В глазах майора зажегся плотоядный огонек.
— А теперь, я думаю, вам необходимо обсушиться. Как же нам поступить? Позвать негров, чтобы они стащили с вас мокрые тряпки? Или вы позволите мне самому сделать это? Я очень сожалею, но у меня на борту нет ни одной женщины…
— Оставьте меня… — не глядя на него, непослушными губами хрипло прошептала Анна.
— Но, но — вы не должны оскорблять моего гостеприимства! — смеясь, возразил Боннет. — Как же вы думаете в этой мокрой одежде разделить со мной постель?
Анна попыталась что–то ответить, но голос ей не повиновался. Ее всю трясло от холода, слабости и нервного перенапряжения. Она сжалась в комок на полу, вцепившись пальцами в мягкий ворс ковра, словно противясь всяким попыткам оторвать ее от него. Редкие переживания могут так потрясти человеческую натуру, как поимка во время, казалось бы, успешной попытки к бегству.
Боннет сидел, молча наблюдая, как желтый свет лампы отражается на мокром шелке ее разорванного платья. Внезапно он почувствовал все возрастающее раздражение, зная по опыту, что игра окончилась.
— Очень хорошо, — сказал он. — Только я не собираюсь сидеть здесь всю ночь с вами. Так что, если вы не желаете причинить неприятности вашему брату… — при этих словах Анна подняла голову.
— Ну, вот и отлично! — сказал Боннет. — Рад, что вы, наконец, удостоили меня своим вниманием. Так вот: скоро сюда доставят вашего брата. Для него, бедняжки, немногое изменится — он всего лишь перейдет из одного канатного ящика в другой — но не в этом дело. Главное, что я не собираюсь во время сна подвергаться опасности с вашей стороны. А вы, я знаю, можете пойти на любое безрассудство, несмотря на обманчивую внешность!
Боннет видел, что Анна его слушает; большего от нее я данный момент и не требовалось.
— Я отдал распоряжение, чтобы завтра вашего брата подвесили к стеньге и высекли кнутом. Это произойдет без дополнительных напоминаний с моей стороны, и произойдет обязательно, если только я не отменю своего распоряжения. Пока я сплю, вы останетесь здесь, со мной. И — слушайте меня внимательно, дитя мое! — если к завтрашнему дню вы не заслужите моего доброго расположения, то не вы, а ваш брат подвергнется весьма чувствительному наказанию!
Он притворно зевнул, вежливо прикрывая пальцами рот, затем поднялся и потянул за шнурок звонка.
На вызов последовал почти мгновенный ответ в виде осторожного стука в дверь, что свидетельствовало о пребывании за нею бдительного стража.
— Запри дверь снаружи, приятель, — сказал Боннет, повысив голос, чтобы его было слышно по ту сторону тяжелой дубовой двери. — И не открывай ее ни при каких обстоятельствах, если я сам не прикажу тебе сделать это. Понял?
— Да, сэр! Так точно, сэр! — донесся в ответ хриплый голос, сопровождаемый стуком тяжелого смазанного засова.
Боннет дружелюбно кивнул Анне, которая в ужасе глядела на него широко раскрытыми глазами.
— Итак, — сказал он, — перед вами довольно сложная проблема. Поистине, я сгораю от любопытства, как вы ее решите!
Он снова зевнул, более естественно на сей раз, и, налив себе щедрую порцию бренди, принялся раздеваться. Однако, из какой–то нелепой скромности, он снял с себя только кафтан, сбросил сапоги и расстегнул подвязки.
Поколебавшись одно мгновение, он задумчиво взвесил в руке пистолет, затем аккуратно уложил его под подушку и натянул на себя тонкое одеяло. Лампу он оставил гореть и, лежа, продолжал некоторое время глядеть на Анну, открыв в улыбке тонкую белую линию зубов, поблескивавших из–под темных усов.
Анна слышала, как доставили на борт Лори. С палубы донеслись короткие звуки борьбы, возбужденные голоса, затем несколько резких криков боли, которые заставили Анну вздрогнуть, хотя она и не знала, кто кричал: Лори или его стражники. Шум борьбы переместился к носу. Затем загремела якорная цепь, и босые ноги торопливо затопали по палубе, готовя судно к выходу в море. Обессиленная Анна упала ничком на ковер, когда «Ройял Джеймс» качнуло на морской волне, и затем, не успев подняться, свалилась снова, когда судно встало под ветер. Теперь до нее доносились только птичье поскрипывание рангоута и погромыхивание штурвальной цепи.
