я.
- Ты удивительным образом напоминаешь меня в твоем возрасте. Такой же упертый, такой верящий в справедливость и честный труд. Забудь. Это все в прошлом. Все гении давно родились и умерли. Все шедевры написаны и сняты. Нам лишь осталось собирать крохи. Я был таким как ты и поэтому оказался здесь. Не повторяй моих ошибок и быть может, когда ты состаришься и попадешь в очередном запое в эту камеру, не встретишь такого же наивного мальчугана.
За дверями послышался шум. Несколько человек, тяжело ударяя сапогами по полу, двигались в нашем направлении. Машинально я приподнялся на ноги, выпрямился и стал ждать, когда откроется дверь и меня выведут в кабинет для очередного разговора. Но ожидания не оправдались. Люди прошли мимо. Шум постепенно затих. Оскорбленный, что все не закончилось в этот момент, я медленно сполз по стене, продолжая слушать как бездомный что-то бормотал себе под нос.
- Можно любить это дело, можно ненавидеть. Но в нашем мире все строится вокруг удовлетворенности и реализации. Если их нет, нет и желания продолжать жить. Иногда, чтобы получить желаемое, нужно делать то, чего не хочешь больше всего на свете. Переступить через себя, чтобы потом иметь возможность послать это как можно дальше. Гордыня не зря один из самых великих грехов, ведь именно она не позволяет нам получить то, чего мы желаем. Забудь про творчество, забудь про все, что с этим связано. Пиши востребованное и будет тебе счастье.