Слова о любви
Тот подвижник любви и ее пилигрим,
Кто любовью высокой, как жаждой томим…
Пред тобою предстану явленьем любым
И любым материальным началом,
Чтоб напомнить тебе о блаженстве любви, –
Той любви, о которой мечталось.
Разольюсь тишиной в пору белых ночей,
Чтоб услышать могла тишину ты.
Когда песню мою будет петь соловей, –
Знай, с тобою я в эти минуты.
Расстелюсь пред тобою широкой рекой:
Мои чувства порою безбрежны.
Когда воду погладишь ты нежной рукой,
В сладкий сон погружусь безмятежно.
Проплыву белым облаком солнечным днем
Над тобою, веселой, беспечной,
Чтоб обнять твои плечи, прольюсь я дождем,
И счастливый уйду в бесконечность…
Кто подвижник любви и ее пилигрим,
Тот в любви беспределен, – он Богом любим.
Образ любимой
Качаются ветви цветущей сирени,
Волнуются травы прибрежных лугов,
Ласкают ли плавно плывущие тени
Скользящих по шелку небес облаков, –
Мне чудится образ, движенье любимой,
И воздух, струясь, обретает черты
Эскизно простые, но очень мне милые, –
Вот так и во всем мне являешься Ты.
Заискрятся ль снегом пушистые ели,
Волна ли на берег лениво плеснет,
Услышу ли я соловьиные трели,
Когда на рассвете вокруг все замрет, –
Твой образ повсюду, везде предо мною;
Твое отраженье я вижу во всем:
Любуясь природой – любуюсь тобою,
Ее и твоим освещаюсь огнем,
Ее и твоим согреваюсь теплом.
Язычник в страхе камень в бога превратил,
Я от восторга все тобой одушевил.
Я встретил вас
«Я встретил вас», – волнительно звучат слова
Мне с юности знакомого романса.
Для сердца эта тема – не нова,
Как для души – любовь и чувство транса.
Но чувства движутся, живут, и каждый раз,
Когда случалась трепетная встреча,
Хотелось сердцем петь: «Я встретил вас»,
И повторять: «Какой чудесный вечер».
Порою случай нам указывает путь,
И часто увлекает к жизни новой, –
И вот опять не можешь ты уснуть…
Ах, эти мысли, чувства, звук и слово!
Я вспомнил вас, подмостки сцены и рояль,
Ваш образ чудный, ваше вдохновенье.
Прекрасным было всё: лицо, фигура, шаль,
Но вашу красоту затмило ваше пенье.
То был действительно блистательный вокал:
На сцене вы творили радость, муки;
Согласно музыке – страстей накал,
И будто пели даже ваши руки.
И буря вновь в душе, и чувственный экстаз,
И вновь меня одолевают страсти;
Вот сердце встрепенулось птицей счастья,
И всё звучит, звучит: «Я встретил вас».
Да, пусть мелодия любви в душе звучит,
Романс в судьбу вплетается рефреном.
Любовь – бессмертна и её лучи
Подобно духу не подвластны тлену.
«В тумане жизненном Авророй…»
В тумане жизненном Авророй
Предстанешь вдруг передо мной,
Я неземным любовным взором
Сольюсь с тобой. Одной волной
Уйдут в пространство, в мир Вселенной
И жар пылающей души,
И плоти трепет вожделенный, –
Любовь, достигшая вершин.
И предписанье Поднебесной,
Судьбою нашей станет здесь.
Нельзя прожить всю жизнь безгрешно:
Любовь и крест даны нам днесь.
Зимние грезы
Под завывание метели
Взгрустнул я, вглядываясь в даль,
И вдруг увидел: заблестели
Твои глаза, а в них – печаль.
Глядела ты печальным взором,
Сердечной тайною маня,
Так затаенно, без укора,
Услышал я – зовешь меня.
А вихри снежной пеленою
Стремились образ твой затмить,
Как будто спорили с судьбою,
Что нас связала, словно нить.
И бросил вызов я метели:
«Остановись! Уйми свой бег!
Любви цветы – цветы апреля, –
Не страшен им мороз и снег».
И крикнул я ветрам вдогонку:
«Не угасить вам пыл огня;
Летите в дальнюю сторонку,
Где ждет маня любовь меня.
И пусть она услышит песню –
Песнь торжествующей любви;
И возвращайтесь вместе с вестью:
«Горит огонь в ее крови!»
И тут один веселый ветер
Вдруг, обернувшись, прокричал:
«Любовь сильней всего на свете,
Превыше всех земных начал!»
Воспоминание (романс)
Памяти Таисии (Терезы) Пучковой
Тишина над городом царила,
Что-то мне взгрустнулось неспроста,
Я облокотился на перила
Старого чугунного моста.
Пары шли и проходили мимо
Чистого зеркального пруда,
Я мечтал о нежной и любимой, –
С нею мы встречались здесь всегда.
Стоит ли печалиться и плакать,
Когда розы начинают цвесть?
Только розы молодого сада
На могилку я могу принесть.
Взор ее и чистый, и игривый,
Щеки все в румянце, как в огне,
Но потеря радостной, счастливой
Пребольшое горе, горе мне.
Больше мне волос ее не гладить,
Алых губ ее не целовать:
Не сумели мы с судьбою сладить, –
Я остался жить и горевать.
Ночь давно над городом парила,
Не зажглась заветная звезда,
Будто бы прикованный к перилам
Я стоял, и падала слеза.
Пары шли и проходили мимо,
Разговором, шутками звеня,
А она с небес душой незримой
С грустью кротко смотрит на меня.
Галина Богапеко
Москва
Галина Богапеко (Колосенко) коренная москвичка – поэт, член МГО Союза писателей России, член Союза писателей XXI века, давно и профессионально работает на ниве русской поэзии. Она автор шестнадцати сборников. Книги Галины Богапеко выставлялись на международных книжных ярмарках, на on/fction, Публиковалась: в газетах: «Поэтоград», «Московский литератор», «Литературные известия», в Нью Йорке в газетах: «Новый Меридиан» и «Репортёр»; в журналах: «Смена», «Юность», «Молодая Гвардия», «Дети Ра», «Журнал Поэтов», «Новая Немига», «Зинзивер», «Кольцо А», «Камертон», «Южное сияние», «Велико-россъ», «Нобелевский тупик»; в альманахах: «Муза», «Золотое руно», «Российский колокол», «Эолова арфа», «Новый енисейский литератор», «Третье дыхание», «Подольский альманах». Стихи Галины Богапеко переводились на болгарский язык. В 2017 году присвоено звание «Заслуженный писатель».
В стране душевных ливней
На скрипке Паганини сыграй, мой майский день.
В стране душевных ливней, где гай, я слышу звень.
Я вижу теплоходы, плывущие в туман
К китайской мифологии, созвучной знаку – Ман
Я чувствую, что мана настигнет в майский день,
Божественную прану, ведущих караваны
Я чувствую, а день уходит в тень…
Сны в голубой оболочке
У менял серебра, и меня, и у кошки линялой
Нет седла, оседлать рысака и судьбину упрямо,
И с рожденья Адама,
И с момента зрелого яблока в райском саду,
Я иду по ступеням, давно по ступеням с базара,
Я устала, устала, а ноги идут и идут.
Я б лакала как кошка из молочной реки Сенегала,
Я б носила кольцо и в ушах, и в носу на губе,
Я б по Африке вместе с жирафом шагала,
Обвенчалась с Природой и забыла б совсем о тебе…
Но картины Шагала и сны в голубой оболочке,
Гениальный абсурд обожаемого Дали,
Незабвенны до смерти Пушкина нежные строчки
О любви, о любви, о любви,
О бессмертной любви…
Напомнят о тебе однажды
Сегодня полюбив до боли,
Я завтра о тебе не вспомню,
Я слышу звуки с колокольни,
Звонарь старанием доволен…
Но годы пролетят, и волны,
Шумя прибоем к кромке пляжа,
Однажды о тебе напомнят,
Напомнят о тебе однажды…
И эту боль сквозь лунный просвет,
И этот дар любви мгновенья, –
И вспомню сразу нашу осень,
Давно ушедшую в забвенье…
Гуляет ветер, вихри стонут,
И соло колокол исполнил:
«Я завтра о тебе не вспомню,
Не назову своей любовью…
Это было прежде
Дыханьем к морю, а макушкой к небу,
душой к прибою. Веточкою вербы
Рисую на песке прибрежном,
Почти как в детстве нежном,
зеркальные очки,
В которых твои зрачки,
как небо голубое –
в речку голубую,
бликуют, –
расширяясь в миг надежды.
Всё это было, это было прежде…
По картинам Сальвадора Дали
Панорама на холсте
Вот панорама на холсте, в ней небо жизнью обделёно,
Там нет живого в высоте, и океан – он мёртвый словно.
Всё мёртво, даже не сурово, и слова нет, чтоб описать
То одиночество пустое и неизбежности печать.
Там скалы в метрах ста от брега,
Как памятники на погосте.
И, кажется, что в скалах кости,
Что там ковчег таинственного Геба.
Полуобнажённой у скалы стояла молодая особь,
Как бы к скале прижавшись носом,
Рукой закрывшись от хулы…
Её вела по жизни карма – блаженного начала к жути,
Она почти сливалась с камнем и становилась его сутью.
Как отрешённое создание
Там, высоко над океаном,
Окаменевшим женским станом,
Она как символ наказания…
Всё мёртво, даже не сурово, и слова нет, чтоб описать
То одиночество пустое и неизбежности печать.
Сужение мысли
Мысли тянулись до прорисовки закатного берега.
Может быть там, за картой, времени нет,
а есть ощущение парения.
Может быть, там когда-то было всё, как на карте –
И закаты, весенние закаты в марте,
Когда солнце в инее на воображаемой линии,
А под снегом дрожжевая опара – брожение.
Сужение мысли во времени, время разрастается
До горизонта, за горизонтом превращается
В облако и теряет своё значение – в лилию…
Перспектива
Я издали вижу, как плещет титан-океан,
Я вижу прибрежный высокий округлый и гладкий бархан,
И раковина, с розовым перламутром внутри,
На этом бархане лежит.
Её распахнул неведомый ныне мудрец.
И жемчугом солнце лучи распустило окрест.
И розовым небо, и розовым облако стало,
И розовый блик на воде, как отблеск металла,
Как лезвие, на котором парусник,
Вдруг, обозначил новой эпохи начало.
Бабочка в эстампе георгина
В молочном коконе созреет бабочка
С рисунком ночи на крыльях синих
И полетит, природой одержимая,
Под, над цветочным тихим смирным миром,
И станет штампом устаревшей лиры:
В песочных локонах, на стёртых тапочках.
В эстампе георгина, –
Вдруг оживёт, замашет крыльями.
Вновь полетит, природой одержимая,
Под, над цветочным, но немирным миром…