Боннету, очевидно, надоело разглядывать ее, потому что он допил бренди и поплотнее завернулся в одеяло.
Анна долго неподвижно лежала на полу. Затем, когда силы понемногу возвратились к ней, и судорога от неудобной позы начала сводить ее члены, она осторожно поднялась на ноги, стараясь не производить шума, который мог бы разбудить Боннета. Спящий, он походил на дохлую земляную крысу с кустистыми усами, выступающими вперед зубами и тонкими приоткрытыми губами. Анну даже слегка замутило от презрения и отвращения к нему. Она все еще не в состоянии была задуматься над своим теперешним положением. В сущности, Боннет был бы даже удивлен, узнай он, как мало она поняла из того, что именно он от нее ожидает. Она знала лишь, что он возобновит свою грязную игру с ней. как только проснется, и инстинкт ей подсказывал, что, подобно испорченному мальчишке, швыряющему камни в подбитую птицу, он не остановится, пока его жертва не будет уничтожена.
Кок и Пок, устав охотиться за капельками морской воды, стекавшими с ее платья, отправились искать укромное местечко для сна на кровати своего хозяина. Внезапно Анна насторожилась: один из котов поднялся на кровати со вздыбленной, топорщащейся шерстью на спине, колыхавшейся, словно трава под ветром. В то же мгновение вскочил и второй кот, задрав вверх вытянутый, как палка, хвост с подергивавшимся концом. Они оба смотрели в одном направлении, и, следуя за их взглядами, Анна увидела серую тень, бесшумно скользившую по полу. Сначала ей показалось, будто это мохнатая шерстяная перчатка, растопыренные пальцы которой самостоятельно нащупывают себе дорогу. Затем, приглядевшись внимательнее, она увидела, что это огромный тропический паук. В обычное время он бы ее до смерти перепугал, но теперь она еще больше испугалась того, что коты разбудят Боннета.
Серое чудовище неторопливо проследовало в затемненный угол каюты, и оба кота, успокоившись, опять улеглись на кровати. Боннет продолжал безмятежно спать. Море, видневшееся сквозь несколько узких окошек в каюте, начало постепенно светлеть, предвещая близость рассвета.
Испуг при виде паука словно оживил Анну. Присев на полу, она задумалась над тем, что ей делать дальше. Можно было, воспользовавшись глубоким сном Боннета, вытащить пистолет у него из–под подушки… Хоть это было и рискованно, но стоило попытаться, чем просто сидеть без дела.
Анна осторожно подошла к кровати, шелестя пропитанными солью юбками. Коты подняли головы и с царственным любопытством уставились на нее. Она была уже у самой кровати и, сдерживая себя, осторожно запустила руку под подушку, как вдруг в ужасе заметила, что глаза Боннета широко раскрыты. Сколько времени он следил за ней — она не знала. Майор усмехнулся:
— Так… — процедил он. — Значит, вы решили повременить до рассвета?
Он подвинулся в постели, освобождая место для нее:
— Много же вам придется совершить за весьма короткое время, моя милая, если вы собираетесь спасти шкуру вашего братца! Но все же, — он приподнял край одеяла и насмешливо взглянул не нее, — я должен быть честным до конца и дать вам возможность попытаться!
— Нет! — в ужасе воскликнула Анна.
Боннет сел в постели. Через мгновение у него возникнут подозрения, и он вспомнит про пистолет…
— Я… я испугалась… — пробормотала Анна. — Я видела… огромного паука. Он заполз в угол, под стол…
Голос ее дрожал вполне убедительно.
— В самом деле? — проведя всю жизнь на Вест–Индских плантациях, где гигантские пауки были обыкновенным явлением, Боннет относился к ним едва ли с большим отвращением и опаской, чем Анна к мясной мухе. Тем не менее, он все же повернулся на локте, чтобы посмотреть туда, куда указывала Анна. Это движение приподняло угол подушки, и Анна, молниеносным движением схватив холодную, отделанную серебром рукоятку пистолета, мгновенно отпрыгнула в сторону. С легкой гримасой боли от впившейся в ее нежный палец твердой стали она с трудом взвела курок; черный порох блеснул на затравке. Боннет метнулся к ней, но было уже поздно. Усмешка исчезла с его лица.
