ПРЕДИСЛОВИЕ
Произведения на исторические сюжеты всегда были чрезвычайно популярными среди читателей, но особенно на сюжеты военные. Рискнём даже сказать, что они стали самыми популярными среди всех жанров литературной словесности. Вспомним знаменитых «Трёх мушкетёров» (как уж там к ним ни относись), а в русской литературе — «Князя Серебряного», «Петра Первого», «Дмитрия Донского»... до романов Д. Балашова включительно.
Ну а как же сочинения уже сугубо исторического характера? И тут спрос велик, и он растёт. Множество читателей — образованных и не очень, пожилых и молодых — с наслаждением читают про походы Александра Македонского и Ганнибала, Цезаря и Карла Великого, Суворова и Кутузова, про оборону Севастополя и Порт-Артура, про морские баталии Нельсона и Ушакова. Читают-то с великой охотой, да вот книг на такие сюжеты в наших издательствах появляется до обидного мало.
В последнее время у нас и во всём мире резко поднимается интерес к литературе документально-исторической. Романы и повести на исторические темы всё более уравниваются в восприятии читателей с подлинными мемуарами, дневниками, документальными сборниками, перепиской участников событий и т. п. Характернейший тому пример — многомиллионные издания воспоминаний маршала Г. К. Жукова, хотя написаны они без всякой попытки развлечь читателя, даже несколько суховато. Видимо, человеческое общество делается с годами более зрелым... И хотя читательские запросы и вкусы у нас изучаются пока неважно, можно с уверенностью предположить, что читатель Жуковских воспоминаний более культурен, чем почитатель роману про Штирлица.
Настоящий сборник — сугубо военно-исторический. Он посвящён истории первой мировой войны — грандиозной, планетарной военной катастрофы, небывалой до той поры в жизни человечества. В сборнике представлены, пожалуй, все виды исторического жанра: роман, воспоминания, очерки, документы, репортёрские зарисовки и пр. Сделаем же несколько предварительных замечаний для читателя.
Учёные хорошо знают, как ужасно порой искажается подлинная история в романах, кинофильмах, живописных полотнах и театральных представлениях. Особенно резко это заметно в изображении истории военной, в батальных сюжетах и сценах. Скажем сразу: художественные произведения нельзя упрекать за такую неточность — никто не станет изучать войну Алой и Белой розы по пьесам Шекспира, а Бородинскую битву — по роману Льва Толстого. Свои, особые стремления были тут у великих авторов...
В настоящем сборнике художественно-исторический жанр представлен романом С. Н. Сергеева-Ценского. Автор этот, разумеется, до классического уровня не поднялся, но написано произведение опытной рукой профессионального литератора, легко и заинтересованно читается. Обратим внимание также на одну, весьма немаловажную для нашего сборника сторону: Сергеев-Ценский был непосредственным участником войны, окопным офицером, он знал про «батальные сцены» той поры по собственному опыту, что необычайно важно для художника. Вот почему публикуемый в сборнике роман исторически весьма достоверен (отдельные неточности отмечены нами в примечаниях).
Очень дурное влияние на читателей оказывают искажения истории (в данном случае ограничимся историей военной), которые оседают в так называемой научно-популярной литературе, кинофильмах, называемых документальными, учебных пособиях. Тут неправда особенно опасна («это вам не романы»), потому что она невольно искажает саму историческую память. Читателям нашего сборника необходимы наглядные примеры, и мы их приведём.
1242 год, знаменитое всем Ледовое побоище: немцы, как им и положено по кинофильмам, атакуют пресловутым строем «свинья», то есть узкой и глубокой колонной. Изображения этой самой «свиньи», весьма точно расчерченные, имеются не только в любом школьном учебнике — даже в пособиях для военных училищ они есть! Откуда пошло это наваждение, не ясно. Но хорошо известно, что в сражениях до появления моторизованных колонн (то есть до второй мировой) подобного войскового строя не существовало, да и быть не могло: самое страшное для всякого войска — обход, окружение, а именно на такую судьбу обрекала себя несчастная «свинья», буде она существовала в природе. Рыцарская конница всегда наступала строем, растянутым по фронту, впереди тяжёлые всадники, позади лёгкие и вспомогательные. В знаменитом многотомном исследовании X. Г. Дельбрюка, ставшего военно-исторической классикой для всего света, нет даже упоминания о так называемой «свинье»...
