На двери установлена сигнализация, но Кэролайн обо всем позаботилась. Сам тоннель шириной всего в десять футов и высотой в семь. Очень неудобно для человека вроде меня – ростом выше шести футов. Будь у меня клаустрофобия, начался бы приступ. Для привыкшего к тому, что его всюду сопровождает Секретная служба и помощники, выход в пустой тоннель – как шаг на свободу.
Втроем мы проходим до ответвления, ведущего к небольшому подземному гаражу для высокопоставленных чиновников Казначейства и важных гостей. Сегодня тут и меня ждет машина.
Кэролайн вручает мне ключи и сотовый. Я кладу их в левый карман, к конверту, недавно полученному от девушки.
– В памяти есть все номера, – говорит Кэролайн, имея в виду сотовый. – Все, о ком мы говорили. Включая Лилли.
Лилли. Внутри меня что-то обрывается.
– Код помните? – спрашивает помощница.
– Не переживай, помню.
Из-за пояса достаю собственный конверт. На нем – президентская печать, внутри – единственный лист бумаги. Едва увидев его, Дэнни чуть не теряет самообладание.
– Нет, – говорит он. – Я его не открою.
Тогда за конвертом тянется Кэролайн.
– Вскроешь, – говорю, – если придется.
Дэнни хватается за лоб, откинув назад челку, и шепчет:
– Господи, Джон… – Впервые с тех пор, как я занял пост, он называет меня по имени. – Ты вправду решился?
– Дэнни, – шепчу я в ответ, – если со мной что-то случится…
– Нет, всё. – Дэнни старается сдержать чувства. – Лилли мне как родная. Сам знаешь: я ее люблю больше всех на свете.
Дэнни в разводе, его единственный сын сейчас в аспирантуре. Когда родилась Лилли, он ждал в приемном покое; стоял у алтаря на ее крестинах; нервничал, когда она сдавала выпускные экзамены; держал ее вместе со мной за руку на похоронах матери. Сперва он был для нее дядей Дэнни, потом «дядя» отпал сам собой. После меня он для Лилли – ближайший в мире человек.
– Рейнджерский жетон с собой?
– Решил проверить? – Хлопаю себя по карману. – Ни шагу без него. А у тебя?
– Я свой не взял. Значит, проставляюсь. – В горле у него перехватывает. – Теперь ты просто обязан вернуться.
Я пристально смотрю на Дэнни. Он – моя семья, пусть и не по крови.
– Принято, брат.
Оборачиваюсь к Кэролайн. У нас с ней не такие близкие отношения; обнимались-то всего дважды – когда меня выдвинули кандидатом и когда я победил.
Сейчас мы обнимаемся в третий раз. Кэролайн шепчет мне на ухо:
– Ставлю все на вас, сэр. Они не знают, с кем связались.
– Если так, то лишь потому, что ты в моей команде.
Они уходят, а я, потрясенный, но полный решимости, смотрю им вслед. Предстоящие сутки-двое станут для Кэролайн очень нелегкими. Времена просто беспрецедентные, мы в буквальном смысле творим историю.
Итак, мои помощники ушли, я один. Сгибаюсь пополам и, уперев ладони в колени, делаю несколько глубоких вдохов, чтобы избавиться от мандража.
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – говорю себе.
Разворачиваюсь и прохожу дальше в тоннель.
Глава 15
В подземный гараж Казначейства вхожу, низко опустив голову и спрятав руки в карманы синих джинсов. Кожаные туфли мягко шуршат по асфальту. В этот час я – не единственный человек на стоянке, так что мое присутствие ни у кого не вызовет подозрений. Правда, одет я не так формально, как сотрудники ведомства: они-то носят костюмы, портфели и бейджики. В наполненном звуками помещении щелкают каблуки, пищат пульты-брелоки, открываются замки и заводятся двигатели. Затеряться нетрудно, особенно когда работники Казначейства погружены в планы на выходные и не обращают внимания на типа в обычной рубашке и джинсах.
