И в этот раз тонкие стариковские кости не выдержали – левое предплечье Сильгии с хрустом согнулось, кисть обмякла. Раздалось булькающее шипение. Нож звякнул о камни. Могильщик, продолжая выламывать руку магичке, начал смещаться к клинку. И тут старуха выхватила свободной рукой другой амулет.
Велион отшатнулся от своей противницы. Амулет врезался ему в грудь, но отскочил, и взорвался, когда коснулся земли. Могильщик успел прикрыть лицо правой рукой и упасть, поэтому магическая вспышка почти не нанесла ему вреда – он почувствовал только сильный толчок в раненый бок.
Когда он поднялся на ноги, Сильгии уже и след простыл. В этот раз убийца Шрама не стала атаковать людей, просто смотала удочки. И тому была причина – правая кисть магички валялась на земле.
- Грёбаные колдуны, - прорычал могильщик, глядя на поднимающееся к небу зарево пожара. Горело уже три дома.
Велион скинул плащ на камень и, усевшись на него, принялся стягивать с себя окровавленную рубаху. Нужно осмотреть и перевязать рану.
Света для этого уже было предостаточно.
Вода кончилась. Хасл опустил занемевшие от работы руки, деревянное ведро глухо стукнуло о мостовую. Хотелось зашвырнуть его в огонь пожара, но это только дало бы дополнительную пищу пламени. Мокрой рукой он стёр с лица копоть, выругался и какое-то время просто стоял, глядя на пожар и чувствуя на лице его жар.
Из соседних с горящими домов уже тащили добро – распоряжался Хоркле. Охотник хотел помочь, но только сейчас заметил, что рядом с ним никого нет, а дорогу ему преграждает четверо мужчин. Среди них был Микке.
- Я жив, - с удивлением сказал Хасл, в очередной раз за последние пару дней осознавая этот простой факт. – Где же Урмеру? – спросил он у самого себя.
- Кто? – буркнул Микке.
- Друг, Учитель. Его зовут Урмеру.
- Ушёл на хутор.
- Его нужно убить, - без обиняков заявил Хасл, обводя мужчин взглядом. – Иначе умрём все мы. Та тварь, что убивала нас – его подруга. И она не остановится, пока не сдохнет. Чужак нам поможет.
Микке смотрел на него как на сумасшедшего. Да и другие тоже. Но тут рядом с главным охотником встал могильщик. Из его носа сочилась кровь, плащ был наброшен на голое тело.
- Мне, нахрен, нужны нитки и иголка, - прогнусавил Велион. – Или мой грёбаный рюкзак. И у меня, по-моему, нос сломан.
Люди смотрели на него с ужасом. Но Хасл видел, что и к ним приходит осознание – это человек. Не смотря на странную внешность и огромный рост. Человек.
Велион пихнул Хасла в бок и буркнул:
- Этих неблагодарных придурков от столетних бабок-убийц я больше спасать не буду. Пойду за рюкзаком.
Он ушёл, и ему никто не пытался помешать.
- Нужно поговорить, - произнёс наконец Микке.
- Да, - кивнул Хасл, - за кружечкой чего-нибудь. Но, боюсь, что сегодня Хоркле за полцены нам не нальёт.
***
Могильщик появился в таверне через четверть часа после того как ушёл за рюкзаком. Здесь было битком – все, кто лишился жилища, собрались в главном зале, стащив сюда те свои пожитки, которые удалось спасти из огня. Хасл сидел за столом у камина вместе с Микке и Хоркле, и Велион уселся к ним, водрузив рюкзак между кружками.
- Кто-нибудь умеет шить? – буркнул он, доставая нить и иголку.
- Глубокая рана? – спросил Хасл так, будто очнулся от долгого сна.
- Всего лишь лопнула кожа: плащ принял большую силу удара на себя. Но зашить нужно.
- Хоркле, принеси нашему новому другу чего-нибудь покрепче. И приведи Хорию. – Хасл говорил так, будто он здесь был хозяином, и, судя по тому, что невысокий пожилой мужчина побежал выполнять его распоряжение, так и было.
- Она тогда зашила мне рану так хорошо, что даже шрама почти не осталось, - сказал охотник могильщику.
- Смотря что в твоём понимании «почти не осталось», - фыркнул тот в ответ.
На него смотрели с опаской, но открытой враждебности во взглядах как будто не наблюдалось. Резкая перемена настроения, если вспомнить первые две его встречи с местными – тогда в него просто начинали кидать камни и кричать от ужаса. Сейчас же…
Наверное, сейчас они поняли, что он им нужен.
- Что, тоже поняли, что ваш Друг – больной ублюдок? – хмыкнул Велион.
Один из уродцев, сидящих поодаль, выругался и поднялся из-за стола, но его усадили обратно. Остальные напряглись, однако же начали переглядываться.
- Микке, расскажи всё сначала, - сказал Хасл.
- Когда Друг увёл Хасла, мы… ну, я и Эрли… хотели открутить Эзмелу голову. Мы подкараулили его у выгребной ямы, но в то же время вернулся Друг. У него было разбито лицо, и из-под шляпы кровь текла… - Микке поёжился. – Он орал как сумасшедший. А когда нашёл Эзмела… - Охотник замолчал.
- Он отрезал у него щеку и приложил к своей ране, - закончил за рассказчика Хасл. – И держал её у себя на темени, пока рана не зажила.
- А потом он приказал ждать его подругу, - добавил появившийся будто из ниоткуда Хоркле. – Орал, что мы её напугали, и сами виноваты в том, что она нас убивает. И чтобы один из нас приготовился понести наказание за Хасла.
С трактирщиком пришла невысокая худенькая девушка, на лице которой было меньше шрамов, чем у большинства собравшихся. Она принесла с собой чистых тряпок и кувшин с горячей водой. С достойной сноровкой она принялась мыть могильщику рану, пока её отец наливал ему в кружку крепкого кислого эля. Велион вцепился в кружку, стараясь выпить как можно больше – захмелев, он почувствует меньше боли. Его шкуру портили много раз, но шитьё – одно из самых мерзких ощущений. Хуже, наверное, была только та стрела, что засела у него в бедре лет десять назад…
Велион допил эль и жестом приказал налить ещё. Иголка впилась в его плоть, а он просто старался слушать то, о чём говорят недомерки. У них впереди тяжёлые времена, и могильщик может им помочь. Хотя бы убить виновника их бед.
- А ещё он назвал Хасла предателем и пообещал распять его, - сумрачно говорил Микке. – Приказал нам устроить на него засаду, а сам смотался к Викле на хутор… но сначала… сначала…
- Он убил вдову Жерева, - прошипел Хасл. – Просто прихлопнул походя, будто она ему мешала. Ударил ладонью, но у неё лопнула голова, а Урмеру даже глазом не повёл. А она всего лишь хотела спросить, когда можно похоронить мужа. – Он обернулся к остальным собравшимся в таверне людям. – Так и было? Вы все это видели! Видели, как он предал собственные заветы! Как он мучил Эзмела и убил Аргу!
Они все это видели. Кто-то заплакал, кто-то выругался, кто-то принялся бормотать молитвы, вопрошая не известно к кому. Но большинство отупело молчало. Велион видел подобную реакцию. Так люди ведут себя, когда их мир в одночасье рухнул, разделив жизнь на «до» и «после». Когда они понимают, что пути назад уже нет, и с этим остаётся только смириться.
- Все мы знаем, что Хасл хороший человек, - тихо сказал Хоркле, - и что он просто так не стал бы сбегать от Учителя…
- Учитель обезумел! – выкрикнул Микке, вскакивая из-за стола. Его трясло. – Испугался, что Хасл сможет занять его место! Мы все знаем, что у Хасла проснулся Дар.
- Он давно безумен, - громким, но ровным голосом произнёс Хасл. – Я понял это, когда увидел ту старуху, что бросилась нас убивать, едва войдя в город. Велион, могильщик, спас нас от неё. Чужак, за которым мы охотились, помог нам, а тот, кто обучал нас всю жизнь, предал. Именно Друг виноват в том, что она напала на нас. Не знаю, как он справлялся с ней раньше, но сейчас он потерял над ней контроль. Я скажу даже больше – Учитель сотворил её. Вы видели её нижнюю челюсть? Это была мужская челюсть! А правая рука? У неё было восемь пальцев!
- Скажу больше, - буркнул могильщик. – Её мышцы слишком мощные для старушки.
- Вот видите! – буквально прорычал охотник, выходя из-за стола. – Теперь я знаю, откуда у неё эта челюсть, эта рука и эти мышцы! Учитель, Урмеру, забрал их у нас с вами. У наших отцов и матерей. Старших братьев и сестёр. Дедов и бабок. Он уводил их к себе в Башню и убивал, забирая нужные органы, чтобы эта уродка, Сильгия, могла жить. Поэтому никто не возвращался из Башни! Никакого познавания мудрости в Башне нет! Друг не учился у наших отцов ничему! Он убивал их! Убивал каждого, кто дожил до сорока. Но свои зверства он начинал куда раньше! Он с рождения терзал наши тела. Резал нам лица. Он поставил клеймо на грудь каждому из нас! Вы видите этого человека? – Хасл яростно ткнул в могильщика. – Видите. А я видел его друга. Я и Микке. Посмотрите на его лицо! У него нет никаких шрамов! И у убитого вчера утром чужака тоже их нет! Так должны выглядеть настоящие люди! Никто не мучает их, вырезая узоры на лице. Никто не заставляет их умирать в сорок лет!