И ещё для полноты картины, совсем кратко. Многократно повторялось с древних времён до наших дней, что под стягом Дмитрия Донского на Куликовом поле собралось до 150 тысяч воинов (так писали даже в энциклопедиях). Число это легендарное, ибо при тогдашних средствах связи управлять такой армией было невозможно, как нельзя было в ту эпоху запасти столько продовольствия и фуража. Историк А. Н. Кирпичников, изучив все возможные источники, доказал, что в битве с ордынскими полчищами участвовало 40-45 тысяч, но его точные выкладки всё ещё не торопятся признавать...
Конечно, о новой и новейшей истории, лучше обеспеченной достоверной информацией, таких грубых толкований немного, но и тут ошибок хватает, особенно для тех, кто ищет исторической истины в кинофильмах.
Со дня окончания первой мировой войны только что миновало семьдесят лет. Срок для исторической памяти ничтожный, да и сколько крупнейших событий и драм разыгралось на земном шаре с ноября 1918 года! И каких событий: Октябрьская революция, вторая мировая война, появление губительного ядерного оружия, раскол мира на два лагеря, да сколько их ещё случилось, этих драматических событий, потрясавших континенты, страны и народы! Казалось бы, изучение первой мировой войны можно отложить на более поздние времена, не делая особой разницы между ней и войнами Столетними или Тридцатилетними?
Оказывается, нет. Первая мировая война напряжённо изучалась и изучается историками многих стран, и интерес к этой теме не ослабевает. Не станем здесь касаться развития данной темы на Западе, скажем лишь, что научная разработка вопроса осуществлена там на весьма высоком уровне, особенно в странах — главнейших участницах войны. Разумеется, сделано это в соответствующем идеологическом ключе, а также не без пристрастий в каждую отдельную сторону, но факт есть факт: количество работ на самые разнообразные темы весьма значительно, как научных, так и популярных, с привлечением множества разнообразных источников. Немало сделано и в нашей историографии, но о том речь пойдёт далее.
Долгий и многообразный интерес этот отнюдь не случаен. Мало ли было в истории человечества разного рода войн, битв, опустошительных нашествий и героического отпора захватчикам? Но та самая война, именуемая первой, — после бесчисленного множества предшествующих — была всё же особой.
Во-первых, она была действительно мировой, то есть впервые охватила так или иначе пространство всего земного шара. Конечно, главнейшие боевые действия велись в Европе и на относительно небольшом пространстве Азии, точнее — в Передней Азии. Но, кроме того, война, причём небывало кровавая и ожесточённая, велась на всех морях и океанах, включая Северный Ледовитый. В военные действия были вовлечены многочисленные армии различных стран Северной и Южной Америки, Африки и Австралии. Такого примера взаимного истребления не наблюдалось ещё никогда — ни по численности воюющих, ни по размаху боевых действии, ни по числу потерь.
Невиданная до тех пор массовая и изощрённая жестокость и гекатомбы жертв — вот другая особенность первой мировой войны. Причём разразилась она после относительно благонравных войн XVIII и XIX столетий. Да, тогда тоже случались кровопролитные битвы и отдельные жестокости (примерами такого рода изобилуют, например, действия Наполеона), но всё-таки сохранили свою силу и традиции рыцарского благородства и воинского великодушия. С августа 1914 года совершенно неожиданно для народов в обнажённой сущности выступил на авансцену империализм, взращённый в недрах банкирско-гешефтмахерского благополучия. В кровавой бойне отныне были попраны все законы морали и нравственности, в том числе воинской. Людей травили газами, втихомолку подкравшись, топили суда и корабли из-под воды, топили и сами под водны о лодки, а их экипажи, закупоренные в отсеках, живыми проваливались в морские бездны, людей убивали с воздуха и в воздухе, появились бронированные машины — танки, и тысячи людей были раздавлены их стальными гусеницами, словно люди эти и сами были не людьми, а гусеницами. Такого, да ещё в массовом масштабе, не происходило в любых прежних войнах, даже самых истребительных.