Как же это будоражит – оказаться на людях незамеченным! Последние лет десять или даже больше я не смог выйти на улицу так, чтобы меня никто не признал, не сфотографировал неожиданно; чтобы ко мне не подошли люди пожать руку, сделать селфи, поддержать словом или даже обсудить важный политический вопрос.
Машина ждет меня на условленном месте, четвертая слева; неприметный седан серебристого цвета, с вирджинскими номерными знаками. На кнопку «открыть» на брелоке жму слишком долго, отчего раздается серия гудков. Отвык я. Давно сам не водил.
Чувствую себя путешественником во времени, которого загадочное устройство забросило в будущее. Отрегулировав сиденье под себя, включаю зажигание и, обернувшись, медленно сдаю назад. Машина вдруг начинает отрывисто гудеть, и чем дальше, тем настойчивей. Жму на тормоз. За багажником по пути к своей машине проходит женщина. Выходит, сработал какой-то детектор, противоаварийное устройство? На приборной панели – экран камеры заднего вида. То есть можно ехать задом, не вертя головой, просто глядя в дисплей? Десять лет назад ни черта подобного еще не придумали, а если и придумали, то мою машину этим не оборудовали.
Из гаража выезжать приходится по удивительно узким проходам. Как водить, вспоминаю не сразу: дергаю вперед, на тормоз давлю слишком резко. На несколько минут я вновь становлюсь шестнадцатилетним парнишкой, только что выехавшим на побитом «шеви» за тысячу двести долларов с парковки у «Новых и подержанных тачек» Безумного Сэма Келси.
Передо мной целая очередь машин, покидающих гараж. Шлагбаум перед каждой поднимается автоматически. Не надо тянуться из окна и прикладывать карточку к сканеру. Зря я не расспросил о таком помощников.
Наконец моя очередь. Шлагбаум поднимается, и я неспешно выезжаю по пандусу навстречу солнечному свету, осторожно – чтобы вдруг ни на кого не наехать. И вот я на дороге.
Движение плотное, и порывы дать по газам, насладиться временной свободой разбиваются о затор на каждом перекрестке. Небо в синяках туч. Хоть бы дождь не пошел.
Поворачиваю ручку радио – и ничего. Жму кнопку – ничего. Жму другую, и из колонок вырывается звук: меня будто накрывает ударной волной горячего спора в эфире. Двое пытаются перекричать друг друга: совершил ли президент Джонатан Данкан преступление, влекущее за собой импичмент? Снова жму ту же кнопку, и звук пропадает. Лучше сосредоточиться на дороге.
Я думаю о том, куда еду, кого встречу, и мысли то и дело уносят меня в прошлое…
Глава 16
Профессор Уайт, заложив руки за спину, прошелся по подиуму в аудитории.
– Так в чем состояло особое мнение судьи Стивенса? – Вернувшись за кафедру, он заглянул в журнал. – Мистер… Данкан?
Черт. Я всю ночь строчил курсовик и, чтобы не уснуть, сунул за щеку кусок жевательного табака. А эту тему прочитал по диагонали. Тем более нас на потоке целая сотня, и шансы, что меня спросят, были мизерные. Паршивый день. Вопрос каверзный, я не готов.
– Судья Стивенс… не согласился с большинством… по поводу… – Я листал страницы, заливаясь густой краской.
– В общем-то, да, мистер Данкан, особое мнение подразумевает несогласие с большинством. Потому-то оно и называется «особым».
Над рядами пронесся нервный смешок.
– Да, сэр, он… не согласился с тем, как большинство трактовало Четвертую поправку…
– Должно быть, вы путаете особое мнение судьи Стивенса с особым мнением судьи Бреннана, мистер Данкан. Судья Стивенс Четвертую поправку даже не упоминал.
– М-м, да, я запутан… в смысле путаю…
– Да нет, первый раз вы точно сказали, мистер Данкан. Мисс Карсон, окажите любезность, избавьте мистера Данкана от пут незнания.