- Скажу больше, - раздался тихий невнятный голос, - он делает это без особых причин.
Обернувшись к двери, Хасл увидел Эзмела. Старый рыбак стоял, опустив руки и свесив голову, его лицо было грубо замотано тряпкой. Судя по кровавому следу на повязке, Урмеру срезал ему плоть с левой скулы.
- Урмеру… мучает нас за какие-то грехи, которые совершили наши предки против Древних, - продолжал старик. – Он действительно убивает тех, кто приходит к нему в башню. Варл и Хасл хотели его остановить когда-то, но оба поплатились. Больше я ничего не знаю.
- Лжёшь! – рявкнул Хасл, сжимая кулаки.
- Лгу, - кивнул рыбак, - но больше я ничего не расскажу. Если бы не Друг, никакого города не было бы. Наши деды должны были умереть, сгнить в чреве Серого Зверя, если бы Урмеру не спас их. То, что он делает с нами… если он считает, что это плата за жизнь – я готов её отдать. – Эзмел зло посмотрел на Хасла. – Твой отец едва нас всех не угробил. Ты, видимо, закончишь его дело. Яблоко от яблони.
- Говнюк! – порычал Хасл в спину уходящему рыбаку. – Готов заплатить? Почему же ты тогда подставил меня днём?
- Потому что был в праве, - бросил Эзмел через плечо и ушёл в темноту.
- В праве… Этот закон установил Друг! По этому закону каждый из нас обречён на мучительную жизнь! И не менее мучительную смерть! Поэтому… Поэтому мы обязаны убить его!
В таверне воцарились гробовая тишина. Хасл оглядывал каждого, и каждый сдавался под его яростным взглядом.
В данный момент охотник злился по большей части на старого рыбака. Этот хитрожопый ублюдок вроде бы высказался за Друга, но в то же время помог настроить людей против него. Старику крышка, на ближайший Йоль или на следующий, а если Урмеру умрёт, у него будет шанс прожить дольше. И в то же время Эзмел боялся его смерти, как и все люди.
Чёрт возьми, его и самого обуревает смесь злости на Друга, разочарования и страха за будущее. Но для него назад пути нет. Хасл посмотрел на Велиона.
- Я помогу его пришить, - сказал могильщик, грохая кружкой о стол. Его рана уже была перевязана. – В этом деле я когда-то был спецом.
- Но так ведь нельзя… - тихо проговорила какая-то женщина. – Друг учит нас, обороняет от Серого Зверя…
- А убивать вдов можно? – закричал на неё Микке, младший охотник уже был пьян. – Можно травить нас жуткими упырями?
Завязался спор. Хасл не хотел его слушать. Он знал, что некоторые будут сопротивляться до конца, но его никто не сможет остановить. Особенно, если с ним будет Велион.
Охотник захотел выпить. Нет, скорее, напиться. Он поискал глазами Хоркле, но не нашёл. Хория ещё сидела у могильщика, едва не выложив свою грудь тому на локоть, и что-то у него спрашивала. Велион охотно отвечал ей, его лицо выражало какую-то странную смесь лёгкой брезгливости и сильного любопытства.
Хасл решил найти выпить самостоятельно. Он отправился в заднюю комнату, где хозяин таверны обычно хранил готовую на продажу выпивку. Здесь было темно, и охотник едва не свалился, запнувшись о какой-то мешок…
Это не мешок.
- Хоркле, это ты?
- Да… - исчезающим голосом ответил тот и продолжил беззвучно плакать.
Хасл сел рядом, думая как успокоить старика… И в этот момент всё произошедшее за два дня свалилось на него. Слёзы нескончаемым и неконтролируемым потоком брызнули из его глаз. Это не было истерикой. Охотник чувствовал бесконечное горе и тяжелейшую утрату. Образ доброго и мудрого Друга окончательно ушёл из его жизни, оставив после себя только пустоту, которую невозможно заполнить слезами. Но Хасл плакал. В конце концов, он всего лишь человек.
Теперь жизнь станет совсем другой.
***
Странно, но в этот раз дикий приступ боли вернул ей разум.
Почему-то вспомнился её первый Йоль в Башне, которой Урмеру сейчас самодовольно присвоил своё имя. Тогда её, шестнадцатилетнюю дурочку, опоили, накачали наркотиками и растлили. Впрочем, как и всех новеньких дурочек. В тот день она впервые вкусила человеческой плоти, отвергая себя прежнюю. Убивая в себе всё человеческое. Ставя себя на другую, более высокую, ступень. По крайней мере, так ей тогда говорили.
С того дня она стала не человеком, но магом. И её разум оказался достаточно стоек, чтобы принять это, а не отвергнуть. Многие не справлялись, и у таких было всего два пути – безумие и смерть от рук учителей или самоубийство.
Их было двенадцать в день, когда ворота Башни закрылись за их спинами. И лишь трое увидели, как эти ворота отворяются. Сильгия, Урмеру, Шемех. Неразлучная троица, братство если угодно. Они всегда были больше чем просто друзьями, они поддерживали и любили друг друга, но при этом так и не стали любовниками.
«Урмеру… помоги мне…».
Он слышал. Слышал, но не отвечал.
Сильгия ползла, втыкая в мягкую мокрую землю локти, с трудом отталкиваясь ногами. Её правое бедро и бок превратились в месиво. Мясо, кровь, кости и лохмотья одежды смешались с грязью. Теперь она точно не похожа на человека… Даже если Сильгия когда-то и находилась ступенью выше, сейчас она лишь жалкая пародия на человеческое существо.
Наверное, они все получили по заслугам. Она жрала человеческое мясо в молодости, а теперь ей приходится есть ферментированную пищу, иначе повреждённый желудок не справлялся. Красавчика Урмеру облили кислотой, когда он возвращался от любовницы, даже не подозревая, что свидание было ловушкой. Шемех посадили на кол, как делали со всеми содомитами в то время, но до того дня амулет мага спасал его. Они превратились в настоящие развалины в тот день. Сейчас их братство – сборище жалких больных искалеченных нелюдей.
Но именно сейчас, когда всё, казалось бы, кончено, Сильгия снова захотела жить. Жить по-настоящему. Заниматься сексом, пить вино и есть пирожные, которые она так любила в молодости.
«Урмеру… прошу…».
Он не отвечал. Возможно, гневался. Или уже распрощался с ней. Давно пора… Чёртов ублюдок, почему ты не сделал этого раньше? Почему не дал умереть в постели во время одного из приступов забытья?
Воткнуть правый локоть в землю, вдохнуть, выдохнуть, воткнуть левый локоть в землю, скребя ногами по земле подтянуть своё тело, вдохнуть, выдохнуть. Повторить. И ещё раз. И ещё.
Нет, она никогда не доберётся до Урмеру. Кровотечение уже поутихло, но кровь всё ещё сочится. Позли она по сухому, за ней остался бы кровавый след. Но Сильгия ползла по грязи, и не понять, где в этой грязи её кровь. Возможно, магичка сама давным-давно превратилась в эту грязь.
«Урмеру… ты… должен… отомстить за меня…».
«Я отомщу. Но ты должна обещать, что откажешься от намерения перебить горожан!».
Он даже не осознаёт, насколько она плоха.
Всё. Это последние слова, которые Сильгия услышала от него. Потому что она не отступится. Но этот самоуверенный болван думает, что она просто хочет пустить кому-нибудь кровь. Нет, Урмеру, не всё так просто. Ей не хватит ещё одного выпотрошенного трупа, она хочет убить их всех.
«Я любила тебя, Урмеру… всегда любила…».
Возможно, и он когда-то любил её. По крайней мере, до того Йоля, когда её имели во все щели старшие преподаватели, она мычала от удовольствия, а он смотрел. Так его освобождали от человеческих привязанностей. До того Йоля, когда она понесла не понятно от кого, сама убила собственное дитя в утробе, а после выкидыша сделала из его костей амулет. Такова была её плата за то, чтобы стать избранной.
Она на месте. Когда-то здесь были прекрасные сады. К несчастью, заклинание Шемеха их практически не затронули, и эти уродцы превратили их в убогий огород. Репа, капуста, бобы, горох… нищенское пропитание для ублюдков, которых Урмеру решил сделать своими рабами.
«Шемех, ты всегда был моим лучшим другом».
Он тоже неодобрительно молчал. Ему было мало смерти жалкой горстки уродцев, он злился на то, что она пыталась убить этого могильщика. Сильгия тоже чувствовала в нём что-то. В легенде это, наверное, назвали бы перст судьбы. Или, скорее, злого рока. Могильщик станет причиной многих смертей, если выберется отсюда. Наверняка, Шемех захочет ему помочь с этим. Но ей будет достаточно двух сотен трупов. Она сделает всё, что можно, чтобы они погибли вместе с ней.