Третья особенность первой мировой войны лежит уже в области духовной, и это, пожалуй, самое мрачное её порождение. Теперь-то доподлинно известно, что породила войну мировая плутократия в сугубо своекорыстных интересах. Разные группировки плутократов поссорились меж собой — не всё ведь и не всегда удаётся решать в тиши кабинетов или уединённых лож для избранных... Разумеется, нужды народа, любых его слоёв, для данной сверхнациональной силы не имели никакого значения, просто-напросто не существовали. Но ведь сражаться и умирать за интересы различных групп врагов-друзей должно всё же собственное «быдло», одетое в солдатские шинели. На дворе стоял как-никак двадцатый век, появились уже профсоюзы и другие сообщества трудящихся, независимая печать, всякое прочее. Простым указом о мобилизации в этих условиях было уже не обойтись.
Никогда, пожалуй, за всю историю мировых злодейств не расцветала так открыто и так нагло социальная демагогия, как в начале первой мировой войны. Все средства тогдашней пропаганды истошно заголосили вдруг о родине, свободе, защите отечества, о миролюбии и гуманности. Упрощённо было бы судить, будто всё тут делалось по команде или из корысти. Духовная трагедия той эпохи как раз и состоит в том, что множество людей искренне поверили интригам плутократии и пошли за ней даже как бы по своей воле. Осенью 1914-го большинство немцев, русских, французов и англичан были твёрдо убеждены в том, что именно на их страну напал враг, что их страна — невинная жертва агрессии. Увы, очень скоро выяснилось, что «жертв» почти не было, налицо существовал только лишь гнусный заговор тёмных сил. Вот почему первая мировая война породила после своего окончания в западном обществе неслыханное разочарование и безверие. Характерно, что такое настроение в равной степени коснулось и «победивших» англичан и французов, и «побеждённых» немцев. Возникло даже целое течение в тогдашнем искусстве — литература «потерянного поколения», произведения которой, порой очень талантливые, проникнуты глубочайшим пессимизмом, отравлявшим души народов.
Духовное опустошение народа, в особенности его образованного сословия, — одно из самых тяжких наследий, порождённых той бессмысленной бойней. Именно этот-то упадок народного духа, неверие в идеалы справедливости и добра — именно это в существенной степени и позволило фашизму, а также другим сходным идеологическим течениям увлечь за собой немалую часть народа и на какое-то время восторжествовать. В этом смысле первая мировая являлась непосредственным прологом ко второй мировой, со всеми ужасающими итогами последней.
Как видно, первая мировая война, её происхождение, ход и общественные результаты достойны внимательного изучения.
Уже упоминалось, что на Западе создана солидная литература на данную тему. Остановимся только на одном сюжете. Почти все крупные деятели той поры, военные и политические, оставили свои воспоминания, причём вышли они, как правило, вскоре после описываемых событий. Назовём лишь тех (не всех, конечно), чьи произведения переведены и изданы у нас и имеются в любой солидной библиотеке.
Немцы: император Вильгельм II, крупнейшие военачальники П. Гинденбург, Э. Лютепдорф, Э. Фалькенгайм, гросс-адмирал А. Тирпиц, германский посол в Петербурге Г. Пурталес, один из руководителей Германии при заключении Брестского мира в 1918 году, генерал М. Гофман.
Французы: президент республики Р. Пуанкаре, верховный главнокомандующий войсками Антанты маршал Ф. Фош, посол Франции в Петербурге-Петрограде М. Палеолог.
Англичане: премьер-министр Д. Ллойд Джордж, военный министр У. Черчилль, посол в Петербурге-Петрограде Д. Бьюкенен.
Сюда можно было бы добавить американцев, австрийцев, сербов, бельгийцев, итальянцев и многих иных, но ограничимся названным. И заметим: почти все эти издания появились в нашей стране вскоре после их выхода на родине. Похвальная быстрота!
Ну а как обстоит дело с корпусом воспоминаний участников войны на русской стороне? К сожалению, неважно. Из видных деятелей были изданы в двадцатых годах мемуары верховного главнокомандующего Л. Брусилова (отрывок из них публикуется), бывшего военного министра в 1909—1915 годах В. Сухомлинова и его недолго го преемника на этом посту А. Поливанова, а также посла в Париже А. Извольского. Ну а другие видные военные и политические деятели России той поры, где же они? Увы, мало интересовало это советские издательства двадцатых годов. Сколько пропало воспоминаний, дневников, фотографий, писем! Даже в архивы не попадали, а какая это была бы ценность для сегодняшней науки! И хуже всего, пожалуй, то, что безвозвратно погибли записки рядовых участников войны — солдат и младших офицеров. Невосполнимая потеря для русской военной истории...
Множество воспоминаний на данную тему были написаны и изданы в эмиграции. В 20-40-х годах, да и позже, у нас решали просто: эмигрант — значит враг, как можно его публиковать?! Да, конечно, среди мемуаристов было немало таких, как генералы А. Деникин и П. Врангель, накал страстей ещё не прошёл, эти и подобные имена стали плакатно-символическими, как образ мирового зла. Но множество других?.. Тех поручиков и подполковников, которые были частью российского демократического офицерства, подлинными наследниками суворовских традиций? А о них упрощённо судили так же: враги... Так и не попали в наши библиотеки, хоть бы и за семь печатей, скромные те работы. А потом в вихре бурного двадцатого столетия затерялись по западным архивам и библиотекам, частным собраниям, да и сохранились ли вообще до наших дней?..
Любопытно и достойно признательности, что за рубежом мемуарная литература о первой мировой войне продолжала публиковаться, пусть о скромных сюжетах и малыми тиражами, до недавнего времени. В пятидесятых, шестидесятых и вплоть до семидесятых в Брюсселе выходил на русском языке небольшой журнал «Военная быль» — раз в два месяца на скромной бумаге, с редкими, но обычно интересными иллюстрациями. Тираж его был, видимо, столь же ничтожен, как и цена. Почти все полосы издания предоставлялись ветеранам первой мировой войны, по разным причинам оказавшимся вне родины, на всех континентах. Трогательно было читать «воспоминания б. корнета Сумского гусарского полка» об атаке против баварской кавалерии... о действиях 14-й гаубичной батареи при осаде Перемышля... о работах подразделения сапёров 8-й армии под Луцком, написанные б. штабс-капитаном таким-то... Что ж, когда-нибудь и такие непритязательные воспоминания войдут в оборот наших исследований.
Изучение истории первой мировой войны прошло довольно сложный путь, о чём необходимо кратко рассказать. Поначалу всё шло достаточно хорошо. Уже в ходе гражданской войны, в условиях величайшей разрухи, началось издание семитомного труда «Стратегический очерк войны 1914—1918», который был закончен в 1923-м. То была выдающаяся публикация, выполненная в основном бывшими русскими генштабистами, она состояла из оперативных документов, непосредственно извлечённых из армейского делопроизводства. В двадцатых годах появились и другие важнейшие публикации документов. В те же годы вышло в свет немало исследований по отдельным операциям и сражениям на русском фронте (только два примера: Вацетис И. И. Операции на восточной границе Германии в 1914 г.; Белой А. Галицийская битва). Уже в 1925 году появилась обобщающая работа по истории мировой войны, написанная виднейшим нашим военным историком А. М. Зайончковским. Наконец, множество интересных исследований появилось в тогдашней военной печати, в журналах «Война и мир», «Военный вестник», «Труды военно-исторической комиссии», «Морской сборник», «Военный зарубежник» и др. Скажем в заключение, что большинство данных работ не потеряли своей научной ценности и по сию пору.
Однако общий размах исследований был куда меньше, чем можно было ожидать от наших превосходных тогда военных историков. Причины тут кроются в общем неблагоприятном положении и тогдашней исторической науки. Виднейшие идеологи 20-х годов Н. Бухарин, Г. Зиновьев, Л. Троцкий и другие придерживались открыто русофобских взглядов в оценке истории и культуры нашей родины. К сожалению, их взгляды оказали сильное влияние на молодое советское общество, хотя и находились в вопиющем противоречии с ленинскими сценками на этот счёт.