– Особое мнение судьи Стивенса заключалось в том, что Верховный суд не должен вмешиваться в решения судов отдельных штатов, дабы не поднимать нижнюю планку федеральной конституции…
Я всего четыре недели на юрфаке университета Северной Каролины, и меня уже «спалил» печально известный профессор Уайт. Я обернулся посмотреть на девушку с третьего ряда. Она отвечала на вопрос, а я думал про себя: «Ты пришел неподготовленным в первый и в последний раз, слизень».
Потом присмотрелся к девушке повнимательней: она говорила уверенно, можно сказать, непринужденно: «…однако нижняя планка – не верхняя, и до тех пор, пока каждый штат может судить адекватно и независимо…»
У меня перехватило дыхание.
– Кто такая? – шепотом спросил я у сидевшего рядом Дэнни. Он тоже был на третьем курсе, опередив меня на два года, и знал в универе почти всех.
– Рейчел, – шепнул он в ответ. – Рейчел Карсон, третьекурсница. Потеснила меня на посту главного редактора юридического обозрения.
– Что скажешь?
– В смысле, есть ли у нее парень? Понятия не имею. Но ты произвел на нее неизгладимое впечатление.
* * *
Пара наконец закончилась, но сердце в груди продолжало колотиться. Я вскочил с места и кинулся к выходу из аудитории, надеясь перехватить Рейчел в коридоре посреди моря студентов.
Короткие каштановые волосы, джинсовый жакет…
…Рейчел Карсон… Рейчел Карсон…
Ага, вон она. Отделилась от основной массы и спешит к одной из дверей, но я протолкался через толпу и догнал ее.
– Привет, – сказал я дрожащим голосом. Дрожащим!
Рейчел обернулась и удивленно взглянула на меня светло-зелеными глазами.
– Привет, – неуверенно отозвалась она, пытаясь вспомнить, где меня видела.
– Э-э, да, привет. – Я закинул рюкзак на плечо. – Я, это, хотел спасибо сказать… ну, что спасла меня.
– А ты с первого курса?
– Признаю вину.
– Такое с каждым бывает.
Я перевел дух.
– Ну и, м-м, что… ну… чем сейчас занимаешься?
Да что со мной такое творится? Я выдержал все, чем мучил нас сержант Мелтон. Меня пытали водой, били, подвешивали, мне устраивала ложную казнь Республиканская гвардия Ирака… И у меня вдруг заплетается язык?
– Сейчас? Ну, я… – Она кивнула в сторону двери, у которой мы стояли. Женская уборная.
– О, так ты хотела…
– Вот-вот.
– Тогда иди.
– Разрешаешь? – насмешливо уточнила она.
– Ага, ну, я же как бы задержал тебя… в общем, если надо, то проходи.
Да что со мной такое?
– Ладно, – ответила Рейчел. – Приятно было поболтать.
Потом из-за двери до меня долетел ее смех.
* * *
Прошла неделя, а я все не мог забыть Рейчел. Сердился на себя, напоминая, что первый год в универе – это пора усердной работы, когда надо укорениться. Но, как я ни старался сосредоточиться на персональной юрисдикции и доктрине минимальных контактов или на существенных элементах иска в связи с халатностью, или на особенностях договорного права, перед мысленным взором то и дело всплывал образ девушки с третьего ряда на факультативе по федеральной юрисдикции.
Дэнни навел для меня о ней справки: Рейчел Карсон приехала из небольшого городка в Миннесоте, училась на подготовительных курсах в Гарварде и получила грант на изучение юриспруденции в университете Северной Каролины. Еще она была главным редактором юридического обозрения, первой на своем курсе, и ее ждала работа в некоммерческой организации, оказывающей юридическую помощь бедным. Милая тихоня. Не выделялась среди сверстников и тяготела к обществу людей постарше, сделавших паузу между колледжем и универом.
«Вот черт, – подумал я тогда. – Я ведь тоже паузу делал».