— Ну, ну, вы — послушайте!.. — неуверенно пробормотал он.
— Долой с кровати! — шепотом приказала Анна. — Марш — вон туда, к стенке!
— Ради бога! — взмолился Боннет. — Уберите палец со спускового крючка, дитя мое! Вы понятия не имеете, как легко эта штука стреляет. Погодите! Я прошу вас — я умоляю вас! — погодите хотя бы одно мгновение! Я помогу вам, я помогу вашему брату, я…
Никогда в жизни Анна не представляла себе ситуацию более отчетливо, чем сейчас. Застрелив Боннета, она не достигнет свободы, потому что дверь заперта снаружи. Мысль ее работала так четко, что прежде чем Боннет также успел это сообразить, она уже стояла позади него.
— Послушайте, — оживился майор. — Вы не должны стрелять в меня, дитя! Они вам все равно не откроют дверь…
— Где ваш второе пистолет? — спросила Анна.
Челюсти и шея Боннета тряслись от испуга. Говорить ему, казалось, было неимоверно трудно:
— В… в кармане кафтана…
Он стоял, послушно упираясь спиной в дальнюю переборку каюты, и не двигался, пока Анна отыскала второй пистолет и сунула его себе за корсет, морщась от прикосновения холодной стали к обнаженной коже.
— Анна… мисс Блайт! Я умоляю вас… — несмотря на свой офицерский чин, Боннету ни разу еще не приходилось смотреть в дуло пистолета со взведенным курком, особенно в руках у человека, который имел столько оснований желать видеть его мертвым.
— Ложитесь на пол! — приказала Анна, и хотя она произнесла эти слова приглушенным шепотом, в них не было и тени нерешительности. — Ничком на пол, быстро! Сейчас я дерну за этот звонок, и когда мне ответят, вы прикажете привести сюда моего брата, немедленно!
Голос ее внезапно был перекрыт грохочущим ударом и визгом, словно гигантский бич хлестнул по кораблю. Спустя мгновение неподалеку раздался тяжелый всплеск, и вслед за этим грохот пушечного выстрела.
На палубе над их головами послышались вопли и неистовая беготня, и корабль резко накренился, когда штурвальный круто переложил руль на борт. Анна не удержалась на ногах, но быстро встала на четвереньки, не выпуская из рук пистолета. Боннет отлетел в сторону и с такой силой ударился о переборку, что в голове у него зазвенело. Однако он не делал попыток подняться. Первой его мыслью было изумление, что благодаря какому–то чуду пистолет в руке у Анны не выстрелил во время ее падения. И теперь он оставался лежать неподвижно, не желая искушать судьбу.
С палубы в каюту доносились крики и смятение, топот ног, бегущих по трапу, возбужденные голоса, возгласы и вопли: «Пираты!», «Черная Борода!..»— вперемешку с проклятиями, мольбами, богохульством и отрывистыми командами. Анна расслышала хлопанье поспешно спускаемых парусов и звонкий грохот якорной цепи, уходящей в воду.
— Проклятье! — сквозь стиснутые зубы проговорила она. — О, проклятье!..
Это было самое страшное ругательство из всех, какие она знала.
Черная Борода, с обнаженной шпагой, острие которой уже поблескивало маслянистой краснотой после того, как он ткнул ею в бедро замешкавшегося у него на пути и остолбеневшего от ужаса матроса, отодвинул засов и распахнул дверь капитанской каюты. Он весь пылал от негодования. Капитаны толстобрюхих купеческих лоханок, обреченных на разграбление, обязаны находиться на палубе, чтобы подобающим образом встретить капитана буканьеров, оказавшего им честь своим визитом. Таковы были понятия пиратского атамана о приличных манерах.
Ругательство застряло в его горле на полдороги. Сцена, открывшаяся ему, была весьма примечательной. Девица, в разорванной юбке и рваном платье, с растрепанными рыжими волосами, блестевшими в свете нарождающегося дня, стояла на коленях, держа пистолет над белым как мел и искаженным ужасом лицом человека, распростертого на полу. Два коричневых кота, словно геральдические львы, наблюдали эту сцену желтыми настороженными глазами.
Профессиональный взгляд пирата мгновенно отметил, что пистолет заряжен, и со взведенным курком. И хотя он был направлен в сторону от него, пистолет — все же есть пистолет. Черная Борода взмахнул шпагой:
— Эй, красавица, брось–ка эту хлопушку! — рявкнул он. Голос его, однако, звучал скорее удивленно, чем устрашающе.
Стук тяжелой двери, распахнутой настежь, грубая команда бросить пистолет, блеск острия шпаги, — все это одновременно свалилось на Анну. Она подняла глаза и с изумлением уставилась на впечатляющую фигуру пиратского вожака.
С того места, где она стояла на коленях, Тич казался ей чем–то вроде гигантского дерева с торчащими в разные стороны многочисленными ветками на вершине. Среди этой пышной кроны сверкал полный рот золотых зубов, и два живых, ясных карих глаза смеялись ей сверху вниз. Ей показалось, что из его ушей идет дым, но этот эффект производили два тлеющих и брызжущих искрами фитиля, заправленные под его черную шляпу с серебряным плюмажем.
— Так это и есть майор Боннет? — указал Черная Борода своей шпагой. Анна кивнула и послушно разжала пальцы на рукоятке пистолета. Глаза ее все еще были широко раскрыты.
— А где же этот проклятый доктор, которого он засадил здесь в клетку? — пират продолжал обращаться к Анне, словно распростертый на полу плантатор, дрожащий и корчащийся от ужаса, значил для него не более, чем часть обстановки каюты.
— Вы имеете в виду моего брата? — удивленно спросила Анна. Она поднялась с пола и выпрямилась.
Черная Борода посмотрел на нее с живым интересом.
— А–а, значит, вы — та самая барышня?.. — расхохотался он. — Ну, разрази меня гром! Все перевернулось с ног на голову! Мне говорили, будто этот лысый сопляк захватил вас, а оказывается — наоборот!
— Так и было, — ответила Анна. — Однако теперь кое–что переменилось. Но зачем вам понадобился мой брат, сэр?
Она сказала «сэр», обратившись к Черной Бороде, не только из привычной вежливости, но также потому, что весь облик пиратского атамана носил на себе печать такой подавляющей властности и авторитета, что, будь он хоть самим Сатаной, он вызывал бы к себе не меньше уважения и почтительности.
— Зачем он мне понадобился? Я хочу сделать из него честного морского разбойника, барышня, если он согласится стать у меня судовым врачом. Это лучше, чем подыхать под кнутом надсмотрщика на плантации! Так где же он?
— Кажется, его держат взаперти где–то на носу…
— Давай его сюда, Израэль! — отрывисто бросил Черная Борода ухмыляющемуся пирату, стоявшему рядом с ним. — Залей в него пинту рома, и тащи его сюда!
Несколько человек из команды пиратского корабля спустились вниз вслед за своим вожаком и столпились за ним в дверях каюты. При виде Анны они разразились оживленными возгласами и с хохотом принялись выкрикивать грубые непристойности по ее адресу. Один из пиратов, загорелый длинноволосый парень, сделал попытку прошмыгнуть мимо Черной Бороды в каюту, чтобы завязать с девушкой более тесное знакомство.
Пиратский атаман, не глядя, коротким тычком стукнул его в лицо тяжелой рукояткой шпаги, так что рот парня моментально залился кровью. В ответ молодой бандит осклабился окровавленной усмешкой, выплюнул на ковер два желтых зуба и нырнул обратно в толпу своих визжащих и улюлюкающих собратьев, которые покатились от хохота, хлопая его по плечам, подтрунивая и указывая на него пальцами, словно он отмочил в высшей степени остроумную шутку. Возможно, так оно и было по их стандартам.
Черная Борода усмехнулся, продолжая глядеть на Анну сверху вниз. Он был заинтригован ее спокойствием, не понимая, что это безразличие было всего лишь реакцией, наступившей после предельного напряжения.
— Вы что–то вроде пирата, сэр?
Из дверного проема раздался новый взрыв хохота. Черная Борода присоединился к нему.
— Что–то вроде этого, барышня! — сказал он, смеясь.
— И вы хотите, чтобы мой брат плавал с вами?
— Так точно — как хирург, костоправ, зашиватель ран, и всякое такое. Чтобы он подписал наш пиратский договор и получал свою законную долю добычи — как и все остальные — если он захочет. А не захочет — быть ему избитым в кровавые лохмотья!