Наконец я набрался храбрости и отыскал Рейчел в библиотеке, где она с подругами сидела за длинным столом. Дохлый номер, сказал я себе, однако ноги оказались иного мнения. Я опомниться не успел, как уже стоял перед Рейчел.
Она отложила ручку и пристально посмотрела на меня.
Я хотел поговорить наедине, но боялся, что если не заговорю сейчас, то не заговорю уже никогда.
«Так говори, – велел я себе, – говори, придурок, пока никто охрану не вызвал».
Достав из кармана листок бумаги, я развернул его и откашлялся. Теперь на меня смотрели все девчонки за столом.
Я украдкой взглянул на Рейчел: она улыбалась. «Ну, пока не сбежала», – заметил я, и одна из подружек хихикнула. Начало выдалось неплохое.
Подруги Рейчел снова захихикали. «Это правда, – сказал я Рейчел. – Я умею читать, писать и всякое такое прочее».
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь.
– Мне продолжать?
– Будь так добр, – она махнула рукой.
Рейчел зарделась. Ее подруги за столом принялись аплодировать.
Я поклонился в пояс и сказал:
– Благодарю, – стараясь как можно лучше изобразить Элвиса. – Буду здесь всю неделю.
Рейчел на меня даже не посмотрела.
– Вообще-то я зарифмовал Миннесоту с…
– Да, впечатляюще, – закрыв глаза, согласилась она.
– Ну, тогда ладно. Дамы, с вашего позволения, я притворюсь, что все прошло гладко, и удалюсь, пока еще побеждаю по очкам.
Уходил я медленно, чтобы Рейчел, если б захотела, могла меня окликнуть.
Глава 17
Вынырнув из воспоминаний, заезжаю на парковочное место – ровно там, где и было условлено, в трех милях от Белого дома. Останавливаюсь и глушу мотор. Поблизости никого.
Схватив сумку, выбираюсь наружу. Черный ход напоминает дебаркадер: ступеньки ведут к большой двери без ручки.
Из динамика интеркома раздается скрипучий голос:
– Назовитесь, пожалуйста.
– Чарльз Кейн.
Секунда – и толстая дверь приоткрывается. Подцепив ее за край, распахиваю.
Внутри – место погрузки; людей нет, кругом коробки, контейнеры и тележки. Направо – грузовой лифт, двери открыты.
Нажимаю верхнюю кнопку, и двери закрываются. Лифт, сперва просев, начинает подниматься. Механизм скрипит.
Голова слегка кружится. Упираюсь рукой в стенку, и в памяти всплывают слова доктора Лейн.
Когда кабина останавливается, а двери открываются, осторожно выхожу в роскошный холл. В светло-желтых стенах с репродукциями Моне единственная дверь – в пентхаус.
Стоит приблизиться, как она открывается.
– Чарльз Кейн, к вашим услугам, – говорю.
В дверях стоит Аманда Брейдвуд, оценивающе глядя на меня. На ней черные обтягивающие брюки и тонкий свободный свитер поверх облегающей рубашки. Ноги босые. Длинные волосы – отращенные для роли в недавнем фильме – собраны в хвост на затылке; несколько прядей обрамляют овал лица.
– Ну здравствуйте, мистер Кейн, – приветствует она меня. – Прости, что заставила попетлять, – охранник у парадного входа слишком любит совать нос не в свои дела.
Журнал, посвященный шоу-бизнесу, назвал Мэнди одной из двадцати красивейших женщин мира. И одной из двадцати самых высокооплачиваемых актрис Голливуда. Год назад она получила второго «Оскара».
Они с Рейчел жили вместе четыре года учебы и общались после – так тесно, как могут общаться юрист из Северной Каролины и кинозвезда международного уровня. Позывной «Чарльз Кейн» – идея Мэнди: лет восемь назад мы втроем сидели на заднем дворе губернаторского особняка и за бутылочкой вина сошлись на том, что нет лучше фильма, чем «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса.